Роман Кунсман: Sky drawings

 Всего за одни календарные сутки, сразу две некие молодежные общности, не связанные друг с другом, попросили сказать несколько слов о загадочной фигуре отечественной джазовой сцены 1960-х годов - Романе Кунсмане. Происшествия нежданных интересов, в данной величественной персоналии, случились в минувшую субботу. Сначала на одном сэйле, возникшем где-то на Каменноостровском (считай, переаттестованном Кировском), и парой часов спустя - на пьянке с поводом трехлетия одного питерского издания. Смущали обстоятельства, перед которыми было поставлено мое нелаконичное лицо: отсутствие вычитки в первом предприятии, и беспорядочная фиксация вылетающих слов под запись - во втором. По сему, решил сам набрать эти предложения, неразграниченные абзацами.

 Замечу, при компиляции портфолио дурновкусицы, юный эрудит-филофонист, наверняка, внес бы в шорт-лист, Кунсмана. Однако, фамилия, кроме подозрений на, отключенную 5-ую, графу, практически ни о чем не говорит, ныне живущим. Имя, и уж тем более, отчество исполнителя, являлись утраченным пин-кодом для посвященных в главное и, незаслуженно обесценившееся, таинство. Для нас же - люда, слушательски неполноценного, с невзыскательными предпочтениями, Кунсман - Фигура Речи. Исполнитель был неизвестен нам целых 14 лет, от момента рождества собственного. Изначально это была отличная анонимная музыка, сопровождавшая выпивон пенсионеров, в купчинской квартире-музее музыковеда и барабанщика Валерия Семеновича Мысовского. По мере поступления алкоголя в заснеженную область центральной нервной системы, началось хозяйское откровение перед ходоками, посетившими обитель, на предмет выходных данных, доносившегося из колонок. В комнате тогда были саксофонисты Фрэд Запольский (друг Мыса с начала 1950-х) и Ганс Зуйков, тромбонист Назаров по кликухе "Нарзан" (бытовало мнение, что минералку он пил за всю свою жизнь всего однажды). Ну, и моя рожица, каким-то странным образом затесалась в ту замечательную компанию. Услышанное в тот день, будоражило слабенькое воображение, мне сделали копию с первоисходной катушки-оригинала. Особому преклонению артефакту сопутствовал такой факт - запись ни разу не издавалась официально, и долгие годы считалась утерянной. Ленинградский квартет Кунсмана, запись концерта, на студии таллинского радио и телевидения, в конце 1966 г.: сам Кунсман на альтухе, Мысовский на барабанах, на контрабасе Эдвард Сергеевич "Москаль" Москалев, на пианино Юрий Михайлович Вихарев. Монолит Героя требует подходящей буквенной огранки, но, увы, никто окрест не удосужился, мы на своем, более чем, любительском уровне, хотя бы попытались. И даже имели огромную честь общаться с Маэстро летом 1999 года, пребывая у родни "на Земле ОбетОванной..." (как поет Александр Шеваловский с ударением на третий слог), спустя долгие годы, после его отъезда. Вряд ли кому-то будет интересно, но относительно недавно Кунсману исполнилось 72 года. Конечно, отметил. Как всегда в полном одиночестве. Взял бутылку, вышел прогуляться сам с собой по Невскому проспекту. Потом куда-то заходил, чего-то пил, дальше не помню. Мы поздравляем великого альт-саксофониста, флейтиста, композитора, аранжировщика Романа Шаевича Кунсмана с ненаступившим днем рождения. Дату всячески коверкают музыковеды, путая то с датой смерти, то с какими-то промежуточными периодами. К пузырящемуся потолку поднимается моя тощая правая ветвь, с засаленной стаканюгой. Сдвинем граненные! Раньше нам были любопытны биографии, но выяснялось, что при попытке детализации, хронологии зачастую условны, эпизоды приводятся не самые знаменательные, объект разинтересовывает - набор цифр, черточек и слогов, не более. Вот именно поэтому, на старости лет, нам все явственно становится дорога психологическая достоверность описания человека. Так что здесь вы не обнаружите, пошлого намека на obituary article, о смерти замечательных людей. В 47-ом, маленький самаритянин Рома вместе с семьей переезжает в Ленинград, где идет в общеобразовательную и музыкальную школы. Проявил огромную любовь к джазу, за нормальные взгляды и форму мышления. К двум десятинам земного существования, Кунсман, успел переиграть в биг-бэндах Иосифа Владимировича Вайнштейна, Владимира Сегала, со своим альт-самоваром в Туле у Кролла, хохляцком эстрадно-джазовом "Днипро" альт-саксофониста Игоря "Петлюры" Петренко, из небезызвестного братства. В 1963 году он собирает свой бескомпромиссно-разрушительный олл-старз квартет, который оформил и сартикулировал, в полной мере, всю исполнительскую и композиторскую мысли бэнд-лидера. В середине 60-х, как и ряд солистов ленинградского оркестра Вайнштейна, он перебирается в Москву, в оркестр Лундстрема, где с Петренкой, Гольштейном и Щеголевым становятся ведущими солистами. Практически все сольные эпизоды в пьесах столичного оркестра, созыва тех лет, приходились на ленинградцев. Кунсман и валторинст оркестра Вайнштейна - Владлен Груз, расписывают для Лундстрема аранжемент на произведения советских композиторов. Их можно услышать на лундстремовских пластинках-гигантах 1966-1970 годов. Стоит отметить, что пара пьес Кунсмана все же прошла худсовет, и была опубликована на одном, из тех винилов. Сильнейшие композиции "Луч тьмы" и "Небесные узоры". А лейтмотивное кунсмановское "Одиночество" в 1967 удостоилось награды Союза Советских Композиторов. Но работа у Лундстрема, скорее всего была вынужденной мерой, не смотря на высокую тарификацию, там приходилось играть то, что требовалось, а не то, что порой хотелось. Поэтому он вновь вернулся в город над вольной Невой. В конце 66-го - начале 67-го он со своим квартетом наносит визиты в Таллин, по протекции старейшего в стране, ленинградского джаз-клуба "Квадрат", где и производились записи, ставшие классическими. На ленинградском телевидении он записывает ночную сессию записи, как солист оркестра Сегала. Фонограмма долгое время хранилась у нашего приятеля, музыковеда Григория Яковлевича Франка, который на правах тогдашнего теле-ведущего передачи о джазе "Музыкальная гостиная молодежной студии "Горизонт", выступил в качестве организатора. Я слышал эту запись однажды по пьянке, но в последствии мне хватало дополнительной смелости, чтобы зайти к уставшему Франку. Хотя регулярно пьяный я проходил по Бухарестской, мимо Института Кинематографии, где он преподавал в конце своей жизни. Спрашиваю у вахтерши: "Когда у вас Григорий Франк появится на занятиях?" - "Никогда. В таком возрасте, он то пил, то завязывал, то бегал по утрам, а все равно помер пару лет назад.". В конце 60-х Кунсман, по рассказу пианиста Фомина, разочаровался в функциональности музыки, как выразительного и чувственного метода передачи информации. Он тратит последние деньги на записи у коллекционеров, изыскивает средневековые труды по оккультизму, выслушивает обидные насмешки от любимой барышни, официально считается то временно-неработающим, то усердным тунеядцем. Видимо, на этом его фантастический квартет и прекращает существование. Они блестали на всех актуальных вечерах города, были звездами ленинградских молодежных кафе, их узнавали на улицах. Вскоре Кунсман играет в пригородных танцевальных оркестрах, в парковых ракушках, по вечерам сидит печальный, в жутком депрессивном состоянии, в столовой на Васильевском, со своим, наспех собранным, халтурным квартетом: братья Колпашниковы "Колпаки" - барабаны, контрабас, оба вокал; Анатолий "Фома" Фомин - пианино, и сам руководитель на альт-саксофоне. Он композиторствует для себя, так сказать, в стол, пытается совместить славянский фолклор со структурой идей западных джазовых новаторов тех лет. Пытается изобрести (!) еврейский джаз-рок в СССР... Лет 8 тому назад, в часа два ночи, по зимнему времени, раздался звонок. Тогда я жил не один, и пролонгированные поздние беседы, особенно по пьяни, вызывали постоянное недовольство у моей знакомой. На том конце скрученных телефонных кабелей был собиратель пластинок, тромбонист В.А.Мазурин (1934-2007), в прошлом инженер и электрик, в юном - сводный брат Г.Л.Гольштейна. У Владимира Александровича тогда спиздили пальто после нашей встречи в заведении общепита на углу Миллионной и Мошкова. Слово за слово, и по столу, он упомянул Кунсмана: "В году 68, после долгих уговоров и скандалов, Верка, Царство Небесное, ответила мне взаимностью. Мы с ней по несколько месяцев не общались, случайно где-нибудь встретимся, проходим мимо. Но тут она сама первая ко мне вдруг обратилась. Я перепродал кое-какие записи, провернул пару дел, появились башли неплохие. А все равно ведь пропью, буду потом опять в нищете до зарплаты инженерить. Ну, думаю, лучше побыть с Верочкой, вдвоем. Пошли мы в старую "Москву" на Невском, там обычно Славка Чевычелов играл, и "Клюка" Носов - они тогда сидели на ширеве, но играли всегда ништяк. В тот вечер их не было, на замене был Рома Кунсман, он подошел и сказал: "Вова, мне очень одиноко в этой жизни. Я устал от этих бессмысленных халтур, от этой пустой музыки, от невозможности любить и понимать". Выпил водки, замолчал. Это парень, которому лет и 30 еще не было, говорил. Представляешь на сколько он был зрелым и мудрым, в отличии от многих сверстников. А я его старше лет на 7 всего был..." Странным образом Кунсман объявляется в ебланской прозе модного столичного писателя Василия Аксенова. Автор может и чужд нам, но стоит заметить, что после того, как он отправляет удивительного саксофониста в свои строки, это его заметно реабилитирует. Не задолго до своего тихого и невидимого отъезда, Кунсман, пообщался с нашим другом тенор-саксофонистом Фрэдом Запольским: "Фридрих, лучше уехать в полную неизвестность и опасность, чем доживать здесь эти недолгие годы, все зная на перед, что со мной будет". Фридрих Григорьевич добавил: "Роме было 29 лет, он не стал дожидаться своего юбилея здесь. День рождения отметил уже в дороге. Уехал, позанимался там музыкой, а затем ударился в религию". Вроде и все, в Израиле он собрал свой ансамбль, из местных мастеров, и почти 6 лет активно гастролировал по всему земному шарику, выступал даже в Нью-Орлеане, Монтре, и Нью-Порте. Т.е. во всех эпицентрах горячих джазовых точек на картах. Аккомпанировал актеру и вокалисту Арье Ейнштейну ("Арику Айнштейну"), буквально намедни приказавшего долго жить, о чем писали многие про-израильские паблики. Подробнее о деятельности Кунсмана там, мы знаем только с его слов, но с нами он практически не разговаривал. "Джаз - это ерунда, музыка - полная ерунда. Я поэтому покинул израильский симфонический оркестр". Десятилетие тому назад, по инициативе советского литератора и общественника Николая Брауна, в газете "Невское время" объявилась заметка, написал ее Михаил Лоов, правда, за вымышленным авторством. Фабула вкратце: безработный Рабинович, ввиду извечных сложностей с трудоустройством, решает сам себе придумать профессию, и наняться по инновационному, с его точки зрения, профилю; устраивается на некое предприятие, и начинает выполнять странные обязанности, отметина в его трудовой книженции звучала так "Определитель лиц еврейской национальности по лицу"; он блестяще справляется с делом, перевыполняет план, уличает в еврействе даже собственное начальство, и в итоге становится единственным действительным евреем в организации; однажды слушая записи Романа Кунсмана в своем кабинете, он решает, что Кунсману не место в данной конторе, но не может справиться с очарованием Гения исполнителя, и навсегда уходит сам с занимаемого кресла. Остался только один. "Сюжета как такого нет, выдумано в антракте между очередным стаканом. Жалкое подаяние за паршивую статейку, в тайне от меня, почему-то получил приятель, врач-нарколог Антон, который сразу же пропил милостыню от локальной печатной коммуникации", - прокомментировал Михаил. Спустя пару лет после смерти Романа Кунсмана, джаз-клуб "Квадрат" издал коллекционным тиражом рукотворно оформленный диск с записями 1966 года. В начале второго десятилетия 21 века, портрет Р.Кунсмана, украшающий своим святейшим ликом посрамленные стены, различой хуйни. Их можно было застать в петербургских лофтах "Этажи" и "Зимний", заведении общественного питания для хипстоты "Жан-Жак Руссо" (филиал на Петроградской), пространстве "Тайга", баре "Терминал", и, некоторое время валяющимся, на подоконнике, в новомодном молодежном магазине одежки "Алоэ". Как и абстрактный "Рабинович" мы выражаем искренние слова восхищения этой небесной Музыкой, и огромную благодарность дорогому Господину Роману Кунсману!

Гистунд, лэхайм, дорогие товарищи!

С уважением!