Герои
«Не надо бояться, всё нормально»: Кто защищает права заключённых и жертв полицейского произвола
В конце октября на свободу вышел Алексей Гаскаров, отсидевший три года по «болотному делу». Гаскаров так и не дождался УДО, отбыв свой срок от звонка до звонка. Не помогли ни примерное поведение, ни общественный резонанс. Это довольно показательный пример того, как власть выделяет осуждённых по политическим мотивам в особую касту. «Путь к свободе лежит через тюрьмы, — сказал Алексей встречающим его журналистам. — Так что не надо бояться, всё нормально… И тюрьма — это не то чтобы какой-то крест на жизни».
Так оно или нет, но сегодня количество политзэков растёт: этому способствуют в том числе и новые законы, регулирующие коммуникацию в интернете, когда за репост или лайк в соцсети можно получить вполне реальный срок. В мае этого года правозащитный центр «Мемориал» опубликовал список политзаключённых — в нём 87 фамилий. Но этот список далеко не полный, в него попали лишь те люди и дела, которые правозащитники смогли собрать и проанализировать, чтобы сделать аргументированный вывод о незаконном характере уголовного преследования и политической подоплёки.
Кто сегодня помогает политическим заключённым и жертвам полицейского произвола, с какими трудностями они сталкиваются? FURFUR пообщался с бывшими политзэками и представителями правозащитных организаций, чтобы попытаться разобраться в этом вопросе.
Текст: Вениамин Волин
Владимир Акименков
бывший политзэк, узник «болотного дела»
История
10 июня 2012 года, в день моего 25-летия, ко мне домой пришли люди из СК проводить обыск по «болотному делу». После обыска меня повезли на допрос — я взял 51-ю статью. 14 июня судья Басманного суда Артур Карпов арестовал меня на два месяца. Мне предъявили обвинение только по части 2 статьи 212 УК, при этом у меня не было самого события преступления. Следствие утверждало, будто бы я «приискал древко» и бросил его прицельно на расстояние 50 метров, попав в грудь неустановленному омоновцу. Это ложь. Не говоря уже о том, что слабый здоровьем человек не мог сделать это в принципе. В суде не были и не могли быть представлены доказательства псевдообвинения, кроме лживых показаний полицейских. По сути, меня взяли из-за того, что на момент задержания я был примелькавшимся политактивистом; кроме того, весной 2010 года я получил условный срок по 282-й статье, но, с точки зрения силовиков, не исправился, продолжив заниматься активизмом.
Отношения в тюрьме
В тюрьме к политическим проявляется разное отношение — от уважения до невосприятия. В целом относятся нейтрально, порой нейтрально-положительно, но часто без понимания позиции человека, вышедшего на площадь за свои и чужие права, без её разделения. По объективным причинам (широкая огласка преследования, выход по амнистии и как следствие непопадание в колонию) мне не довелось столкнуться с адом, который пережили другие политзэки. Но тягучие явления и тяжёлые моменты были, и в условиях фсиновской системы это неизбежно. От искусственного создания мне бытовых трудностей до посадки с провокаторами, оказывавшими на меня давление.
Помощь
Стоит отметить, что в 2012–2013 годах я и другие политзэки по «болотному делу» получили помощи и поддержки больше, чем многие политузники в РФ. Наше существование облегчали и отдельные активисты, и целые проекты: «РосУзник», «Комитет 6 мая», Союз солидарности с политзаключёнными (ССП), «Русь сидящая», команда блогера Бериллия и так далее. Анархистам из наших также помогал АЧК («Анархический чёрный крест»). Оплата адвокатов, передачи, помощь семьям, пресса, переписка, множество разнообразных акций, сетевая активность, работа с медийными персонами, продвижение темы нашего преследования за рубежом. Помощью болотникам и другим политзаключённым сейчас также занимается правозащитное направление «Открытой России», возглавляемое Марией Бароновой, спасибо людям из «Открытки».
Деятельность
Пусть в меньших, чем сейчас, масштабах, но помощью политрепрессированным я занимаюсь с 2010 года. Видя перед собой множество примеров политических преследований, я не мог не включиться в поддержку пленников режима. Об особенностях помощи узникам и о возникающих при этом проблемах более подробно можно ознакомиться в моём интервью «Открытой России».
Александр Францкевич
белорусский анархист, бывший политзэк
История
Я попал в тюрьму по подозрению в участии в радикальных акциях в Беларуси. В 2009–2010 годах прошёл ряд радикальных акций в Минске, Солигорске, Новополоцке, апогеем анархического прямого действия стала акция у российского посольства. Для Беларуси того времени это было очень смелым выступлением, и силовые органы никак не могли обойти такие громкие акции стороной. Через день после того, как за акцию у посольства ответственность на себя взяли анархисты, ко мне домой ворвались сотрудники СОБР и ГУБОП. Меня взяли тогда вместе с моими товарищами, часть из которых потом отпустили, а Николая Дедка задержали на длительный срок со мной. Долгое время на меня и Николая искали доказательную базу, перезадерживали по подозрению то в одном, то в другом уголовном деле. В итоге один бывший товарищ сдал меня по эпизоду в Солигорске, где в здание полиции закинули файер и разбили окно, и меня арестовали уже официально. После был суд, на котором я получил три года.
Трудности
Отношение администрации к политзаключённым зависит от отношения государства в целом. Так как у нас очень хорошо отлажена госвертикаль, то без санкции сверху администрация боится и шаг ступить, чтобы потом не пришлось за этот шаг отчитываться. Заключённые — это разнородный контингент, но в массе своей их мало интересует политика, а все взаимоотношения они строят на понятии авторитетности и определённых личных качествах — решительности, непреклонности, силе духа, хитрости.
Вначале ко мне относились, как и к другим политзаключённым, как к драгоценной вазе, которую их обязали хранить. Я, конечно, должен был выполнять все требования администрации, но милиция не старалась задавить меня этими требованиями — я так понимаю, всё это было связано с тем, что на высшем уровне обсуждали возможность освобождения политзаключённых в принципе и шли кулуарные обсуждения с Европой. Но потом что-то пошло не так, и отношение резко изменилось. Негласно сотрудники колонии и даже оперативники ГУБОП начали подсказывать мне, что написание прошения о помиловании может освободить меня. Когда они увидели, что писать это прошение я не собираюсь, они перешли от мягких предложений к жёстким требованиям. Сотрудники администрации и оперативного отдела стали создавать мне тяжёлые условия — помещать в карцер при малейшей провинности или даже без неё, через своих агентов распространять про меня слухи и натравливать на меня других заключённых. Это наиболее тяжёлый период моей отсидки — тогда я понял, как вся лагерная машина пытается косвенными методами давления сломать меня.
Даже ограниченная в методах воздействия репрессивная система могла доставить существенные проблемы, растянутые на долгом промежутке времени. Видимо, тут ещё сыграло роль их представление обо мне как о личности — ведь за весь срок отбывания на нас вели досье и составляли психологический портрет, который позволяет оперативным сотрудникам лучше давить на нас. Они попытались надавить на то, что считали моими слабыми сторонами. Но при всём при этом вера в свою правоту и ощущение поддержки товарищей с воли не дали мне упасть духом и позволили вынести с достоинством испытания, выпавшие мне на пути.
Помощь
В материальном плане, конечно, возможностей помогать было больше всего у правозащитных организаций — «Вясны», БХК. Также материально мне помогали «Анархистский чёрный крест», «Революционное действие», насколько я знаю, также помогали материально ребята из России, но организационную поддержку мне тяжело определить. Информационную поддержку и солидарность мне и моим товарищам оказывали все известные мне анархические организации и инициативы в Беларуси, России, Украине.
О белорусской пенитенциарной системе и её отличиях от российской
Различия, конечно, есть. Здесь гораздо меньше коррупции. Многим может показаться, что это значительный плюс, но, поверьте, для нас как для врагов государственной машины это не сулит никаких перспектив, а только одни проблемы. Отлаженная государственная вертикаль держит любого такого заключённого в крепких ежовых рукавицах, а о том, чтобы иметь в лагере мобильный телефон или другой запрещённый предмет, приходится только мечтать. Ни для кого не секрет, что в основном такие предметы приносят сотрудники колонии, а в условиях повального стукачества и борьбы с коррупцией даже если такие предметы и появляются на зоне, то по чудовищно высокой цене.
В России есть резкие контрасты между зонами: есть зоны, где правит милиция и всех не подчиняющихся самыми варварскими методами либо загоняют в низшую социальную касту, либо делают инвалидами. А есть зоны, где какой-либо режим отсутствует и единственная власть — это власть воров. По атмосфере такие лагеря разительно отличаются по масштабности давления, но власть — воров она или милиции — всегда остаётся властью.
Политическая ситуация в Беларуси
Политическая ситуация в Беларуси сильно зависит от отношений с Европой. Сейчас настал такой момент, что, несмотря на потепление этих отношений, в Беларуси в плане репрессий ситуация изменилась совершенно незначительно и с каждым шагом становится хуже и хуже. Уже появились новые политзаключённые — антифашисты (Бойков, Тиханович, Воловик) и анархисты (Дмитрий Полиенко). После каждой громкой акции милиция, как и раньше, проводит массовые аресты или обыски: например, после последней акции возле Белтелерадиокомпании, главного пропагандистского рупора государства, где анархисты закидали фасад лампочками с краской, обыски были проведены в более чем шести городах, у более чем 20 человек. Изымали технику, искали одежду. Репрессивная система никуда не делась после освобождения моих товарищей и в связи с процессами в России может стать ещё более тоталитарной.
«Русь сидящая». Волонтёр Владимир
(проект Благотворительного фонда помощи осуждённым и их семьям)
История проекта
Мы собираем средства и помогаем тем, кто пострадал от российского правосудия, проводим правовой ликбез и профессиональную экспертизу уголовных дел. Сам фонд помощи осуждённым появился в 2011 году благодаря деятельности нескольких людей, чьи усилия объединила Ольга Романова — известная журналистка и общественный деятель. Фонд был создан по тем же причинам, по каким появляются все другие реальные фонды: есть проблема у определённого круга людей, и для решения этой проблемы нужна помощь.
Так получилось, что в России пандемия осуждённых. Их количество постоянно растёт — прямо пропорционально появлению новых мест лишения свободы и расширению репрессивного аппарата. То есть, как бы это парадоксально ни звучало, но для того, чтобы снизить количество преступлений, надо сократить штат полицейских и закрыть тюрьмы. Среди тех, кто попадает в тюрьмы, очень много малообеспеченных людей, зачастую имеющих жён и детей. Это неудивительно: когда у человека нет экономических проблем, у него меньше мотиваций совершить преступление. А когда человеку нечего есть и не на что кормить семью, то пойти на преступление гораздо легче. Этим людям зачастую нужна элементарная помощь: постельные принадлежности, одежда, элементарные бытовые предметы, книги. И есть люди, у которых всё это имеется, и они не прочь помочь тем, кто оказался в сложной ситуации: неправомерно осуждённым, их семьям, несовершеннолетним осуждённым, детдомовцам, бездомным, многодетным матерям.
Бывший «узник Болотной»Андрей Барабанов, отсидевший 1400 дней, выкладывает в инстаграм рецепты тюремной кухни.
Фонд «Русь сидящая» занимается тем, что выполняет функцию буфера между теми, кто готов отдать, и теми, кто готов принять. Сам я стал помогать фонду совершенно случайно. Владимир Акименков, узник по делу о событиях на Болотной площади и антирепрессивный активист, как-то попросил меня написать письмо Ивану Асташину, политзаключённому, получившему 12 лет за сгоревший подоконник. Я согласился, и мы договорились встретиться в офисе «Руси сидящей», чтобы я написал письмо, а заодно передал его Владимиру. Попав в офис, я в реальности увидел, как и чем занимается фонд. Меня это впечатлило, и я предложил свою помощь. Во-первых, «Русь сидящая» всё время помогала хорошим людям; во-вторых, у меня несколько друзей неправомерно осуждены или ждут суда в местах заключения, а в-третьих, вы же знаете, что от сумы и от тюрьмы не зарекаются, и если я помогу людям в сложной ситуации, то и мне помогут в сложной ситуации. В общем, выигрывают все. После я несколько раз перевозил вещи, помогал с посылками и в общем содействовал тому, чтобы ресурс от тех, у кого он в избытке, попал к тем, у кого его не хватает. Так мне и предложили заниматься этим на постоянной основе.
Деятельность
Наша помощь носит различный характер. От юридической до передачи одежды, постельных принадлежностей, книг и игрушек — любой неденежной материальной помощи. Наша деятельность сводится к двум направлениям. Первое — когда в «Русь сидящую» обращается человек, который столкнулся с правовым произволом, его жалоба рассматривается коллективом, после чего принимается решение о том, как можно помочь на юридическом уровне. Второе направление — человек приходит или пишет в «Русь сидящую», что готов что-то отдать. Мы приезжаем, забираем вещи, после чего они сортируются и отправляются почтой в те места, где они нужны. На практике мы каждый день отправляем книги по библиотекам исправительных колоний, одежду в социальные центры реабилитации, спортивный инвентарь в детские дома... Ничего необычного. Ты пакуешь вещи в коробки, подписываешь их, отвозишь на почту и отсылаешь.
Репрессивная структура, как и любая другая структура, будет пытаться сохранить себя, создавая новые преступления, которые будут придавать смысл существованию надзорных органов. Наша задача — выйти из этого замкнутого круга
Проект «Университет для политзека»
Проект «Университет для политзека» появился благодаря инициативе Ольги Сутуги, матери политического заключённого Алексея Сократа Сутуги. Всё началось с того, что мать хотела помочь своему сыну в беде, осознала, что проблема её сына заключается не в его деятельности, а в деятельности правонарушительных органов. При этом с такой же проблемой сталкивается огромное количество людей, и всем им нужна помощь. И так как людей из тюрьмы так просто не вытащить, то можно хотя бы сделать их пребывание в местах заключения более комфортным и полезным. Ольга Сутуга начала отсылать образовательные материалы своему сыну, потом другим политзэкам, потом попросила помощи в отправке у других людей, и нашлись волонтёры, готовые отсылать различные образовательные материалы. Но их не всегда хватало. По крайней мере, не по всем дисциплинам. Начали искать преподавателей, они нашлись и стали подготавливать лекции для политических заключённых. Впоследствии инициатива стала обрастать другими инициативами. К «Университету...» присоединился проект «Сказки для политзеков», который на то время уже исправно занимался отправкой в места заключения различных литературных произведений, которые до этого нигде не публиковались, а также распространением историй от политзэков.
Позже появилась инициатива по коллективному поздравлению узников совести с днём рождения: в середине месяца мы инициируем встречи, на которых рассказываем о политзэках, у которых в следующем месяце будет день рождения, и пишем им письма. В планах «Университета...» стать неким буфером между высшими учебными заведениями и заключёнными, чтобы помочь арестантам реализовать их право на получение высшего образования. Несмотря на то что это право прописано законодательно, в реальности учатся единицы: например, в Иркутске из 14 тысяч заключённых образование получают всего 23 человека. И главным препятствием на пути к получению образования является деятельность ФСИН, в чьих интересах максимальная закрытость мест заключения.
Польза и трудности
Естественно, я считаю эту деятельность общественно полезной. Иначе я бы ею не занимался. Кроме того, что мы уже помогаем людям с различными проблемами, мы показываем реальный характер нашей репрессивной системы. И чем больше людей будут осознавать, что эта система не исправляет преступников, а сама по себе является причиной появления преступлений, тем быстрее наше общество перестанет тратить грандиозный ресурс впустую: содержание тюрем, надзирателей, судей, приставов... Вся эта структура просто тянет средства, мотивируя это спасением общества от опасных элементов. Но в итоге общество получает не хороших и исправившихся людей, а, наоборот, более профессиональных преступников. Несмотря на постоянный рост затрат на репрессивные структуры, количество преступлений только растёт. Но чтобы уменьшить их количество, необходимо сократить затраты на репрессивные органы. Потому что существование преступника всегда в интересах полицейского. Когда нет преступника, тогда и полицейский не нужен. Поэтому репрессивная структура, как и любая другая структура, будет пытаться сохранить себя, создавая новые преступления, которые будут придавать смысл существованию надзорных органов. Наша задача — выйти из этого замкнутого круга.
«Анархический чёрный крест»
(некоммерческая организация, оказывающая помощь заключённым-анархистам и антиавторитарным активистам)
История
«Анархический чёрный крест» (АЧК) появился ещё в период революционных бурлений 1905–1907 годов. Тысячи анархистов и социалистов были отправлены в ссылки и на каторгу. В знак солидарности и поддержки начали создаваться первые группы АЧК. Организация стала международной после появления ячейки в Лондоне. В Советской России в условиях сталинской диктатуры деятельность АЧК стала невозможной, и огромное количество заключённых-анархистов и антиавторитарных левых оказались в изоляции и лишились какой-либо поддержки. Только в 1980-х годах движение начало постепенно возрождаться, но тут же столкнулось с репрессиями со стороны правоохранительных органов. Поэтому снова появилась необходимость в создании подобных инициатив для проведения антирепрессивных кампаний и помощи нашим товарищам, попавшим за решётку. Ведь никто не сможет защитить анархистов от полицейского произвола лучше, чем сами анархисты. Самая элементарная форма поддержки — связь с заключёнными, поскольку главная цель власти — изоляция наших товарищей от движения. Мы публикуем списки адресов политзаключённых, чтобы любой сочувствующий смог вести с ними переписку. Кроме этого, у нас работает фонд, из которого мы выделяем средства для материальной поддержки и юридической защиты; фонд также финансирует пересылку заключённым литературы. Мы пытаемся быстро реагировать на репрессивные меры против антиавторитариев в других странах и поддерживаем тесные связи с группами АЧК во всём мире.
Деятельность и трудности
Мы ищем деньги на юристов, адвокатов, поддерживаем родных, помогаем с передачами и прочим. В том числе занимаемся информационной поддержкой: освещаем проблему, продвигаем свой взгляд на тюремную систему в частности и на репрессивную машину в целом. С годами становится сложнее, так как общество в целом становится всё более политически пассивным, это касается и анархистского движения. Сложно убедить людей, что проблемы политзаключённых касаются каждого: это проблема не одного случайного человека, а проблема всего общества, которое позволяет относиться к себе по-собачьи. Закрывая сегодня глаза на преступления репрессивной машины, завтра мы подвергаем опасности себя и своих близких. Кроме того, эти люди сидят не просто так, они сидят потому, что боролись за наше общее счастье, за светлое будущее.
Статистика
Сейчас мы в первую очередь уделяем внимание Сутуге, Кольченко, Романову, Бученкову. Причём Бученков прямо сейчас находится в СИЗО, и пока есть возможность серьёзно повлиять на его судьбу. Сутугу страшно прессуют, он не вылезает из ШИЗО вообще. Гаскаров уже на свободе, но с ним тоже были проблемы. Он вёл себя очень хорошо, никаких нареканий к его поведению не было, даже отмечали его положительное влияние на других заключённых, но и тут придумывали, к чему придраться: в последний раз отказали в УДО, потому что он не поздоровался с сотрудником администрации колонии. И всё в таком духе.
Политически мотивированных дел и преследований становится всё больше и больше — в такое время живём, увы. Сейчас в России 108 политзаключённых находятся под стражей или домашним арестом; 27 человек подвергаются уголовному преследованию без содержания.
«Комитет по предотвращению пыток». Волонтёр Екатерина
(некоммерческая организация, работающая в сфере защиты прав человека)
История и личная мотивация
Комитет был основан в 2000 году рядом известных нижегородских правозащитников. Фокусом деятельности организации стали случаи применения жестокого обращения со стороны представителей государства, по большей части полицейских. Мне тогда было десять лет, и я, конечно, знать не знала об этом движении, а просто росла себе в рабочем районе города, ходила в школу и дралась с мальчишками во дворе. Ну а потом, когда пришло время поступать в университет, я выбрала юрфак, желая изучать уголовное право и стать адвокатом. Для меня тогда показательным примером был Станислав Маркелов. На третьем курсе у нас вёл лекцию сотрудник «Комитета», который рассказал, как они в Чечне права человека защищают, какое беззаконие там творится. Меня очень заинтересовало, что «Комитет» работает в этом регионе. К тому же я поняла, что, помимо активизма, которым я на тот момент занималась, можно реально помогать людям, чьи права нарушило государство. В общем, в 2013-м я окончила универ, углубившись в изучение международного права, написала диплом по пыткам и пришла в «Комитет» за рецензией, а через некоторое время меня взяли в команду.
На сайте Pytkam.net в разделе «Показатели деятельности» можно найти подробную информацию по статистике дел, а в общем и целом результаты такие:
Количество поступивших сообщений о нарушении прав человека — 1900
Дел в производстве — 237
Установлено фактов пыток — 126
Осуждено представителей власти — 113
Присуждено компенсаций — 48 154 228 рублей
Отменено незаконных решений — 730
Деятельность
Мы осуществляем общественный контроль ситуации, связанной с проблемой применения пыток, бесчеловечного и унижающего достоинство обращения или наказания в России посредством оказания профессиональной юридической, медицинской и реабилитационной помощи жертвам пыток. То есть мы проводим своё независимое расследование по каждому инциденту и, если собирается достаточно доказательств, представляем в судах и органах следствия интересы лиц, пострадавших от насилия со стороны представителей государства. Бесплатно, разумеется. Ну а когда не удаётся добиться справедливости на национальном уровне, что бывает довольно часто, мы обращаемся в международные органы — главным образом в Европейский суд по правам человека.
Практически каждый день к нам обращаются новые заявители. К тому же в рамках деятельности ОНК наши сотрудники систематически посещают места лишения свободы, где даже сами по себе условия содержания зачастую являются унижающими достоинство, не говоря о том, что существуют реально пыточные колонии. В результате очень много обращений, в один только Европейский суд подано 88 жалоб. По самой известной из них, жалобе «Михеев против Российской Федерации», в январе 2006 года Европейским судом было вынесено положительное решение, в котором признано нарушение Россией ряда статей Европейской конвенции, в пользу Михеева с России взыскано 250 тысяч евро в качестве компенсации. На сегодняшний день это крупнейшая из компенсаций, взысканных Европейским судом с России. Это дело касалось применения пыток в отношении Михеева сотрудниками Ленинского РОВД Нижнего Новгорода, в результате которых Михеев выбросился из окна РОВД и, сломав позвоночник, стал инвалидом.
Под пытками Михеев подписал тогда признательные показания в изнасиловании и убийстве пропавшей девочки, которая через пару дней пришла домой целой и невредимой. Думаю, тут не нужны подробные комментарии, чтобы понять, что до сих пор некоторые дела раскрываются сотрудниками правоохранительных органов именно так, методом допроса с пристрастием. А пристрастия у сотрудников бывают разные: избиения на протяжении длительного времени, пытки удушьем, подвешиванием за руки или за ноги, электрошоком. Подозреваемых также подвешивают или связывают в неудобных позах, например в позе «ласточка»: руки жертвы сковывают наручниками за спиной, пропуская под цепью наручников металлический прут или трубу, и человек висит, не касаясь ногами пола, пока сотрудники полиции избивают его дубинками. В закрытых учреждениях ещё практикуется использование «своих» заключённых, которые избивают и запугивают подозреваемых, чтобы заставить их сотрудничать со следствием.
Случаев много, и они разные. К тому же нужно учитывать специфику региона. В Чечне, например, процветают пытки и насильственные исчезновения лиц, подозреваемых в участии в незаконных вооружённых формированиях, а также запугивания их родственников. У нас в Нижнем Новгороде это по большей части насилие при допросах и задержаниях, а также в тюрьмах и СИЗО. Также есть дела в интересах местных активистов по методам бесед, используемым знаменитым нижегородским центром по борьбе с экстремизмом. Например, 1 февраля 2011 года в «Комитет» обратился Никита Данишкин, который сообщил, что он был задержан сотрудниками ЦПЭ прямо у себя дома. Парень был доставлен в здание ЦПЭ, там сотрудники этого милицейского подразделения, в том числе, как утверждает Никита, и сам начальник ЦПЭ Трифонов, избили его, требуя признаться в подготовке террористического акта и распространении информации, позорящей честь и достоинство сотрудников ЦПЭ. Когда Данишкин, несмотря на применение к нему насилия, отказался писать явку с повинной, будущие «господа полицейские» принесли буксировочный трос, посадили Никиту в «турецкую» позу, связали ему ноги тросом, застегнули ему руки за спиной наручниками. Трос протащили от ног через голову, сделав на уровне груди узел на тросе, далее протащили трос через наручники. После этого начали поднимать Никиту над полом за трос и трясти, при этом узел давил Данишкину на горло, а тело сгибалось практически пополам, после чего милиционеры со всей силы опускали Данишкина на пол. В результате такой оперативной работы Никита потерял сознание. Когда он очнулся, сотрудники ЦПЭ ещё около двух часов угрожали ему и требовали написать явку с повинной, однако парень вновь ответил отказом.
Пытки могут грозить каждому, не обязательно быть оппозиционером или заключённым, чтобы испытать их на себе. Достаточно вспомнить, что российские правоохранительные органы работают по отчётной системе, и повысить статистику могут за счёт любого из нас.
В поисках справедливости Данишкин обратился с заявлением в Следственный комитет, однако это принесло ему только новые проблемы. По его словам, через несколько дней его опять вывезли в ЦПЭ, где с весёлыми комментариями и довольными насмешками пытавшие его сотрудники цинично цитировали ему поданное на них же заявление. Также они настоятельно рекомендовали ему это заявление забрать, но Никита этого не сделал. В результате сотрудники Следственного комитета шесть раз отказывали по различным обстоятельствам в возбуждении уголовного дела. Следователь установил, что Данишкин попытался убежать от своих конвоиров во время этапирования из отдела ЦПЭ в ИВС. Но оперативник догнал беглеца и уронил на землю подсечкой, надев на него наручники. Вот именно это обстоятельство (падение на землю из-за подсечки), по мнению следователя, послужило причиной возникновения множественных повреждений на теле Данишкина.
Сотрудники «Комитета» неоднократно пытались отменить это постановление следователя, обращаясь в прокуратуру и суд, однако упомянутые инстанции сочли его законным, несмотря на то что данная версия не подтверждается ничем, кроме показаний сотрудников ЦПЭ. Поскольку все средства правовой защиты на национальном уровне были исчерпаны, мы направили жалобу в Европейский суд. На сегодняшний день она уже коммуницирована, ожидаем решение в ближайшем будущем.
Трудности
Основной проблемой является тот факт, что сейчас независимая правозащитная деятельность в России фактически объявлена вне закона. В последнее время десятки правозащитных организаций подверглись притеснениям с использованием давно действующих и вновь принятых законов, в некоторых случаях эти преследования ставили их перед необходимостью самоликвидироваться. Что и сделал «Комитет против пыток» и многие другие правозащитные организации, которые Минюст признал иностранными агентами. Сейчас в реестре Минюста числится 134 организации в этом статусе. Попадая в такой реестр, организации становятся новыми врагами народа, ведь посредством пропаганды власти выставляют правозащитников иностранными агентами, которые якобы продвигают некую антироссийскую повестку и позорят честь и достоинство России перед Западом. Эта истерия подкрепляется акциями всяких нодовцев, которые детей зелёнкой поливают на встречах с правозащитниками.
«Комитет» тоже не обделён вниманием активистов, не без труда которых в отношении организации была инициирована проверка, по результатам которой нас внесли в этот «чёрный реестр». Оказалось, что любую публичную деятельность, любое интервью, любую напечатанную брошюру власть рассматривает как политическую деятельность, и если всё это сопровождается иностранным финансированием, то привет, ты иноагент. Членами организации было принято решение о ликвидации «Комитета», ведь мы никакие не иноагенты, мы защищаем людей от полицейского произвола, и эти люди — граждане России. В результате вновь созданную организацию, «Комитет по предотвращению пыток», тоже внесли в реестр Минюста, несмотря на то что организация ни разу не получала денег из иностранных источников. Минюст посчитал, что иностранное финансирование у организации есть, потому что российские граждане, делавшие пожертвования «Комитету», работали в российской организации, которая, в свою очередь, иностранное финансирование получала. Вот так мы узнали, что у любых денег, которые есть в России, можно найти иностранный источник, что непременно послужит внесением в реестр иноагентов. Поэтому сейчас мы ищем новые пути для продолжения своей деятельности. В статусе иностранных агентов мы, разумеется, по-прежнему не собираемся пребывать.
На самом деле в современных российских реалиях и эти трудности уже кажутся не такими страшными. Ведь сейчас репрессии переходят на индивидуальный уровень. Первое уголовное дело в связи со злостным уклонением от исполнения закона об иностранных агентах уже возбуждено в отношении Валентины Череватенко — главы российской некоммерческой организации «Женщины Дона». Правозащитнице грозит до двух лет заключения. Видимо, российским властям пришёлся по душе опыт Азербайджана, где за год власти посадили множество правозащитников и независимых журналистов.
Также последние два года были очень тяжёлыми для нас в плане работы на Северном Кавказе. Неизвестные люди дважды устраивали погромы в офисе «Комитета» в Грозном, в результате чего нам пришлось переместить офис в соседнюю Ингушетию (отмечу, что погром в июне 2015 года проходил при абсолютном попустительстве властей, за время полуторачасового погрома на место не прибыл ни один полицейский). Весной этого года офис был разгромлен и в Ингушетии. Более того, в тот же день было совершено нападение на сотрудников «Комитета» и журналистов независимых СМИ, которые перемещались на автобусе из Осетии в Чечню. Я принимала участие в той поездке. Нам заблокировали дорогу несколько автомобилей, после чего толпа людей в масках напала на автобус. Выбили черенками от лопат все стёкла, вытащили нас, сильно избили, а автобус подожгли. Кричали, что мы защищаем террористов и что нам нечего делать в Чечне. Очевидно, что такие действия говорят о максимальной эскалации конфликта между «Комитетом» и Кадыровым, которому наша деятельность в республике сильно колет глаза. В результате работать в регионе стало очень небезопасно.
Польза для общества
Не так давно «Комитет» провёл исследование совместно с Социологическим институтом РАН, в результате которого выяснилось, что хоть раз в жизни пыткам в милиции подвергался каждый пятый опрошенный, причём не только заключённые и так называемые группы риска, но и обычные граждане.
Разумеется, многим нет дела до каких-то там пыток. Однажды на пикете кто-то из прохожих спросил меня: «Какие ещё пытки? Средневековые, что ли?» Когда выяснялось, что пытки современные, в отличие от методов расследования, то люди отвечали в духе: «Всё понятно, это маргиналы, убийцы, ещё кто. Я вот законопослушный гражданин, и со мной такого никогда не произойдёт, а те, кто нарушает закон, им и поделом». Мне такая логика не близка, и к тому же она не отражает реалий действительности. Пытки могут грозить каждому, не обязательно быть оппозиционером или заключённым, чтобы испытать их на себе. Достаточно вспомнить, что российские правоохранительные органы работают по отчётной системе, и статистику повысить в следующий раз могут за счёт любого из нас.
Поэтому я, несомненно, считаю нашу деятельность общественно значимой, и хоть мы расследуем конкретные инциденты с конкретными пытками, защищаем мы при этом не только интересы заявителей, но и интересы всего общества, потому что никто и никогда, ни при каких обстоятельствах не должен подвергаться пыткам.
Изображения: Flickr.com/photos/fei_company
Комментарии
Подписаться