«Война» снова в бегах: Лидер арт-группы Олег Воротников о жизни в Европе, беженцах и тоске по России

31 декабря 2011 года участники группы «Война» сожгли полицейский автозак в Санкт-Петербурге — это была последняя задокументированная акция художников. Позади были штурм Белого дома, повешение мигрантов в супермаркете, публичный секс в Зоологическом музее и фаллос на Литейном мосту. «Поймите, это не художественная, это сверхудожественная акция! Это будет наш костёр тщеславия», — цитирует заявление «Радио Свободы» по итогам поджога. Группа объявила, что всего к 1 января 2012 года было сожжено якобы семь полицейских автомобилей. В январе 2012 года было возбуждено дело по факту поджога.

В марте 2013 года «Комсомольская правда» сообщила, что участники «Войны» Олег Воротников, ранее сидевший в СИЗО за хулиганство, и его супруга Наталья Сокол уехали в Италию. Сокол также обвиняли по статьям 318 и 319 УК за нападение на полицейских и оскорбление их в 2011 году во время акции «Стратегия-31». С тех пор активисты находились в Европе, перебираясь от одних знакомых к другим.

Сейчас лидеры арт-группы Воротников и Сокол вместе с тремя детьми вновь в бегах. После нападения соседей по сквоту российских художников арестовала швейцарская полиция. Их направили в лагерь для мигрантов, откуда они сбежали. В интервью FURFUR Олег Воротников рассказал о конфликте с соседями, миграционной политике Швейцарии и тоске по России.  

Автор: Дмитрий Окрест  

«Война» снова в бегах, что случилось в месте вашего последнего проживания? 

20 марта в нашу комнату, выломав дверь, ворвалась вооружённая толпа в мотоциклетных шлемах, с битами и щитами — чистый Майдан. Мы в это время купали детей в ванночке. Сначала нам залили глаза перцовым газом, потом меня повалили на пол и скотчем связали по рукам и ногам, сели сверху, стали душить. Козу (Наталья Сокол. — Прим. ред.) избили, оторвали от детей и вышвырнули с лестницы. У нас трое детей — шестилетнему мальчику Касперу повредили руку. Два наших ноутбука и два айпэда у детей напавшие украли. 

Люди, которые это сделали, называют себя швейцарскими правозащитниками, борцами за права беженцев. Приехала полиция, арестовала нас, нападавших никого не тронули. Случай схож с венецианским — тогда тоже арестовали только нас. Как поступили бы русские мусора: арестовали бы всех и потом разбирались бы. Здесь же арестовывают только бесправных. 

Что это вообще за место, в котором вы жили?

В Базеле есть улицa Вассерштрассе — это дома для бедноты, которые городское руководство сдаёт по мизерным для Швейцарии ценам. Часть квартир захватили сквоттеры и, хотя там продолжают жить старички и прочие несчастные люди, постепенно их выживают. Дом, где мы жили, принадлежит одному базельскому кооперативу, тем не менее нападавшие назвались хозяевами. Кого-то знаем в лицо, кого-то по имени. Мы туда попали благодаря цюрихской арт-институции «Кабаре Вольтер», её директор Адриан Нотц подыскал нам просторную комнату на чердаке. С прошлого лета сквоттеры начали нас травить, выкидывали коляски, нападали на детей на лестнице — был эпизод с туалетной бумагой, заснятый Козой на видео. 

Вы говорите про травлю, из-за чего она началась?

Швейцарцы плохо относятся к чужим людям, и им нужно было помещение. Сквоттеры хотели сделать из комнаты кинозал. К «Кабаре» мы обращались — не отвечают, видимо, боятся, что будут втянуты в разборки с полицией за укрывательство нелегалов. Уголовное дело в подвешенном состоянии, ведь мы нелегалы — оно, считай, бесперспективно. 

Что на ваши жалобы сказала полиция?

Нам удалось запечатлеть бойню, но когда заявили в полицию, то вырвали камеру из рук и спрятали. Затем мы посетили правозащитную организацию, которая помогает жертвам насилия. Предоставили на четыре часа адвоката — настолько они готовы оплачивать адвоката, а они тут дорогие. В миграционной тюрьме я имел беседу с полицией, они нарисовали две возможности: либо в лагерь и просить политубежища, либо нас разлучат с детьми и по отдельности депортируют на родину как нелегалов. Плюс в моём случае по запросу Интерпола. Началась обычная для полиции манипуляция детьми, и мы поддались на убежище. Мы не эмигранты, не беженцы, это не был жест, как у наших знакомых. Приехали на время, а потом канал возвращения захлопнулся. Традиционно швейцарские власти призывают покинуть страну к определённой дате. Если нет, то включаются репрессивные механизмы. Нас доставили в лагерь, оформили документы и буквально оставили лежать на полу в проходе. Нам сказали, что это лучший лагерь для семей с детьми. 

Что представляет собой лагерь? 

Швейцария — пожалуй, худшая страна с точки зрения поиска убежища. Во-первых, они избегают формулировок, связанных с политикой. Во-вторых, швейцарские условия для беженцев худшие. Мы ведь годами жили в самых непростых обстоятельствах. Тебя запирают в каморку — только *** [чудак] может предложить так жить и только *** [чудак] согласится на такие условия. Наверное, если ты сириец, у которого уже нет не только дома, но и родного города, то, может, и будешь рад. Сотрудники обыскивают каждый раз: я видел, как кавказского вида семья вернулась, и обыскали всех, включая разревевшегося младенца. И гордые кавказцы, которых не сломить, улыбались, когда ребёнок впал в истерику. 

Затем семьи перегоняют в лагерь в местечке Эш. Людей селят в подвале в крошечных кладовках без окон, кладут штабелями, как гробы. В русской тюрьме немного получше. При этом отнимают любые средства связи, ноутбуки, запирают безвылазно на неопределённый срок. В стены вделаны глазки для наблюдения. В миграционной полиции нам гарантировали, что поселят вместе. В итоге в кладовке, куда нас завели, нары сплошняком в два ряда и десять человек уже лежат. Итого 18 человек на 15 квадратных метров. Беженцы ходят по лагерю как тени, мужиков, нарядив в салатовые жилетки, периодически вывозят на уборку мусора — наши таджики отдыхают. 

Мы пробыли минут 20 — все живут буквально в кладовках без окон, набиты под завязку, мы гомерически посмеялись и покинули лагерь, что является грубейшим нарушением. Согласно данным полиции, тебя объявляют в национальной розыск и удаляют из базы заявителей — ты уже не проситель убежища, а нелегально находящееся лицо. Вообще, решение об убежище лежит на судье. Но я пересказываю то, что мне сказали в миграционной полиции. 

Ваши дальнейшие после бегства действия? 

Если бы не необходимость вернуть камеру с видео и компьютеры с архивом, то мы бы забили на допрос 6 апреля, где могут арестовать. Сейчас детали — до или во время допроса, с камерой или без — вышлют. Адвоката сейчас напрягли вернуть камеру, власти же просто собираются ловить и депортировать. Мы же готовы продолжать нашу подпольную жизнь, и поймать нас практически невозможно. Мы ездили в Базель — пытались допроситься, безуспешно, только время потеряли. Плюс юрист Антон Дрель объёмнее обрисовал перед нами ситуацию: если мы не найдём способ дать показания, то мусора имеют право в итоге уничтожить доказательства как не пригодившиеся. То есть тупо выкинут камеру. О её возврате пока не идёт и речи. Стараюсь этому не верить. 

Если вспомнить венецианский случай, на сайте «Послезавтра» в своё время опубликовали точку зрения самих итальянцев. Не думаете, что, увидев схожий эпизод, люди будут явно не на вашей стороне? 

Такое мнение действительно бытует — оно основное среди европейских анархистов. Но, Господи, европейские анархисты — это пустое место. В Венеции было драматичнее намного, тогда нас избили до полусмерти — мне сделали операцию на голове. Я был уверен, что нападавшим ответственности не избежать, но, несмотря на адвокатов в Италии, никакой ответственности не наступило. 

С нелегалами никто не церемонится, но ситуация в Базеле — не просто наши слова против их слов. Сейчас есть видеодокументация — она не у нас, но есть в полиции. Но даже если они уничтожат её, это будет далеко не единственная проблема — украли лэптопы со всем архивом, где вся наша жизнь и работы за последние годы. 

Последняя акция «Войны» и Петра Павленского — это огонь, в одном случае поджог автозака, в другом — двери. Вас только ленивый не сравнил с Павленским, например, тот же Марат Гельман: «Павленский — безусловно, сильный художник, более сильный, например, чем группа „Война“, чьи высказывания не всегда внятны». Что сами думаете о подобных сравнениях? 

Не думаю, что сейчас нам уместно заниматься арт-критикой и вести интеллектуальные беседы. У нас положение практически фантастическое — сам с утра просыпаюсь и удивляюсь. Подмечать какие-то нюансы у художников хорошо, когда у тебя всё в порядке. Что думает Гельман, что не думает Гельман — это совсем какая-то другая жизнь, но мы, конечно, в курсе всех событий. 

Но из всех акций «Войны» какую вы считаете самой важной для себя лично?

Тогда придётся отвечать и про Павленского, и про чёрта лысого, а я бы хотел избежать этой арт-критической залипухи. Нет же ничего хуже, чем художник, ******** [рассуждающий] об искусстве, особенно из далёкой Швейцарии. Художник, как вы и сами, наверное, догадываетесь, — это как раз и про лагеря, и про аресты, причём про неожиданные.

Раньше вам вручали премии, брали интервью. Сейчас вы нелегалы, вас преследует драки — достаточная демотивирующая вещь для ваших симпатизантов.

Для них именно так всё и выглядит. Уже когда мы сюда попали, то столкнулись с тем, что никому не нужны. Ещё до всяких драк были брошены сами на себя. Нелегалы, без документов, денег, в розыске и с детьми на руках. Здесь изначально относятся к приезжему как к человеку второго сорта, а если есть дети — то это целиком твоя проблема. Пока ты весёлый хипстер — это одно, когда ты человек без документов — ты никому не интересен. 

Образ Запада, что рисуют интеллигенты в России, — это выдумка. Люди здесь не нарушают ничего — недаром в европейском современном искусстве застой мощнее, чем при Брежневе. Арт забит в развлекательное гетто для богатых людей. Ты можешь побыть клоуном — и только тогда будешь интересен. Они сидят и ждут, когда из третьего мира подкинут идею. Этим я и объясняю успех российского акционизма, когда самые элементарные акции хорошо читаются.  

Ваш бэкграунд известных художников помогал как-то в Европе? 

Вот ведь поразительная ситуация. Когда с художниками встречаемся, они начинают писаться от восторга: «Ой, „Война“, „*** в плену“, „Панк в суде“, это же всё вы!». Чувствуют себя просто везунчиками, которым удалось пообщаться с теми легендами, о которых читали. Но когда разговор переходит в практическую плоскость — можно ли найти жильё или адвоката, — то практически все утрачивают интерес. Мы хороши где-то там — когда в российской тюрьме, то мы хорошие. 

Комната в подземном семейном лагере для беженцев в Эш. 18 человек проживают на 15 квадратных метрах от нескольких месяцев до полутора лет. Фото 31 марта 2016 года.

Олег Воротников после ночного обыска в швейцарском лагере для беженцев в Базеле, Фрайбургерштрассе, 50. 30 марта 2016 года.