Moloko plus: Кто и зачем делает журнал про терроризм и ультранасилие

Продолжаем исследовать культуру отечественного самиздата. На прошлой неделе мы опубликовали интервью с создателями литературного фэнзина Pollen, а теперь поговорили с основателем и главным редактором журнала moloko plus, посвящённого теме насилия и экстремизма. Первый номер выйдет уже этой весной и будет рассказывать о главных террористах XX века.

Почему ты стал журналистом? Насколько мне известно, у тебя нет специального образования.

Совершенно случайно. В 2008 году мой знакомый работал в пропагандистском издании в одном холдинге с «Правда.ру». Была команда из трёх-четырёх человек, меня позвали писать новости. Потом пригласили криминальным репортёром в «Газету.ру», и я угорел от повестки. Стало интересно читать про изнасилования, убийства, грабежи. Это было погружением в настоящую реальность. У меня был небольшой активистский опыт взаимодействия с судами, но, когда ты приходишь туда как журналист, это совсем другое. Я в то время читал Homo ludens Йохана Хёйзинги, и было забавно наблюдать, как повторяются описанные в книге судебные ритуалы. Через три месяца меня сократили. Карьера складывалась не очень удачно, пока я не устроился в «Каспаров.ру». Тогда я уже понял, что мне интересно. Мне интересны политические радикалы, наркополитика, суды, ЛГБТ…

Не самая бытовая повестка.

Смотря о чьём быте мы говорим. Обывательщина неинтересна, а вот быт, например, семьи Светланы Давыдовой — это уже другое. Сейчас по моим текстам о неонаци пишется две или три академические работы, я не очень вникал. Мне уже не нужно звонить в центр «Сова» за комментариями, потому что я примерно понимаю, куда движется правое сообщество.

Почему ты пишешь в основном на тему терроризма? Откуда такой интерес к неонацизму, левым радикалам?

Я люблю ******** [двинутых], молодых, голодных и злых. Хочется ещё, чтобы люди знали, чем отличаются политические радикалы разных убеждений.

По-моему, средний читатель сегодня может отличить правого от левого, скина от нациста. Ты так не думаешь?

Нет, не может. В Питере была история с моим приятелем — аполитичным скином. Он пырнул ножом оппонента, тот скончался (Паша писал об этом репортаж. — Прим. ред.). Как только «Комсомольская правда» узнала об этой ситуации, его тут же назвали нацистом, а это отягощает вину в суде, если докажут, что он действовал по мотивам розни и вражды. Нет, читатель не понимает. Читатель ещё и читать не умеет. Меня много раз переспрашивали о чём-то, что в тексте было описано достаточно подробно. Нужно писать так, чтобы понял тупой. Это, конечно, не значит, что читатель обязательно тупой. Надо исходить из того, что человеку будет лень гуглить. Сервис «Давай я погуглю за тебя» отлично показывает тенденцию.

Приведи пример или образ идеального гражданина и идеальное общество в твоём понимании. К каким политическим силам ты сам себя относишь?

Я белый гетеросексуальный мужчина в самом расцвете сил. Из ****** [плохой] семьи, ****** [плохой] школы и ******* [плохого] института. Гражданство моей страны меня скорее обременяет и тяготит. Идеальный гражданин — это что-то из Оруэлла, а идеальное общество — анархическое. Я когда-то считал себя либертарианцем. Но потом понял, что эта модель совсем не для меня. Сейчас я неавторитарный левый. Я легко могу жить в анархическом обществе. Для меня существование государства не является необходимостью. 

Расскажи о moloko plus, хоть ты уже и оставлял послание на сайте. Почему именно тебе стоит помочь с выпуском журнала?

Я не думаю, что я тут с кем-то конкурирую. Я просто хочу, чтобы мне доверились. К тому же я тот, кто способен собрать вокруг себя необходимый пул авторов. Хотелось организовать их не в рамках сайта, а в рамках команды журнала. Помимо прочего, это всё дико весело делать.

Полноценный самиздат.

Да, нам нужно самим найти денег и издать журнал. Заморочек много, потому что мы всё делаем с нуля, но уверен, что у нас всё получится.

Тематика первого номера уже утверждена? Терроризм?

Да-да, конечно, утверждена, терроризм. Уже и тексты пишем. Мы лучше сохраним интригу, я и так уже много чего сказал про тексты, больше не буду. Пусть ребята спокойно их напишут. 

Не боитесь, что вас запретят? 

Я читал как раз на FURFUR материал про возможный запрет самиздата, инициированный каким-то депутатом. Опасаюсь, что могут запретить анонимный сбор денег. Но мы что-нибудь придумаем. Мы не хотим запрета журнала, но готовы к нему, не буду скрывать.

На какую аудиторию рассчитываете? И количественно, и качественно.

Аудитория тут напрямую от тиража зависит. Мы думаем напечатать 1000 экземпляров. А так, мне кажется, это либо голодные и злые девочки и мальчики из небогатых семей, либо, наоборот, какие-нибудь бледные томные комнатные ребята, которые хотя бы из журнала узнают о том, что за окном есть страшный, но безумно интересный мир.

Каждый из авторов лично путешествует и ищет материал?

Конечно. Я пока не готов ничего разглашать, кроме текста про ИРА (Ирландская республиканская армия. — Прим. ред.) в XXI веке. По этому тексту нас консультирует один из известных ирландских журналистов. Этот материал анонсировал сам автор, остальные пока в тайне. Хочется удивить читателя.

У нас есть Александр Литой, он хорошо разбирается в правых, левых радикалах. Также у нас работает Юлиана Лизер, она часто бывала в Греции, в европейских странах. Хорошо знает, как там устроены сообщества левого толка. У неё выходил подробный материал о «заговоре огненных ячеек». 

Как ты вообще оцениваешь положение отечественной журналистики сегодня?

Невозможно ввести цензуру, касающуюся абсолютно всех. Сейчас СМИ, позволявшим себе некоторые вольности, довольно тяжко. Зарплата ниже, Роскомнадзор… Ситуация с «Лентой.ру» показала, что СМИ можно уничтожить за один день. По «Русской планете» было два удара. Первый, когда ушли я, Лизер и ещё три человека. Ушли мы потому, что началась лёгкая цензура по теме Крыма. Финальным ударом стало снятие главреда Пряникова. 

Журналист может найти себе место, но горизонт планирования очень маленький. Мы не знаем, что будет завтра. А на специфическую повестку всегда очень сложно было делать материал. Я писал свой текст о работе петербургского борделя, пытался отдать его в Esquire и получил категоричный отказ. Ещё пример: моя коллега недавно публиковала свой фотопроект в «Русском репортёре», и больше людей посмотрели эту работу на сайте «Эксперта».

Сейчас я работаю редактором на городском сайте. Это был культовый журнал, а сейчас мало кто замечает, что сайт ещё живёт. История с «Афишей.ру» тоже довольно грустная. В общем, СМИ есть, можно выбрать себе такую концепцию, когда тебе не придётся сталкиваться с цензурой и государством. Но тогда о чём писать? На острые темы стало очень сложно делать материал. Кому интересно, что российские неонацисты в составе тысячи человек воюют на Донбассе? Текст прочитали 100 тысяч человек, но, если бы я не опубликовал его, никто бы не расстроился. 

Если так подходить к вопросу, то можно вообще ничего не писать.

Я работал вне штата. Там говорят так: «Ты придумай что-нибудь, а мы, может быть, напечатаем». Текст пишется гораздо быстрее, чем впоследствии продаётся. Ещё и подгонка под определённое СМИ… Я один текст переписывал раз шесть, под разные издания.

Если ты занят написанием ежедневных заметок, ты не сможешь сделать полномасштабное расследование. Особенно если это расследование касается не дач чиновников или бизнеса генпрокурора, а какой-то темы, которая увлекает тебя и ещё 100 тысяч человек.

Рынок диктует, что писать?

Это вопрос не рынка, а, скорее, конъюнктуры. Умеет ли человек продать или нет. Не все умеют, не все хотят.

Ты общаешься с зарубежными журналистами? Происходит какой-то обмен опытом?

Ага, вот я недавно общался с датскими журналистами, они мои ровесники или даже старше. Так вот, они всё ещё учатся журналистике. С украинскими коллегами общаюсь. Это другая страна, другие реалии. Их повестка на всю страну отличается от нашей. Хотя, конечно, некоторые российские журналисты лучше ориентируются в украинской повестке. Потому что они больше пишут по ней. У меня есть коллега на ТВЦ. Он весь прошлый год занимался тем, что делал сюжет про войну. 

Видимо, это интересно, у этого высокие рейтинги.

Можно не кормить этим людей. Телевизор смотрят не потому, что это интересно, а потому что там что-то показывают. Я смотрел недавно федеральный канал, и для меня было шоком, что российский телеканал начинает программу с новости про Турцию. Это вопиющий непрофессионализм. Понижая планку потребления, мы понижаем собственную планку профессионализма. Нам проще делать плохой контент, и зрителю проще его воспринимать. Мы просто развращаем читателя.

Есть замечательный сюжет в мультике «Спанч Боб», где персонажи соревновались в производстве бургеров. И поняли, что лучшее блюдо — это концентрированный жир. Примерно так и происходит.

Ты не считаешь, что такая политика вещания оттеняет реальные проблемы? Мышление человека от обильной пропаганды переходит на уровень державного, национального. 

Тут дело не только в разнарядке. Конечно, на федеральных каналах есть темники, главредам других изданий звонят сверху. Многие поднимают щекотливые темы просто ради престижа.

Поработав в питерском СМИ, я узнал такую историю про «Петербург — Пятый канал». Туда никто никогда не звонил, но их владельца так прёт ощущение причастности к великому делу, что он делает вид, что ему звонят больше всех. Цензура как элемент престижа. Как у оппозиции в своё время: если вас не ********* [побили], не обыскали и не задержали — вы не оппозиционер. Так же и здесь: если вашему СМИ не позвонили сверху, то и чёрт с вами, вы не нужны.

Конечно, если ты будешь делать хороший контент в России, тебя быстро запретят. Поэтому нужно моделировать абсолютно прозрачную ситуацию — не идти на компромиссы, не соглашаться. Кто-то должен дойти до конца. Уничтожить своё СМИ, если придётся. Это очень слабое оправдание — «у меня столько людей работает, лучше я включу цензуру». Только так мы победим. Я не считаю ситуацию с «Лентой.ру» идеальной. Потому что уход по соглашению сторон — это не борьба с цензурой.