«Приходится провозить контрабанду с Запада»: Интервью с авторами литературного журнала Pollen

Самиздат в России несмотря ни на что живет. Причем не только в формате иллюстративных фанзинов, но и серьзных литературных журналов. Мы уже рассказывали про «12Крайностей» и «Носорог», теперь появился еще один интересный проект — издание «Pollen». Первый номер журнала, вышедший в конце прошлого года, был посвящен Томасу Пинчону, а сейчас готовится к выходу второй выпуск о Дэвиде Фостере Уоллесе. Мы поговорили с издателями журнала Владимиром Вертинским и Алексеем Поляриновым о культуре самиздата, «Бесконечной шутке» и литературной контрабанде. 

Чем вы занимаетесь?

В.: Сейчас моё профильное образование — оптимизация торговых сетей — очень помогает мне диджеить процессы в фэнзине, но последние несколько лет карьеру выстраиваю вокруг книг. Сначала работал в независимых книжных, сейчас — дизайн, вёрстка, всё, что связано с производством изданий. В середине 2015 года я попал в команду Валерия Анашвили и оформил ряд пособий по гуманитарным наукам издательства Института Гайдара и ИД «Дело». Особый предмет гордости — дизайн обложек для философско-литературного журнала «Логос». 

А.: У меня два с половиной высших: инженер-гидротехник, риелтор плюс два курса в Литинституте. Всегда хотел поучаствовать в просветительском проекте, и вот сбылось — пишу и перевожу для Pollen.

Что сейчас происходит с культурой самиздата в России? Почему вы вдруг решили замахнуться на тему зарубежной литературы — тему, на которую, казалось, сложилась стойкая монополия у книжных гигантов, университетских профессоров и переводчиков?

В.: Интересная тенденция: самиздат сейчас целиком переключился на визуальные практики. Выходит солидное количество зинов с иллюстрациями, комиксами, зинов-ради-зинов. Гики, надо отдать им должное, упорные ребята. А что касается литературно ориентированных — они где-то в 1990-х рассеялись и сейчас находятся в режиме death mode on. Гигантов, профессуры тоже на горизонте не видно. Академическая филология полирует классику, и этого ей для отчётности вроде бы хватает. Логика (капиталистическая, надо думать) больших издательств вообще непробиваема: кулинарный трэш и трактаты потомственных гадалок выходят ноздря в ноздрю с Пинчоном, и всё это делается обязательно плохо. Мы не чувствуем, что зашли на чью-то территорию.

Что думаете по поводу возрождения интереса к бумаге?

В.: Возвращение бумажного формата, на мой взгляд, связан, с одной стороны, с информационной перегруженностью сети для читателя, когда невозможно сконцентрироваться на чтении из-за звонков, уведомлений и гифов с Траволтой; с другой — ощущением отчуждённости от своего интеллектуального труда у автора. Слишком скоротечны стали ленты новостей. О бумаге трудно говорить без эстетического пафоса, надо просто хоть раз забрать тираж в типографии, и всё встаёт на свои места. 

Расскажите про название журнала?

В.: Помимо смыслов, которые мы заложили отдельно, это ещё и референция к роману Джеффа Нуна «Пыльца», который по неясным причинам получил в локализации название через слэш с оригиналом, что мне очень понравилось само по себе. Печатное в этом смысле строго отделено от произносимого. Pollen — очень неуклюже это произнести, кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу. «Пыльца» — удобней.

Для кого это всё?

В.: Наша целевая аудитория напрямую вытекает из расшифровки термина «фэнзин» — «фанатский журнал». Это неравнодушная к современной культуре молодёжь, для которой чтение художественной литературы носит не только развлекательный характер. Особо приятно отмечать, что многие наши читатели знакомы с оригиналами трудов, к которым мы прокладываем тропы. 

Вы уже отпечатали и распространили первый выпуск. Расскажите о нём.

В.: Мне ужасно повезло с переводчиками, поэтому пилотный зин был сделан качественно по тексту и очень плохо по самому зину. Идеальный микс интересного и некрасивого.

Первый номер, который в процессе своего рождения совершенно непредсказуемо менял формы и жил какой-то своей жизнью, в итоге стал законодателем стиля для последующих. Тогда мы работали над выпуском небольшой питерской тусовкой и планировали сделать литературно-поэтический зин, включающий в себя песни, лимерики, стихи, эссе, рецензии, интервью и тому подобное. Настоящий дадаизм. Но в рамках двух фигур — Томаса Пинчона и Грегори Корсо. По мере вёрстки Корсо становилось меньше, а Пинчона — больше. Пока номер совсем не превратился в байопик, что и легло в основу концепта журнала.

В этом есть и географический фактор. На момент завершения работы над номером мест проживания у фэнзина стало два: Петербург и Москва. В Питере мы собираем материалы, верстаем, вычитываем и печатаем. Содержание по большей части формируют наши московские коллеги.

Конечно, уместить биографию автора в такой небольшой формат — трудная задача. Поэтому в первый номер вошли совершенно разные по своей природе тексты: переводные рецензии, эссе, детективные расследования о первых изданиях, архивные письма и даже медитативные философские изыскания. Местами они слишком узкопрофильные, поэтому для последующих номеров мы выбираем более универсальные тексты. 

Если смотреть на содержание первого выпуска, доля оригинальных текстов в нём незначительна, в основном — переводные. Планируете повышать? Или переводы в приоритете?

В.: В приоритете, конечно, собственные материалы. Мы хватаемся за любой авторский текст и почти всегда публикуем его. Дело здесь в том, что, выражаясь номенклатурно, есть кадровый голод. Мы работаем в изолированной среде, где транзит зарубежной литературы настолько слаб, что нет почвы для прорастания авторов. Приходится провозить контрабанду с Запада, где писатели, ради которых мы все тут собрались, уже давно и прочно вошли в канон. 

Где печатаете зин? Неужели находятся те, кто готов печатать такие микроскопические тиражи?

В.: Наша типография ведёт дела по хардкору, но предельно внимательно к таким низовым проектам, как зины. Мы ведь даже «не знали», что можно сделать скрепки. За что над нами, кстати, немедленно поиздевались. У DIY-проектов, как эта типография, нет корпоративной этики, зато есть профессиональная. За счёт респектабельных клиентов они могут позволить себе лояльные цены для таких, как мы. Раньше, насколько нам известно, они занимались только афишами для дансингов, а что такое фэнзин, если не дансинг? 

Кстати про тиражи. Что делать читателям, которым не досталось копии? Выкладываете PDF-версию?

В.: Нам не очень интересно вести дела зина в киберпространстве, но после публикации бумажной версии мы обязательно выкладываем PDF-номера. На Wordpress тоже лежат какие-то тексты, и здесь мы пересекаемся с американским ресурсом Orbit, на который, надо признать, поглядываем и ориентируемся.

Расскажите про финансирование проекта.

В.: Первый номер в 50 копий банально печатали на свои деньги. На новый, уже свёрстанный и готовый к отправке в типографию, будем искать поддержку в виде краудфаундинга.

Предполагаемый тираж вырос в четыре раза, соответственно, подросли и затраты. Но если что-то не получится, мы всё равно напечатаем зин — ограбим, например, бухгалтерию «Эксмо». В перспективе, конечно, хотелось бы найти источник финансирования, но мы пока действуем вслепую и меценатам нам предложить нечего.

О ком будет второй номер?

В.: Пытаясь сохранить какую-то связующую цепочку, мы решили сделать номер о Дэвиде Фостере Уоллесе, который неплохо рифмуется с нашим первым героем — Томасом Пинчоном. Оба — авторы монументальных великих американских романов, наверняка друг друга читавшие. Есть даже мнение, что «Радуга тяготения» и «Бесконечная шутка» находятся в постоянном спарринге за роль opus magnum XX века. Мы собрали материалы, перевели, коллективно сделали обложку (оммаж пингвиновскому изданию Infinite Jest) и набросали приблизительный план номера. Возникла дикая идея дать в номере художественный текст Уоллеса — рассказ Good Old Neon, который, разумеется, не влезал в предполагаемый макет. Здесь и началось расщепление зина на два отдельных журнала. В одном мы поместили все маргиналии, в другом — 23 полосы перевода «Бесконечной шутки», в качестве аперитива к, надеемся, грядущему изданию. Этот фрагмент-дополнение, в свою очередь, оброс своим характером. Там книжная вёрстка, с благородным шрифтом, колонтитулами и колонцифрами. Мы постарались максимально стилизовать отрывок под книгу, в отличие от зина, в котором напрочь отсутствует какая-то навигация и вряд ли появится в будущем.

А.: Да, Ирина с Владимиром нетривиально подошли к оформлению и вёрстке — второй номер будет практически арт-объектом: с QR-кодами и строчками, наползающими на форзац и обложку и так далее.

Как так вышло, что российский читатель до сих пор не был знаком с Уоллесом?

А.: Переводов не было. Ну, то есть совсем. Ни одного текста Уоллеса до 2013 года в сети не было. Точнее, был один — фрагмент «Шутки» (около 30 страниц) уже давно лежит на сайте журнала «Шо», но там какие-то внезапные сокращения — переводчик просто выбрасывал абзацы и предложения, которых не понимал.

В этом главная проблема Уоллеса — переводчик должен быть таким же двинутым на языке, как и автор. В романе больше тысячи страниц, куча сюжетных линий, предложения длиною в две страницы и больше, а ещё на 5 % книга состоит из несуществующих слов — ДФУ просто придумывал их на ходу, сращивал вместе два или три слова из разных языков, диалектов и вставлял в текст. Или просто валял дурака: отсюда странные имена в стиле Пинчона. Например, персонаж по имени Hugh G. Rection, буквальный перевод этого имени на русский — «Мощный Стояк», и пока самый забавный вариант перевода из всех, что мы перебрали, — Уолт Э. Тостояк. Но это черновая версия.

Или другой пример, тоже выдумка Уоллеса: Nuckslaughter (образовано от «canuck» — «канадец» на слэнге и — «slaughter» — «резня, массовое убийство»). И тут сиди, думай, как передать «истребление канадцев» одним словом: канадопокалипсис? канадорубка?

У нас с моим сопереводчиком, Сергеем Карповым, есть отдельный чат в Telegram, куда мы такие слова сбрасываем и обсуждаем их возможное значение. Тоже интересный опыт — вскрытие слов практически.

В этом главное очарование ДФУ как писателя: если представить, что язык — это музыкальный инструмент, то сам Уоллес не только умеет виртуозно играть на нём, но ещё и прекрасно разбирается в его устройстве (его первый роман вырос из дипломной работы о Витгенштейне) и иногда даже специально разбирает его, чтобы показать читателю некоторые детали.

Издательствам это интересно?

А.: Да, когда мы выложили в сеть первые 100 страниц перевода, мне начали писать издатели. Что-то конкретное говорить пока рано, но лёд тронулся. Плюс выход фильма о Уоллесе «Конец тура» с Джейсоном Сигелом и Джесси Айзенбергом тоже поспособствовал. И вот теперь и в России люди, посмотрев кино, начинают искать книги ДФУ.

Не боитесь академичности? Можно ли представить развитие Pollen в подобие сборника «Новое в зарубежной лингвистке» со всеми вытекающими последствиями?

В.: Отдельный зин с выжимкой лучших текстов вполне может быть, забегая вперёд, будет интересно посмотреть ретроспективно на нашу работу. Но двигаться в эту сторону бесконечно — невозможно и скучно. Лучше издавать сами тексты, чем маргиналии к ним. У Сергея Карпова, нашего переводчика, лежит перевод «Коротких интервью с подонками» Уоллеса, почему нет?

Уже думаете о третьем выпуске?

В.: Я бы сказал, что о десятом думаем. Но пока мы курсируем по кромке американской литературы конца XX века, и следующий номер будет посвящён Дону Делилло, который в России издавался в середине 2000-х, а потом был благополучно забыт. Ещё будет специальный номер к 79-му дню рождения Пинчона. Потом на воздушном шаре по всей планете — Баллард, Гибсон…