«Вас никто не будет развлекать»: Влад Паршин («Утро») о честности и общении с аудиторией

Во время едва не отменившегося фестиваля «Матьземля» FURFUR поговорил с вокалистом выступавшей там группы «Утро» Владом Паршиным о коммуникации с внешним миром, трудовой дисциплине, поиске новых идей и неприятных особенностях живых выступлений.

Ты уже несколько раз употребил слово «хаос». «Утро» и «Берген Кремер» функционируют по такому же принципу? Ты почти никогда не даёшь конкретных прогнозов по поводу судьбы своих проектов, а потом можешь взять и без предупреждения опубликовать новую запись.

Я думаю, что для любой группы нормально жить в том ритме, в котором она сама работает. Когда тебя кто-то подгоняет или программирует, сразу начинаются проблемы. Когда не хочется что-то делать или нет идей, зачем из себя выжимать? Я думаю, так у всех нормальных музыкантов происходит. При этом я считаю, что непростительно делать мало, если кроме музыки ты ничем не занимаешься. Надо максимально фильтровать [результаты своей работы], но делать много. Я воспринимаю то, что я делаю, как труд, а не так, что вот, пришла муза, и я начал что-то делать. Обычно я делаю так: сел утром, посидел, поделал. Всё плохо? Выкинул, может, на следующее утро будет хорошо. Я знаю, что так Ник Кейв работает. Этот метод мне кажется очень продуктивным и интересным. Кейва, насколько я знаю, тоже никто не подгоняет, он сам задал себе такие ограничения, это даёт стимул. Я бы отругал группу War on Drugs за то, что они делали один альбом четыре года, могли бы делать больше.

Какой процент песен ты отфильтровываешь и выкидываешь?

Не могу оценить, большой, наверное. Некоторые находятся на стадии доработок, черновичков. Потом я нашинкую, заберу оттуда что-то, прилеплю куда-нибудь. Как конструктор немножко. При этом многое остаётся неиспользованным. Когда пропадает свежесть материала, возвращаться к нему уже не хочется.

Последняя EP «Утра», «Солнце», получилась, по-моему, наименее доступной вашей работой, во многом из-за отсылок к славянскому фольклору. Чем тебя привлекает эта монотонность, шаманизм, наговоры?

Для меня, наоборот, последняя запись ближе и понятней других. Из прежнего материала некоторые песни мне вообще перестали нравиться, я сейчас понимаю, что делал их неосознанно. Наговоры, о которых ты говоришь, появились в тот момент, когда я заинтересовался традиционной культурой и фольклором. В определённое время я слушал много фольклорных исполнителей, пытаясь понять, как вообще можно петь по-русски. Для меня это вопрос открытый, я до сих пор не понимаю, как это делать красиво. Есть что-то такое в фольклорном пении, что меня зацепило; и бабушки, которые поют, и мужики, под баян и так далее. В этом пении есть что-то, чего нет в современной русской и нерусской музыке, какая-то аутентичность и гармонии, которые я не могу спеть. У одной бабули, забыл сейчас имя, у неё голос звучит как дудочка, она берёт какие-то пограничные ноты, которые мне недоступны. От этого появляется какая-то магия. При этом с точки зрения музыки мне не интересно экспериментировать с какими-нибудь гуслями или балалайками, это было бы совсем идиотизмом. Я не хочу, чтобы нас сравнивали с проектами типа Нейромонах Феофан, где он там под драм-н-бейс что-то наговаривает, это ужас. Мне также не хотелось бы, чтобы нас ассоциировали со славянофильскими группами в духе «Сруба», это не наше. Я понимаю, как у них всё устроено, мне это неинтересно. 

Для тебя принципиально, с кем делить сцену?

Конечно, принципиально. Всё имеет значение; где ты находишься, что ты ешь, с кем общаешься, кому интервью даёшь, что за люди вокруг — всё важно. Если ты выступаешь представителем коллектива, всё имеет значение. Я всегда ставлю себя на место слушателя и стараюсь за всем следить.

От какого концертного предложения ты бы отказался сразу?

Да от 90%. Мы бы с удовольствием сыграли со всеми теми, с кем у нас есть духовное единение. Снова какие-то высокопарные слова, но я просто не знаю, как по-другому сказать. С теми, с кем нам интересно, так бы любая группа ответила, но иногда бывает так, что пригласили куда-то, а там набралась полна горница каких-то непонятных музыкантов, ну не откажешься же играть. А они тебя уже окрасили в какие-то свои цвета, записали тебя как очередную группу с четырьмя буквами в названии. Иногда бывает неприлично отказаться. Но мы стараемся позволять себе делать так, как нам хочется, а не кому-то. Нет смысла делать через не хочу.

На последнем ростовском концерте вы выступали сольно. Почему так? Не с кем играть в родном городе?

Иногда бывает так, что зовёшь группу играть, а она не оправдывает надежд. Не все группы, с которыми нам приходилось играть, нам обязательно нравятся.

Что сейчас происходит с ростовской сценой? Кто есть, помимо «Церкви детства» и других старых команд?

Я как-то выбился из местной музыкальной среды, мало с кем-то общаюсь. Я знаю, что появилось какое-то количество англоязычных групп, не могу сказать, что там есть что-то интересное. «Церковь детства» продолжает играть и записывать альбомы, «Элен» давно развалилась. Есть X-brotherz, это команда, образовавшаяся на осколках коллектива Futbol, хорошей шугейз-группы начала нулевых. Там играют братья Хевелевы, поэтому «Х» в названии. Интересные люди и группа. Они отличаются от ушлой молодёжи, которая пытается какие-то модные вещи копировать, сделать, чтобы выстрелить, все хотят на заграничные лейблы, поехать куда-нибудь. Ещё есть группа Aerofall, шугейзинг, они издали свой альбом на японском лейбле, недавно ездили в тур по Японии, довольно приятная команда. Что касается какой-то хардкор-сцены, не могу сказать, есть ли что-то интересное. Все поют на английском, запала нет, ничего не понятно. Хардкор на английском в России как-то странно звучит.

А постпанк?

Это тоже не совсем правильно. В идеале тексты должны быть на русском, если есть что рассказать. Motorama пела по-английски, потому что не получалось на русском. Вначале у нас не было понимания того, что надо петь, говорить. Музыку играть хотелось, в этой области идеи были, а в текстовом плане всё было не так хорошо. Потом пришло понимание, как можно петь, как подавать. В любом случае для меня текст очень важен, он не должен быть бездумным потоком сознания.

Есть шанс, что Motorama запоёт по-русски?

Нет, точно нет.

У твоих проектов явно есть определённый статус в Москве и Петербурге, дома такая же ситуация? Как к вам относятся в Ростове? Насколько комфортно себя чувствуете? 

Так-то вполне комфортно себя чувствуем, но что касается концертов, я бы не сказал, что дома мы кому-то особо интересны, мне кажется, очень узкий круг людей на нас ходит и знает. Концерты играть поэтому не очень комфортно. Есть определённый стресс выступать в своём городе. Я спрашивал об этом музыкантов других групп, оказалось, что у многих так, какое-то непонятное, странное ощущение. Поэтому легче давать концерты в других городах. Что касается отношения, я уверен, что многие нас считают говнюками полнейшими, зазнайками, возможно, это так и есть, я не могу понять, как оно со стороны. Просто мы хотим делать так, как нам нужно, это главное.

Продолжая тему вашей обособленности от внешнего мира, клип Motorama на песню «Impractical Advice», в котором запечатлено, как Ира просто гуляет по городу, кажется гигантским окном, внезапно прорубленным в замкнутой вселенной твоих проектов.

Можно и так интерпретировать, да, я слышал и другие мнения. Мне просто сложно об этом говорить, если буду комментировать и объяснять что-то, то разрушу другие интерпретации. С точки зрения видео всяких нам опротивели постановочные клипы, у нас очень мало такого было, надеюсь, больше не будет никогда. Мы всегда критично относились к постановке. Лучше снимать кое-как, но что-то натуральное, максимум нарезку, монтаж сделать. Что касается того видео, то там всё натурально, кроме склеек, я потом сел, нарезал. Я в этом вижу всякий смысл, но говорить об этом не очень хочу, вдруг кто-то зацепится. Мне кажется, мы там немного неправильно поработали с VHS-камерой. Я случайно купил её, подключился, подумал, здорово, такое ретро, но потом понял, что это нечестно, хотя это слово тоже обесценилось, честно-нечестно. Ретротематика приелась. Пока ты не оступишься много раз на своих ошибках, не поймёшь, как делать правильно. Сейчас я считаю, что не надо было снимать на VHS, нужно было на телефон снять, тогда соотношение картинки с тем, что происходит, сегодня воспринималось бы мной адекватнее. А то видео мы снимали недалеко от дома, сходили до рынка, там чуть поснимали. На самом деле я не сильно переживаю по поводу клипов. Для меня они важны в первую очередь с эстетической точки зрения, а не со смысловой.

В одном из интервью ты говорил, что никогда не пишешь текстов от первого лица, что твои песни всегда про кого-то другого. Насколько сложно постоянно от себя абстрагироваться?

Я не знаю, мне половина [старых песен] уже не нравится, мне уже не хочется с собой это ассоциировать. Многие тексты, не только мои, но и то, что я у других читаю, настолько образные, что мне противно. Я с ними себя не ассоциирую. Многие старые тексты кажутся мне юмористическими, мне смешно их перечитывать. При этом мне интересно возмутить слушателя, сделать что-то такое, что мне несвойственно, это будет эксперимент над собой. Часто я хочу сказать такое, что меня самого и других немного заставит краснеть, но и подстегнёт в то же время.

Ты говоришь, что всё время хочешь развиваться и делать что-то новое. Если поговорить не о музыке, а о том, что вокруг неё; Motorama и «Утро» по несколько раз успели съездить в европейские туры, ты думал о том, что дальше? Стало ли это для тебя рутиной?

В рутину всё это точно не превратилось, а что дальше делать… Я просто не меряю жизнь какими-то великими скачками, вот, мол, завтра я что-то такое грандиозное сделаю. Мне кажется, надо постепенно, медленно развиваться, таким азиатским способом. Трудиться, и всё, а там посмотрим. Эмоционально меня концерты только радуют. Хотя выступать не всегда приятно, процесс концерта — он очень странный, для моего темперамента, для темперамента некоторых ребят из группы. Мы себя немного по-дурацки чувствуем во время концертов, если честно. На любом, возможно, это отчасти мандраж, какие-то комплексы и при этом эйфория от внимания; странное состояние, нелепость, чувствуешь себя неуютно. Я много читал о том, как разные группы воспринимают собственные концерты. К примеру, в книжке об американском хардкоре приводилась цитата музыкантов Minor Threat, которые говорили, что не могут каждый вечер умирать на сцене. У них был тур, они стрейт-эджеры, все кристально чистые, как слеза, но всё равно не могли каждый вечер выкладываться на 100%. Они в один вечер могут играть насмерть, а следующие два отыграют спокойно, до тех пор пока что-то их снова не заденет. Я, правда, не знаю, как на это публика реагировала, со стороны группы такой подход честен, но аудитории наверняка не всегда нравилось. Мне интересно, как они с этим справлялись. Мы тоже пришли к тому, что бывают разные концерты, одни проходят так, другие сяк. При таком подходе не будет никакой рутины, если вести себя естественно. Мне не нравятся группы, которые выступают, будто запрограммированные. А мы же не обязаны всегда развлекать публику, иногда можно вступить с ней в некоторую конфронтацию, в этом нет ничего плохого, это тоже интересно.

Бывало такое, что конфронтация между вами и залом была настолько сильной, что вы бросали инструменты и уходили со сцены?

Такого не было и, надеюсь, и не будет. Чтобы такое случилось, должно что-то из ряда вон произойти. Впрочем, мы себе поставили кучу всяких установок, сформулировав, что для нас неприемлемо. Что люди в зале не должны делать. 

Что, например?

Стоять перед сценой и разговаривать громче, чем мы играем; лезть в лицо с каким-то фотоаппаратом, ставить бокалы на край сцены, ржать не к месту. Или, бывает, орут «Давай „Утро“» на концерте Motorama или наоборот. Может, мы сами загоняем, возомнили себе, что сцена — это шаманское сакральное место, но, если кто-то поставит бокал на сцену, мы его сметём ногой, ну и начнётся диалог с публикой. Просто многие думают, что их пришли развлекать, а их никто не будет развлекать. Мы пришли обменяться определённой энергией.