Поход на Кайетур: Как я пробирался к самому красивому водопаду через непроxодимые джунгли

У нас новая порция приключений. На этот раз своим экстремальным туристическим опытом поделился Михаил Никифоров, который рассказал нам про то, как он самостоятельно добрался до одного из самых крупных и труднодоступных водопадов мира, находящегося в центре Гайаны. Автостоп и одиночные ночёвки в джунглях, штурм гор по лианам с вывихнутой рукой, нападений выдр и недельный сухой паёк из печенья — это теги для затравки. На самом деле всё ещё интересней.

Ранним утром — было ещё темно — я взял свой рюкзак и вышел из дома, в котором жил последние четыре месяца. Я шёл по улице в сторону трассы и чувствовал тот особый драйв, который возникает, когда отправляешься в путь. К тому моменту прошло больше полугода с моего отъезда из Питера, где я незадолго до этого получил диплом инженера. Мне было 22, но работать по специальности, как и вообще строить какую-либо карьеру, я не хотел.

К окончанию института в мою жизнь прочно вошли путешествия, общение с иностранцами, автостоп, каучсёрфинг, иностранные языки. Так что я сдал однокомнатную квартиру — по тем временам это приносило чуть больше 500 долларов в месяц — и уехал. Первый месяц я путешествовал по Европе, потом провёл почти шесть месяцев в Бразилии, четыре из которых — в небольшом городе Боа-Виста, расположенном почти на линии экватора. Изначально я задумывал объехать за год всю Южную Америку, вернувшись примерно туда же, откуда я начал. Забегая вперед, скажу, что так в итоге и получилось. А тем утром я только возобновлял своё движение дальше, у меня был разработан потрясающий маршрут на несколько месяцев вперёд. И начиналось всё с Гайаны.

Сама Гайана — это 90% джунглей, отсутствие дорог, столица с населением 200 тысяч человек и специфический английский язык. Эту страну посещают очень немногие — туризм там не развит абсолютно. Когда я стал узнавать про Гайану, я сразу наткнулся на фотографии невероятно красивого водопада, о котором раньше никогда не слышал. Оказалось, что он находится в центре страны, и единственным вариантом попасть на него было взять тур и самолётом добраться из Джорджтауна. Я стал искать отчёты путешественников, которые бы добрались туда по земле, но их не было, а максимум, что попадалось, — предложения поучаствовать в экспедиции на лодках. Тогда я открыл Google Maps и увидел, что от ближайшей деревни до водопада примерно 40 километров по прямой. Так у меня родился план, который был немного сумасшедшим, но очень заманчивым.

Первым делом мне нужно было выйти на трассу и автостопом добраться до границы с Гайаной. Это оказалось очень просто, так что я приехал ещё до открытия пограничного контроля. Перейдя границу и пройдя несколько километров, я оказался в Летеме. Летем — это маленький безлюдный городок, куда редкие бразильцы приезжают за покупками. Из него идёт единственная дорога дальше — через всю Гайану в столицу. Я вышел на эту дорогу и стал ждать попутных машин. Их не было. Ждать машин в одиночестве в принципе не самое весёлое занятие, но когда ты часами стоишь на краю дороги под палящим солнцем — это вообще не айс. В конце концов солнце зашло, и я пошёл ставить палатку в близлежащее поле, надеясь, что утром мне повезёт больше.

На следующий день я смог продержаться ещё шесть часов, потом ушёл в город и засел в пустом бразильском кафе. За два неполных дня мимо меня проехало шесть машин. Одна из них вскоре поехала в обратном направлении, а остальные пять остановились, но все они ехали совсем недалеко. Дела не клеились с самого начала. Я сидел в кафе, смотрел на дождь, слушал Muse и думал, отдавать ли мне 100 долларов за проезд в маршрутке, которая довезёт меня до Мабуры, откуда начинает дорога в нужное мне место. Вообще-то это была цена за поездку в Джорджтаун, расстояние до которого было почти в два раза больше, но платить приходилось за место. Гарантий, что после этого я в итоге доберусь до водопада, не было никаких, и тратить сразу столько денег мне было жалко.

Я вышел из кафе и брёл по какой-то улице, когда внезапно остановилась машина, мне предложили поехать обратно в Бразилию. Я с благодарностью отказался и пошёл покупать билет. Отправление предполагалось в шесть-семь вечера, но из деревни мы выехали только после девяти. Это была самая худшая поездка в моей жизни. Представьте себя пассажиром в забитой и неудобной маршрутке, участвующей в многочасовой гонке по бездорожью. На дороге не было живого места, водитель постоянно выкручивал руль в разные стороны. Укачивал так, что я только и думал о том, чтобы не выплеснуть на соседа содержимое моего желудка. В маршрутке мы сидели как сельди в бочке, и каждая остановка была счастьем. Мы сделали остановку на ночной перекус в придорожном кафе, освещённом светом прожекторов — такой неожиданный оазис посреди безлюдных джунглей, а потом нас внезапно остановили для проверки документов. Надо признаться, когда ночью посреди джунглей твою маршрутку останавливают для проверки два чёрных парня в оборванной одежде, это выглядит немного странно. Удостоверившись, что всё в порядке, эти ребята оттащили бревно и пропустили нас дальше. Всего за этот отрезок пути у меня трижды проверяли документы, мы были остановлены на постах, у некоторых досматривали сумки.

Наутро мы подъехали к паромной переправе и пересекли реку. Где-то к 11 часам дня мы наконец добрались до Мабуры. Оттуда дела пошли веселее. Я тут же застолбил грузовик и поехал в сторону Мадиа. Ехать по разбитой дороге посреди джунглей, стоя на бочках с бензином в кузове грузовика — очень клёво, главное — не забывать уворачиваться от веток. Мы ехали несколько часов, пересекли ещё одну паромную переправу, потом заехали на какую-то тропу, на которой грузовик непонятно как вообще помещался. Неудивительно, что через некоторые время в нём что-то полетело, и он перестал ехать. К счастью, это было уже совсем рядом с Мадиа, и к вечеру я смог до неё добраться.

Мадиа — это деревушка с населением несколько тысяч человек. В этом районе есть золото и алмазы, так что многие жители работают в окрестных шахтах. Это плохо сказывается на экологии — по пути в деревню попадаются знаки-предупреждения о загрязнённой воде. Уже начинало темнеть, и мне срочно нужно было искать ночлег. Тут со мной разговорился один из жителей и предложил мне поставить палатку на его участке.

Утром я вышел из деревни, купил бутылку колы из морозилки — полтора килограмма льда — и пошёл через рудники в сторону сельвы. Мой план был прост — войти в джунгли и идти в сторону водопада, периодически ориентируясь по GPS и компасу. Я исходил из скорости один километр в час и рассчитывал дойти за четыре дня. Никогда раньше я не пробовал ходить по такой местности несколько дней и не очень представлял, каково это. Но в Бразилии я уже заходил в джунгли на несколько часов, и там они были вполне проходимые. У меня компактный 30-литровый рюкзак, в котором помещались все мои вещи — спальник, маленькая палатка, ноутбук, зеркалка, запасная одежда, кофта и лёгкая куртка. Ещё у меня с собой был нож, бутылка для воды с универсальным фильтром и три запасных аккумулятора для смартфона.

На моей карте в телефоне водопад была просто точкой, но я мог видеть пройденный маршрут и оставшееся расстояние. Кроме того, у меня были спутниковые снимки, на которых был виден рельеф. Около рудников я встретил людей, которые показали, как обойти подтопленный участок. Так я оказался в джунглях. Я включил GPS, сохранил точку входа на карте и пошёл по направлению к водопаду. Идти было легко, но расстояние сокращалось медленно — как раз примерно на километр за час. Часа через три начался подъём в гору. Из-за высоких деревьев было не очень понятно, где он кончается, но я знал, что высота здесь может быть в районе 200–400 метров, не больше.

Идти становилось всё сложнее, угол подъёма становился круче. Земля был очень скользкой, повсюду были разбросаны большие камни, из-за которых сложно было подниматься. Казалось, что можно цепляться за них, но из-за высокой влажности они были такие хрупкие, что сразу же рассыпались и скатывались вниз в опасной близости от меня. Мне приходилось двигаться рывками по несколько метров — от дерева к дереву, что было очень тяжело. После каждого рывка требовались минуты, чтобы восстановить силы. В какой-то момент склон стал уходить почти вертикально вверх, и я уже не был уверен, что смогу на него забраться. Раньше я думал, что раз на нём держатся деревья, значит, это реально. Я полез вверх по руслу ручья. Справа и слева от меня было каменное основание. Поднявшись на несколько метров, я встал на маленький земляной уступ и удерживался там с помощью лианы. Мне нужно было забраться на покрытый землёй карниз, висевший чуть надо мной. Я нашёл достаточно крепкие лианы, собрался с силами и подтянулся. Вдруг — резкая боль в левом плече, лиана рвётся, я съезжаю назад, продолжая держаться за другую правой рукой. Левая рука безвольно болтается на уровне живота, рюкзак тянет вниз, а моя нога скользит на влажном клочке земли.

В первый раз я вывихнул руку за год до этого. Это случилось в Нижнем Новгороде, во время моего короткого путешествия, организованного на майских праздниках. Я поднимался по наружной лестнице на крышу какого-то здания на Большой Покровской. Мне оставалось сделать последний рывок, и вот — внезапная боль, связки рвутся, я кое-как переваливаюсь на крышу. Некоторые время я сидел там и думал, что мне теперь делать. Надо было как-то спускаться, решить проблему с рукой, успеть на вечерний поезд в Казань, на который я уже купил билет. К счастью, тогда я за пару минут смог придумать, как вправить руку. Я обхватил запястье правой рукой, расслабил левую и потянул вверх и вправо. Сустав встал на место. Пофотографировав, я спокойно спустился вниз и на следующий день уже снова лазал по крышам.

В этот раз ситуация была гораздо серьёзнее. Я посмотрел вниз — сначала падать несколько метров на покатый склон с камнями, потом ещё катиться вниз. Не смертельно, но травму получить легко. Я еле держался, и шансов как-то выбраться с вывихнутой рукой у меня не было. Чтобы вправить руку, мне было необходимо снять рюкзак, что было очень рискованно. Кроме того, я, очевидно, не мог держаться, держать рюкзак и вправлять руку одновременно. Несмотря на опасность ситуации, сбрасывать его вниз мне было жалко — ноутбук и камера вряд ли бы пережили это падение. В конце концов я придумал, как зацепить его за лиану. Чудом не упав во время всех этих манипуляций, я вправил руку и стал думать, как мне выбираться. Спускаться вниз было бы нереально и со здоровой рукой, а залезть наверх я теперь не мог. Единственным вариантом было сместиться вправо и обогнуть карниз. С большим трудом мне это удалось, но после этого возник вопрос, как спасать привязанный к лиане рюкзак. Пришлось лезть обратно. Я отвязал рюкзак и забросил часть вещей на карниз. Теперь он стал легче, так что я смог перетянуть его на правую сторону и вместе с ним выбраться на устойчивую площадку.

В тот момент мне стало невероятно обидно. Мне очень хотелось добраться до водопада, но лезть дальше я не мог. После второго вывиха сустав теряет стабильность, и вывих становится привычным. В этом случае руку вывихнуть очень легко — достаточно сделать неудачное движение, даже просто чихнуть. Теперь мне предстоял спуск вниз, и это было сложнее, чем подниматься. Я не мог не использовать руку, так что она вывихивалась снова и снова. Каждый раз я просто вправлял её и шёл дальше. К трём часам дня я вышел к ручью с прозрачной водой и остановился. Сил не было, так что я поставил палатку, помылся, постирал вещи, подкрепился печеньем и стал ждать ночи.

Утром я снова перекусил печеньем и пошёл к выходу из леса. Вообще, печенье было моей основной едой, когда во время путешествия я выбирался куда-то на несколько дней. Оно было калорийным, его не нужно было готовить, оно не портилось и не плавилось на жаре. К тому же оно было дешёвым и продавалось абсолютно везде. Проблема была в том, что в моем рюкзаке совсем не было места и каждый раз мне приходилось экономить еду, которую я смог туда запихнуть. Поскольку я возвращался обратно, то в этом не было необходимости, но, если бы я пошёл дальше, мне бы не хватило её на четыре дня. Конечно, было глупо не взять с собой достаточное количество еды, тем более что поход мог затянуться.

Вообще, я регулярно делал глупости, и не потому, что о чём-то не думал. Я просто забивал. И хотя я прекрасно понимал, что в условиях риска нужно уменьшить хотя бы тот, который можно, я частенько этого не делал. Дело в том, что длительные путешествия в условиях нехватки ресурсов приводят к потере самоконтроля. Постепенно перестаёшь обращать внимание на то, как ты выглядишь, что ты ешь, как ты спишь. Усталость и постоянная концентрация на основных вопросах — найти вписку, добыть еду, добраться до нужного места — не оставляют сил для решения проблем, которые кажутся менее важными.

По GPS до тропы оставалось два километра, и дойти до неё должно было быть лёгкой задачей. Но у меня стал плохо работать компас, а GPS в телефоне постоянно терял связь и не давал контролировать правильность направления движения. На обратном пути я всё время натыкался на русла ручьёв с огромными камнями и буреломом и кружил на месте, пытаясь их обойти. За пару часов я приблизился к дороге лишь на 100 метров. Мне приходилось взбираться наверх, спускаться, забираться вновь в попытке найти другой путь, перелезать завалы деревьев. Был свой кайф прыгать по этим валунам, но в конце концов я начинал уставать, и мне уже хотелось только одного — выйти оттуда.

В середине дня я наконец вышел на дорогу. На то, чтобы пройти два километра, мне пришлось потратить шесть часов. Впереди было ещё километров десять до деревни, но это было ничто после того, что я уже прошёл. В каком-то магазинчике около шахт я купил литр холодного «Спрайта» и сидел пил его на деревянной скамейке под навесом. «Для хорошего самочувствия ежедневно делайте получасовые прогулки и улыбайтесь», — было написано на этикетке.

Я добрался до Мадиа и взял себе комнату. Войдя в неё, я просто упал на кровать и не мог пошевелиться. Я никогда так не уставал. 1 августа в Гайане отмечают День эмансипации, и во дворе дома, который был в самом центре деревни, играла музыка на запредельной громкости. Слышимость была такая, как будто эти колонки с усилителями стояли прямо у меня в комнате. Несмотря на это я спал до половины первого ночи. Музыка так и играла, хотя её уже давно никто не слушал. Я вышел во двор, где были три парня из ремонтных мастерских и один диджей. После моей просьбы он уменьшил музыку до терпимой, и я пошёл спать.

Следующие два дня я восстанавливал силы. Оклемавшись, я стал думать, что делать дальше. Можно было возвратиться в Бразилию или поехать дальше в Джорджтаун. Но я был всего в 40 километрах от Кайетура, и мне очень хотелось его увидеть. Я решил предпринять ещё одну попытку добраться до него, но на это раз пойти путём, о котором рассказал мне Франциск — один испанец, который путешествовал в Гайане за пару месяцев до меня. С ним меня связала живущая в Гайане американка, у которой я собирался остановиться по каучсёрфингу. Франциск тоже пытался добраться до водопада по земле. Но шёл он другим путём — вдоль реки. Именно так добирались до водопада несколько десятилетий назад, когда в Мадиа не было моторных лодок, а взлётная полоса ещё не было построена. В ответ на мою просьбу рассказать о его пути Франциск прислал мне большое письмо. Начиналось оно так: «Well, my first advice is that if you have to go alone DON’T GO».

Затем он подробно рассказывал про свою попытку. Там было много ада, даже слишком. Он писал про то, как добрался до Мадиа, дошёл до берега реки, переправился в шахтёрское поселение на другой стороне, про контрольную точку — пороги на реке, до которых идти два дня, а ему сказали, что пять часов, про сотню ручьёв, которые ему пришлось переплывать, про листья, острые как нож и изрезавшие его руки, про то, как круто было идти поначалу, но как на второй день мысли об анакондах и ядовитых змеях, боязнь сломать ногу и умереть, страх потеряться стали убивать его. Он писал про то, как, так и не добравшись до порогов, повернул назад и на третий день после дождя ручьи разлились настолько, что ему пришлось идти по грудь в воде, пока он не выдержал и не отошёл от реки, на два часа потеряв её из виду, про то, как он всё-таки нашёл её и понял, что идёт в противоположном направлении, про то, как плакал, наконец выйдя из джунглей, и как прыгнул в реку прямо с камерой, когда наступил на улей с пчёлами. В завершение он рассказал историю про парня, которого в этих местах три месяца назад случайно нашли шахтёры — после двух недель в джунглях он сдался и просто лежал, готовясь к смерти.

Сначала мне показалось это менее привлекательным вариантом, так что я решил пойти своим путём. Но теперь это был выход, ведь мне не нужно было лазать по горам. Благодаря Франциску я знал, что мне ожидать, кроме того, у меня был маленький лёгкий рюкзак и GPS, что значительно облегчало поход.

На рассвете я вышел из Мадиа и через два часа я добрался до Памела-Лэндинг. Здесь я шесть часов ждал транспорта в поселение на другом берегу реки. Потом я нёсся на лодке, в которой был единственным пассажиром, вверх по течению Портаро-ривер. Через 20 минут мы достигли шахтёрского поселка. Там мне в последний раз сказали, что пройти этот путь невозможно из-за высокой воды, и я снова услышал историю про умиравшего парня. Мне говорили, что это безумие, что я попаду в самые настоящие джунгли.

Конечно, я задумывался о рисках. Я знал, что в Гайане обитают аллигаторы, пантеры, анаконды, бушмейстеры и другие ядовитые змеи. Мне было известно, что днём животные не очень активны и что они не будут искать встречи с человеком. Несмотря на это, встреча с ними была моим самым большим риском. Я даже всерьёз рассчитывал питаться змеями, поскольку думал, что их будет много, и я смогу их ловить.

Меня много спрашивали про страх, но тогда я просто его не чувствовал. Я понимал, что рискую жизнью, но не ощущал опасность. Сейчас, вспоминая всё это, мне страшнее, чем было тогда. У меня в голове была оценка своего риска, взятая, впрочем, абсолютно с потолка, и меняющаяся в зависимости от моего настроения. В спокойном состоянии я оценивал вероятность попасть в какую-то серьёзную ситуацию в 10–20% и шансы на выживание после этого — в 50%. Мне казалось это вполне допустимым единоразовым риском. Ещё у меня был запасной план эвакуации — поплыть обратно по течению в сторону посёлка. Насмотревшись «Выжить любой ценой», я надеялся, что в экстремальном случае смогу воспользоваться приёмами оттуда и это поможет мне выбраться.

Через полчаса после выхода из посёлка я дошёл до первой шахты, ещё через 20 минут — до следующей. Там я встретил девушку, которая показала мне вход в лес. Когда я сказал ей, куда иду, она пожелала удачи, но у неё было такое выражение лица, как будто меня прямо сейчас кто-то съедает.

Наконец я вошёл в лес и вскоре дошёл до первого ручья. Большинство ручьёв были глубиной от одного до двух метров и шириной в два раза больше. Поначалу мне было страшно в них лезть. Казалось, что в каком-нибудь обязательно наткнёшься на анаконду или кого-нибудь ещё. В детстве я ужасно боялся змей, но потом этот страх ушёл, и в этот момент, когда он мог бы быть более чем обоснован, я его уже не чувствовал. Но головой я понимал, что это опасно. Я долго глядел на воду, кидал туда палки, но ничего не происходило. Наконец, я окунулся в ручей и быстро выбрался на другую сторону. Пройдя ещё сотню метров, я наткнулся на следующий, и дальше они встречались с такой же периодичностью. Довольно быстро мне надоело каждый раз останавливаться, и я без раздумий заходил в них. Иногда мне попадались упавшие деревья, по которым можно было перейти. Я обнаружил, что ходить по скользким бревнам — это весело, плюс не нужно мокнуть лишний раз.

Через несколько часов стало темнеть. К тому моменту я значительно продвинулся вперёд, моя скорость достигала трёх километров в час. Идти по полузаросшей тропинке не составляло никаких проблем, меня тормозили только ручьи. Я поставил палатку, перекусил и лёг спать. В моей палатке было ужасно некомфортно — лежишь в таком маленьком гробике и смотришь, как капельки конденсата стекают по стенкам. Я взял её с собой потому, что она весила всего 800 граммов, помещалась в карман рюкзака, ставилась на любом клочке земли и выдерживала тропические ливни и даже град. Из-за экономии места у меня не было и коврика, но в этот раз мне пришлось пожертвовать ещё и сухим спальником. Он один не помещался в 20-литровый герметичный мешок, куда я положил все остальные вещи. Как ни странно, оказалось, что в мокром спальнике спать комфортнее, чем вообще без него. Но удалось заснуть мне не сразу — мешали постоянные шорохи. Долгое время я выслушивал в темноте анаконду, которая непременно должна была вылезти из воды и напасть на мою палатку.

Я встал с рассветом и через пару часов пути наткнулся на какую-то постройку из палок, недалеко была лодка, а где-то рядом был и хозяин. Я прошёл дальше, мне нужно было пройти ещё больше 20 километров. Заросшая тропинка, по которой я шёл, становилась всё менее заметной. Очень часто она исчезала, и тогда мне приходилось преодолевать буреломы, сложно проходимые участки, насыщенные растительностью, склоны холмов, залитую водой местность… Но я чётко придерживался курса, шёл около самого края реки и в конце концов всегда выходил на эту едва различимую тропу. Это придавало силы, потому что я понимал, что иду верным путём.

В какой-то момент я упёрся в разлив, за которым продолжался берег реки. Я вспомнил о том, что Франциск писал, как потерял два часа времени на то, чтобы обойти широкий ручей, и советовал переплывать не раздумывая. Я почему-то подумал, что это он и есть. Не найдя быстрого обхода, я плюхнулся в воду и поплыл. Из-за рюкзака я не мог плыть быстро, кроме того, мне нужно было быть осторожным с нестабильной рукой. Медленный, неповоротливый, открытый — я находился в чужой стихии и был очевидной жертвой. Я уже был ближе к другому берегу, когда услышал всплеск, странные звуки и заметил чью-то мордочку в 30 метрах от себя. Через несколько секунд уже три таких вынырнули прямо передо мной. А потом меня стали кусать со всех сторон — за ноги, за бедра… Я запаниковал, выхватил нож, но достать им до животных с рюкзаком за спиной не было никакой возможности, плюс к тому я снова вывихнул руку. Довольно быстро я понял, что они не могут меня съесть и что нужно отбиваться кроссовками, которые защищали мои ноги и плыть к берегу. Там я вправил себе руку, обнаружил, что укусы выдр совсем не смертельные, и пошёл дальше.

Потом мне много раз попадались заболоченные участки, где я ходил почти по колено вводе. Это было реально стрёмно, я шарахался от каждой палки, стукавшейся о мои ноги. Каждый раз я очень радовался, выходя из них в приятный негустой лес, где мне попадались быстрые ручьи, текущие с гор прозрачной водой. Временами я встречал диких животных, но большинство, вероятно, остались мной незамеченными. Мне так и не попались змеи, лишь однажды я увидел в воде движение, как будто от водяной змеи, но рассмотреть её мне не удалось. Зато я встречал попугаев и каких-то огромных красивых птиц, улетавших при моём приближении. Мимо меня проносились маленькие чёрные пекари, а однажды что-то совсем рядом со мной вдруг стало убегать с такой скоростью и с таким громким треском, какой я не мог себе представить от животного размером меньше гиппопотама. Вероятнее всего, это была пантера.

Было пять вечера, скоро темнело, я находился на каком-то склоне. Никакой тропинки, то вверх, то вниз, обходить поваленные деревья и груды камней. Я надеялся, что это ненадолго. Ставить палатку нужно было уже сейчас, чтоб не оказаться в темноте в тот момент, когда сделать это невозможно. Больше всего я боялся опять залезть в болото — при всём безумии это уже было бы чересчур. Ночью в болоте я мог быть только добычей. Так что я нашёл какое-то более-менее ровное место, хоть и на наклонной поверхности, и лег спать. Больше всего мне не хотелось лезть в мокрый спальник, но это был единственный шанс заснуть. Мне удалось поспать несколько часов.

На третий день я вновь встал с рассветом и потом медленно шёл по берегу реки. Внезапно впереди я увидел лодку. Рядом с ней стояла табличка — Kaieteur National Park. Было девять часов утра. Я дошёл. 

После тяжёлого трёхчасового подъёма я вышел к взлётной полосе, около которой стоял дом для приёма туристов. Там сильно удивились, когда я рассказал о своём походе. На стене я увидел статистику посещений парка. Судя по ней, каждый месяц 10–20 человек добираются туда в составе экспедиций по земле и около 500 — самолётом. За небольшую плату мне предложили комнату в гостевом домике. Других туристов не было вообще, только один американец из Миннесоты жил в парке уже два месяца — он исследовал золотую лягушку, эндемика этих мест, для своей PhD. Оставив вещи, я наконец пошёл к водопаду. Его грохот был слышен уже на подходе к нему, в сезон дождей это один из самых мощных водопадов мира. Кайетур был прекрасен, и я два дня гулял около него в одиночестве.

На третий день прилетела группа туристов. Двое из них решили остаться в парке подольше, и в самолете оказались пустые места. Я заплатил 75 долларов за билет и пошёл последний раз взглянуть на Кайетур. Около водопада бродили канадцы, а пилот сидел в гостиной и играл на планшете в авиасимулятор. Вскоре мы загрузились в самолёт и полетели в сторону столицы. Сплошные джунгли простирались вокруг, насколько хватало глаз. Мое приключение закончилось, но путешествие по Южной Америке ещё только начиналось.