Чем закончилось путешествие студента, решившего перебраться в США через океан на лодке

Пару месяцев назад мы писали о русском студенте Алексее Неугодове, который решил пересечь океан на лодке, чтобы попасть в Америку и стать учёным. В комментариях все предрекали ему грандиозный провал и вообще советовали обратиться к врачам. Его путешествие действительно закончилось раньше, чем планировалось — лодку разбило волнами во время тайфуна в Японском море. Теперь он собирается в новое, подготовленное и продуманное путешествие через океан, а пока выкладывает на странице во «ВКонтакте» отчёт из своего безумного трипа. Мы публикуем его путевой дневник, в котором он рассказывает, как потерял лодку в шторме, о жизни на необитаемом острове и стойкости российского паспорта.

Был сильный ветер, я был в маленькой бухте, которую сделали местные жители за три миллиона рублей. Она была сложена из огромных острых камней, и меня понесло на них. Я пытался сначала грести, вставляя весла в уключины, но они вылетали. 

Кто-то орал какие-то указания, кто-то ржал. Единственный, кто пытался помочь оттолкнуть лодку от берега, был одноглазый зек. Лодка быстро наполнилась водой, она была сильно нагружена и скрежетала об камни. Я отталкивался веслом, грёб, как на каноэ, в итоге она встала в 50 метрах от места выхода, с трёмя дырами с ладонь её держали два уцелевших гермоотсека. Я сел без сил на камни. Подошли отправители со словами поддержки. Первый сказал: «Не ожидал я, что так быстро всё кончится». Подошёл второй: «Совет тебе — езжай обратно в Москву. Если ты даже отсюда выйти не смог». Третий: «Надо звать докторов. Ты их пациент. Ты покойник! Ты ни хрена не соображаешь, Алёша!» Я лег спать измученный.

Неделю жил на продуваемых камнях. Июнь во Владивостоке — это как октябрь в Москве. Дожди, дожди и ветер. Я отравился. После этого я наливал в термосы только кипяток, чтобы еда в них не тухла. Кроме того, нельзя есть еду, подмоченную в морской воде, если у вас ослаблен иммунитет. В ней, несмотря на соль, куча микробов.

Дожди были адом. Пока я мокрый в мокром спальнике отлеживался, борясь с хворью, у меня своровали весь мой клей и я потерял шверт для лодки. С солнцем я воспрянул духом, кончился многодневный дождь, и я начал пилить болгаркой борт старого судна, валявшегося неподалёку. Я вырезал заплатки, материал был что надо — лёгкий, прочный, водоустойчивый, армированный стекловолокном. Оставалось найти клей. От собранных 200 тысяч я избавился качественно, у меня не было ни копейки. Я взял гитару и поехал в центр. Пел непрерывно три дня, заработал деньги и купил клей. 

Всё было готово. Склеено. Вещи были уложены в лодку.

— Эй, студент! Пойдём жахнем!

Я был сильно голоден, и я знал, что за этим предложением кроется, кроме вонючего спирта. Королевская селёдка! Моя печень после отравлений и длительного поста (я сидел на мюсли) работала как часы. Сколько раз меня вынуждали поднимать стакан, я не считал, но я съел всю закуску и в здравом уме унёс ноги тогда, когда все остальные уже были в хлам.

— А Вова Бойко белый человек, 3ве вышки!

— Слышь, Беспонтовый, а сколько у нас с тобой высших образований?

— Порядка семисот, если не считать зоны.

Итак, я выплыл (ну хорошо, вышел, а то меня ругают моряки) 25 июня. Сначала я грёб неравномерно то правой, то левой рукой, потому что выворачивал из крошечной бухты. Южный ветер забил меня вглубь залива, хоть я и пытался галсами идти в противоположную сторону. В какой-то момент из щели в моей лодке, куда должен вставляться шверт, начала хлестать вода. Она изменила цвет вокруг лодки, по бокам кормы пошли барашки. Сначала я не понял, что происходит. Это была мель. Хорошо, что перо руля было неплотно затянуто, оно просто выкрутилось наверх и не сломалось (уже не первый раз, хорошо, когда на твоей лодке везде есть защита от дурака). И тут я сразу обратил внимание на цифры на моей генштабовской карте — здесь была глубина 0,2. Я дождался, когда меня сдует в камыши, и лёг спать в лодке под сильным ветром, загородившись от него сложенным парусом.

После затяжных дождей солнце меня разморило, и меня радовало то, что я наконец-то научился грести — я подлавливал волны веслами и ударял ими по воде тогда, когда нужно. Берег был совсем рядом, у меня выпало и уплыло весло — появился хороший предлог искупаться. Я закрепил камеру на лодке и сплавал за ним. Мыс Песчаный был совсем рядом — я уже праздновал победу и развалился под солнцем в лодке, сняв одежду и перестав грести. И тут налетел шквал. Меня просто начало пылесосить. Без малейшего перерыва ветер дул и дул, откуда-то возникли облака. И самое страшное — меня относило обратно на север. Я греб как сумасшедший, но вода превратилась в бетон — ровно такое было ощущение, когда я погружал в неё весла. Я даже не смотрел в сторону берега, я знал, что я не приближаюсь к нему. Тогда я начал осуществлять запасной план по организованному отступлению: поднимать паруса. Надо было как можно быстрее пристать хоть куда-то, чтобы не уничтожился плод моих стараний и я не оказался опять на мысе Угольном.

Шкоты (верёвки, которыми регулируются паруса) при сильном ветре, если их отпустить, превращаются в живых сумасшедших змей, которые запутываются за секунду в клубок и очень больно стегают. Парус в это время полощет как сатана. После многочасовой гребли все ресурсы моего организма были в мышцах. В тот момент мне предстояло перенаправить их в голову: идти под парусом — это прежде всего интеллектуальная нагрузка, хоть и надо держать в каждой руке по две верёвки и держать голой пяткой пятый конец. Паруса я даже не поставил, а вздёрнул — настолько я спешил. При этом сверху запутались верёвки (фалы), это никак не влияло на управление, но сказалось тогда, когда я захотел убрать грот. Ветер задул с такой силой, что лодку начало переворачивать, и надо было срочно уменьшить парусность. Парус не убирался. Я закричал от страха самому себе: «Убирай его на ***!» — и принялся хватать его и дёргать руками вниз.

Мне не удалось опустить главный парус (грот), вода уже перехлёстывала через правый борт. При сильном ветре идут под одним стакселем, можно зарифить или убрать грот, при очень сильном можно убрать все паруса, и ветер всё равно будет толкать лодку, она не потеряет управление. Я бросил попытки убрать грот и прыгнул со шкотами в руках на левый борт, свесившись за него больше чем на половину (ногами я держался за насос). Ширина моей лодки делает её устойчивой, плюс все мешки, 30 литров бензина и 150 литров воды были прочно закреплены и равномерно распределены по всей лодке, так, что они не поехали к правому борту, а помогали мне откренивать её, когда паруса уже стали касаться воды. Всё это вместе с моими стараниями предотвратило опрокидывание, и я вернулся в уже родные вонючие камыши. Камыши — это очень хорошо. Они мягкие, и за лодку можно не беспокоиться. Я загородился от ветра и дождя серым чехлом для лодки и заснул, плюнув на грот и закрутив стаксель вокруг форштага. Ночью у меня было ощущение, что мои руки отрываются от моих плеч, болели мышцы. 

Я проснулся, была привычная морось. Оделся потеплее — куртка, двое штанов, сверху гидрокостюм, шапка-ушанка — и потащил, как раньше, за верёвку свою лодку. Глубина начала расти, я умудрился застегнуть тугую герметичную молнию у себя на спине, а поверх неё еще одну. Вода была по грудь, я отталкивался от дна мысками. К обеду я всё-таки перешёл бухту Песчаную. Всё время, что я шёл, крепкий ветер дул мне в лицо и веревка, за которую я тащил лодку, имела ощутимое натяжение. Берег, до которого я добрался, укрывал меня, и я мог отдохнуть от ветра, при котором +15 ощущались как ноль градусов. Я не стал делать горячее, просто смешал мюсли с водой и гейнером (протеином), закусил сушёной морской капустой и погрёб вдоль берега на восток, по направлению к мысу Песчаный, от которого вчера меня отделяла лишь сотня метров.

Весь следующий день я посвятил попыткам просушить одежду. Я забыл уже давно усвоенную истину — когда начинаешь заниматься костром во влажную погоду, то больше энергии тратишь на его разведение, чем получаешь от него потом. Я растянул между деревьями на расстоянии двух метров от земли тент от дождя и разжёг под ним три костра. Между кострами и тентом развесил все вещи. Узнал у людей прогноз погоды.

Я понял, что мне надо отправляться на веслах в ночь — будет штиль. Я собрал мокрые прокопчённые вещи и с темнотой отправился. В час ночи обогнул мыс Песчаный, и течение стало помогать мне (до этого оно, как и ветер, мешало). Днём по прогнозу должен был задуть южный ветер, и я должен был успеть добраться до острова Русского или хотя бы до Эгершельда. В три часа ночи я был на середине Амурского залива. Тишина. Луна. Волн нет. Но мне некогда было любоваться, я не укладывался в ночь. Я устал. На рассвете море начало дымиться, была фантастическая красота. 

Я не знаю, какие радары способны заметить мою лодку, но, кажется, ввиду того что на ней практически не было металла, она для них невидима. Из огромной красной от восходящего солнца тучи, которая лежала на воде, вылетел катер и с рёвом пронесся мимо меня. Человек, который стоял у его руля, удивлённо на меня оглянулся: я на веслах пересекал оживлённые судоходные пути. И при этом меня плотной пеленой окутал туман. Я знал, где я нахожусь, и греб по навигатору в верном направлении, но мне было не по себе от ощущения того, что меня может раздавить какое-нибудь судно.

Туман рассеялся, и мне открылась панорама на остров Русский, мосты и Владивосток. Я шёл на юг и пытался понять, где кончается остров, и найти пролив, ведущий в Японское море. У меня не было карты этих мест (её растворило в пакете, который я считал недосягаемым для воды). Вместе с ней в третий раз замочило паспорт — я восхищаюсь стойкостью российского паспорта. Я три дня (а перед этим ещё два раза с промежуточными сушками) жмакал его в морской воде (это не просто вода плюс поваренная соль, это суп из самых различных ядрёных веществ, в котором растворяется всё), и после этого только вокруг моего изображения на фотке возник розовый нимб страстотерпца. И больше никаких дефектов.

Погода была идеальна для хождения на парусах. Я упивался управлением лодкой. Я без шверта мог идти практически в любую сторону, куда хочу. Да, хоть у меня и была конкретная цель — город Находка, но это было ощущение вседозволенности. Огромное количество запасов — никакого мотора, ресурс и топливо для которого ограничены, — было ощущение, что я, затратив некоторое время, могу попасть в любую точку на земном шаре, где есть море. И солнце, грело солнце. Я вернулся в пролив Старка. Я по опыту знал, что выступающий скалистый мыс означает далеко идущий шлейф из камней впереди него, и виртуозно обошёл их, насмешливо смотря на них через прозрачную лазурную воду. Мимо буёв полетели катера, это означало, что они наоборот обозначают безопасный путь. Так что я вошёл в пролив Старка, и, уже практически наблюдая Бостон на горизонте, на всех парусах устремился в его сторону, в сторону Уссурийского залива и открытого Японского моря. 

Я хотел соорудить волноотбойник на носу и привести всё в порядок, прежде чем выходить в открытое море. На необитаемом острове, которых здесь было полно, можно было спокойно подготовиться, не ловя на себе взгляды зевак и не опасаясь за сохранность имущества. Я решил пристать к песчаному берегу, но там оказалась военная база, поэтому я развернулся и направился на остров Шкота.

Следующие двое суток я изучал влажность. Я познал все степени мокроты. У меня было всё мокрое, но я ещё держался на некоторой грани, которая разделяет мокрый спальник от спальника, наполненного водой. Я укутался всеми доступными мне плёнками и чехлами. У меня начали болеть колени и зубы — мои старые раны. Я постепенно приближался к пределам возможностей своего организма. Третий день шёл дождь, я ждал хорошего ветра, чтобы вновь начать искать место для швартовки. Три дня я жил в окружении воды. Она была везде. С неба непрерывным потоком лило, и моё тело должно было затрачивать энергию на испарение каждой новой упавшей на меня сверху капли. Я вновь пошёл на острова: я планировал рвать, но пришвартовать-таки лодку. Буквально влетел в крошечную бухту, которая будто бы была создана для моей лодки.

Я четверо суток не выходил на берег. Бывало так, что меня довольно сильно качало (при этом лодка качается как вдоль, так и поперёк) в течение 12 часов. Я со злорадством пытался ощутить симптомы морской болезни, но мой организм, как и моя лодка, просили больших волн. Я планировал подойти к Находке со стороны открытого моря, не приближаясь по пути к суше. Я понял, что могу не отрываться от управления лодкой неделю и спать вполглаза, держась за руль. Но к тому, чтобы штормовать за сотню километров от берега, я хотел быть готовым во всеоружии. И как минимум отдохнуть перед этим. 

Я планировал пробыть здесь (это был необитаемый остров Козлова) минимум неделю. С пяти точек привязал лодку к скалам — я буквально растянул её на веревках. Веревки всегда были натянуты: в моменты отлива — сильнее, когда прилив — слабее. В некоторых местах я поместил между ними и скалами деревяшки, чтобы не перетирались. Я никак не мог прийти в себя от того, как красиво я пришвартовал свою лодку. Я фотографировал её со всех сторон — она буквально парила на абсолютно прозрачной, искрящейся под ярким солнцем воде. В паре метров от неё со всех сторон были грубые острые высокие скалы.

Сейчас лодка была в безопасности: весь остров и выступ укрывали её от преобладающего южного ветра, и волны практически не заходили в бухточку. Я ходил по острову в шерстяных носках без обуви, как дома. Скалы-то чистые. Была хорошая погода — сушил вещи. Когда всё на лодке мокрое, её масса увеличивается минимум в два раза, и от этого сильно падает её управляемость. Чем лодка легче, тем лучше управляется. Собрал на вершине острова лепестки шиповника, из мешков гречку, мёд, шкалик от бондаря и сделал 20-градусную настойку. По запаху она была как дешёвый советский одеколон, но она помогала мне справиться с не очень вкусным мясом.

Здесь пригодились устрашающего вида крючки на кальмара — я дёргал ими птиц. Также я их сбивал камнями со скал. Подробности их ловли я не буду раскрывать, добыча некоторых видов запрещена. Ногой прижимаешь голову к скале, правой рукой оттягиваешь лапы, левой отрезаешь голову. Надо как можно быстрее их потрошить. Если рыба гниет с головы, то млекопитающие и птицы — с пищеварительного тракта. Не ощипывал, просто сдирал кожу. Обычно варил в кастрюльке на примусе. Отдельно варил крапиву. У меня было достаточно еды, но я делал это, чтобы разнообразить свой рацион. Я посещал бесплатно три года назад курсы, там давали много полезной для любого путешественника информации и по питанию, и по картам, и по узлам. Но многие вещи, которые мне говорили там, я открыл заново. 

Подходила к концу вторая неделя моего пребывания на острове. Я завершил основное, для чего я был на острове — чехол-волноотбойник. Я пытался ловить рыбу — снастей у меня было на тысячи рублей. Правда, у меня к тому времени своровали самую важную снасть за 500 рублей — сеть. За всю свою жизнь я не поймал ни одной рыбы. И тут моя удача не изменила мне — куда бы я не забрасывал, улов был нулевой.

Вдали на моём острове высадились какие-то робинзоны типа меня. Ходили голышом. Это были уже взрослые мужики и женщины. Я спросил у них погоду. Они мне сказали: «Завтра — жопа». Уезжая, люди оставили мне дров и овощей (там росли деревья, но заставить их гореть было очень сложно). Я снова остался на острове один. Я планировал переждать тайфун, после которого, по прогнозу ветер должен был дуть в нужную сторону и должна была установиться хорошая погода. 

Всё началось в ночь с 12-го на 13-е. Часов десять кряду непрерывно шёл дождь, он был сильный, но мне это было не в новинку. Днём я вылез из своего нового убежища на носу лодки, откачал воду: она наполнилась до краев. Выбрался из лодки: полез с камерой на вершину острова, откуда меня в буквальном смысле сдуло обратно. На скале сложно было удержаться на ногах. Оттуда сверху я смотрел на свою лодку, которая кренилась под ветром и качалась на небольших волнах. Ветер буквально отгонял большие волны от моей лодки, когда они пытались приблизиться к моей бухточке, и те, обидевшись, бежали прочь от неё. Уровень воды поднялся так, как он не поднимался прежде ни при одном приливе. Я раньше не знал, что падение атмосферного давления и ветер способны так повышать уровень воды. Под вечер ветер утих — я был разочарован в этом тайфуне.

Обиженные волны начали мстить. Они росли. Я снимал, как с той стороны, где дул ветер, разбиваются огромные волны и брызги подлетают на десяток метров вверх. Но удивительным для меня было то, что волны начали увеличиваться и с направления, противоположного тому, откуда дул ветер. Он прекратился, он больше не отгонял их с той стороны, с которой моя лодка была беззащитна. Трёхметровые волны разбивались прямо у борта моей лодки. Я был по-прежнему спокоен — ветер уже давно утих, и я думал, что наблюдаю агонию бури. Одновременно шла волна с очень большим периодом: уровень воды то медленно рос, то медленно падал. 

Беснующееся море звучало подобно мириадам взбесившихся пчёл. Я опустил взгляд на верёвки, которыми я привязал лодку — некоторые из них заметно перетерлись в течение последних 40 минут. Я сел на камни, зевнув, стал перевязывать одну из них. Сзади послышался гул взлетающего пассажирского самолёта. Я не успел обернуться, как меня окатило волной. Меня не смыло, я держался за верёвку. Я доделал узлы, скинул мокрую одежду и лениво забрался в своё убежище.

До сих пор я заботился о лодке. Теперь я думал, как не заболеть. Мокрым у меня было абсолютно всё. К счастью, тайфун, рождаясь в тропиках, несёт с собой относительно тёплые массы воздуха. Можно утонуть, разбиться о скалы, но не умереть от переохлаждения на берегу. Всё же я сильно замёрз. Мне всё же пришлось вернуться за бензином на лодку, которая, летая, уже не пыталась принять вертикальное положение. Я срезал канистру ножом. Один литр горючего — и я сушил свой спальник над костром. Я затушил костёр водой и лёг прямо на дрова, под которыми были тлеющие угли. Я засыпал в комфорте на дрожащей земле, слушая, как хрустит плод двухлетнего труда.

Когда я очнулся, было уже светло. Волны были такие же, как и прежде. Лодки над водой не было. Позже, ныряя вокруг острова, я убедился, что её нет и под водой. Болтались оборванные верёвки. Мне удалось найти лишь три щепки, с которыми я сделал селфи.

Я жил на необитаемом острове ещё несколько дней. Я уже думал набивать гермомешки пустыми бутылками, сооружать плот. Люди, которых я просил подкинуть меня до ближайшего острова Попова, молча меня слушали, заводили мотор и плыли дальше. Но была хорошая погода, я отдыхал. Необитаемый остров — это самое комфортное для меня место. Он особенно подошёл бы после периода интенсивного обучения, когда нужно, чтобы всё в голове уложилось. Воздух во время тайфуна и после него был насыщен капельками морской воды.

Вдали появилась очень красивая парусная яхта. Я переглянулся с отдыхающими на берегу владельцами и сфотографировал её. Пошёл помыл голову в большой луже. Когда они узнали, что я один, они согласились меня подвезти. При этом они позвонили в МЧС, чего я не хотел. Но МЧС им сказало, что оно спасает только тех, у кого есть мобильник и кто сам им звонит. МЧС не берёт деньги за спасение людей, только за спасение лодки, о чём вы договариваетесь с МЧС на месте. Но мне не хотелось, чтобы меня кто-то спасал. Просто плыли мимо, подвезли — вот так.

На моторе мы дошли до острова Попова. Там был охраняемый пирс, классные люди. Охранник сам купил мне билет на паром до Владивостока, а его начальник подвёз меня до этого парома — он отходил из пролива Старка. Там же мне выдали кеды, я был босиком. Мне сказали, что в этот тайфун волны были и правда необычные. На другой день я сел на паром. Это фантастический аттракцион. Всего 54 рубля. Я обошёл всё судно, держась за перила, с верхней палубы наблюдал одинокие маяки на островах, самые разные корабли, океанариум, ДВФУ, мосты, Владивосток. Я вышел с парома прямо в центре города. Вообще туристическая отрасль в Приморье явно недооценена — сюда может приезжать гораздо больше людей.

Вот уже месяц, как я вернулся к прежнему состоянию, когда я прибыл во Влад. Пошёл в церковь, поработал там, за это мне дали вещи. Пытаюсь найти время для того, чтобы сделать сайт на английском языке, использовать Kickstarter и попробовать найти помощь в США, чтобы вновь отправиться на лодке в Америку уже в 2016 году.