Безналичный расчёт: Как я стал волонтёром и начал жить без денег

Тимур продал все свои вещи, чтобы уехать во Вьетнам, где стал принципиальным волонтёром — он старается избегать денежных отношений и жить по бартеру. А теперь рассказал нам, как не потратить ни доллара за пять недель в Исландии, месяцами общаться с вьетнамцами только на языке жестов и какие вещи всегда необходимо иметь в походном рюкзаке.

Я родился и вырос в Омске, в 17 переехал в Питер и прожил там семь лет. После школы не пошёл в вуз, потому что понимал, что живу один в чужом городе и мне нужны какие-то деньги, а учёба и работа не складываются в одну картинку. Пошёл на кулинарные курсы, после которых смог работать в ресторане, и в школу спасателей. Получал знания, которые были мне интересны. Я сразу понял, что большой город — это не для меня, поэтому, получив загран, сразу же начал путешествовать и последние два года провёл в постоянных разъездах.

Всё началось с полосы невезения — вернувшись как-то из отпуска, я просто не смог найти достойной замены предыдущему рабочему месту. Было решено устроить распродажу своих вещей: машина, два ноутбука, прочая техника, какая-то одежда. Всё, из чего можно было извлечь хоть какую-то прибыль, шло на продажу, остальные вещи я просто раздавал. Сложнее всего было продать фургон: мало кто хочет покупать 25 литров бензина на 100 километров и искать двойное место на парковке. За полгода у меня было всего пара просмотров, но в итоге всё сложилось.

С вырученных денег я закрыл все кредиты, и у меня осталось 20 тысяч рублей. За 17 я купил билет на самолёт и один улетел во Вьетнам, не имея никакого плана. На руках оставалось ещё 200 долларов. В первый день удалось найти комнату у знакомых за 25 долларов, во второй — за 15, а на третий мне повезло — нашлась комната, которая стоила 50 долларов в месяц. До этого я ничего не знал про волонтёрство, но получилось так, что я сам себе организовал первый волонтёрский проект.

Пришёл к вьетнамцам чинить свой мотоцикл, сказал, что могу помогать, и завис в мастерской Бома на полгода. На вывеске было написано «Bong», но звучало это совсем по-другому, поэтому я называл владельца Бомом. Эти ребята не знали английского, объяснялись на пальцах, но это не мешало нам вместе работать и общаться. Они знакомили меня со своими семьями и друзьями, звали на рыбалку — и всё на языке жестов. Правда, иногда это утомляло, тогда все просто молчали. 

В какой-то вечер мы все вместе возвращались с рыбалки, нужно было переждать несколько часов в городе, в котором жила сестра жены Бома, которую он не видел очень давно. Все собрались на ужин, пили чай, и тут на стол поставили тарелку с яйцами. До этого я слышал, что у вьетнамцев есть такое блюдо, как утиные яйца. Они варёные, но нюанс в том, что утёнок в них уже на последней стадии формирования, то есть с перьями и вообще готовый вылупляться. И когда эта тарелка оказалась на столе, я понял, что это оно и есть. Бом говорит: «Это вкусно, классно, давай!» Я разбиваю яйцо, вижу перья, понимаю, что всё, приехали. Одно яйцо я съел, от остальных вежливо отказался. Хозяева попытались обидеться, но вскоре обо всём забыли.

Я планировал пробыть во Вьетнаме намного дольше, но вышло иначе — месяц пролежал в постели с богатой коллекцией переломов, и пришлось вернуться в Омск на восстановление. Вьетнамцы говорили, что всё в порядке, но когда ты два с половиной месяца болеешь, всё не так уж нормально — нужны врачи, которые говорят с тобой на одном языке.

После двух месяцев реабилитации врачи запретили куда-либо ездить, но билет в Индию уже был приобретён. Знакомый знакомого предложил кругосветку с бюджетом только на визы и билет на самолёт в один конец. Я не знал его и остальных попутчиков, но сказал, как обычно: «Окей» — никогда не умел отвергать абсурдные предложения. В итоге до Индии долетели лишь два человека — я и одна девушка, которую я же на трип и уломал. Остальные внезапно решили слиться, а организатор ещё долго кормил нас завтраками и обещаниями вот-вот приехать. После нескольких недель сидения в ашраме внутренний голос прокричал: «Пора двигать». Девушка осталась в Индии, а я быстро нашёл волонтёрский проект в Непале и уже спустя 40–50 часов в автобусе оказался на стройке местной школы. Так началось моё волонтёрское путешествие — Непал, Малайзия, Исландия.

Первый проект я случайно нашёл в интернете и подумал: раз есть время и руки, то почему бы и нет? Это была стройка действующей школы, а действующая школа по-непальски — это бамбуковые стены и глиняный пол. Мы же строили главное здание, занятия в котором должны были начаться чуть позже. К этому времени уже приехали преподаватели, уже были привезены книги, и началось обучение во временных корпусах. Мы вставали в 4:30 утра, когда ещё не улетучивалась ночная прохлада, сбегались завтракать на крик «Breakfast!» и шли работать, потому что потом начиналось пекло, и делать что-то было просто невозможно. Обед по расписанию в 10–11, а потом перерыв на час. Копали, разбирали что-то в горах — уровень физических нагрузок как у профессиональных спортсменов.

Проект стройки в Непале был международным, но основателем был парень из Владивостока, так что основная информация разошлась по российским каналам. Половина волонтёров была из России, а другие ребята приехали из Мексики, Греции, Германии и Франции. Люди приезжали на разный срок, команда всё время менялась, и в какой-то момент получилось так, что был всего один немец Тим, а остальные были русские. Естественно, мы говорили на русском, потому что не видели смысла разговаривать на английском ради одного Тима, который просто сказал: «Okay guys, no problem». Мы постепенно учили его русским словам, особенно ему приглянулась «тележка». Не зная какого-то слова, он просто говорил: «Дай мне тележка». Всем новым ребятам, которые к нам приезжали, он объяснял, что «тележка» — это очень важное слово на этой стройке и его надо обязательно выучить.

Вернувшись в Омск, я начал готовиться к поездке в Исландию. Вакансии искал на сайте Work Away Info: ты платишь взнос около 23 евро и получаешь годовой доступ ко всем предложениям. Как раз в это время я решил жить по бартеру, исключая денежные отношения, насколько это возможно. У людей есть дела, и я им помогаю. Впереди ждала Исландия. 

Виза в Исландию — обычный «шенген», но когда я пришёл в визовый центр и назвал страну, мне предложили оформить визу на неделю за 10 тысяч рублей и, попыхтев, предложили двухнедельную за 15 тысяч, хотя мне нужна была на два месяца.

Они стали рыться в своих документах, в одной из папок нашли Исландию, но цены там не было — значит, они либо никому не оформляли документы в Исландию до этого, либо вообще не думали, что туда кто-то ездит. В итоге я собрал кучу документов, расписал каждый день маршрута, приложил карты и оформил визу на 56 дней за семь с половиной тысяч. До сих пор вспоминаю их фразу: «Что можно делать в Исландии пять недель?! Это как в Омск на пять недель прилететь!» 

Все волонтёрские проекты в Исландии делятся на два типа: это либо фермы, либо гестхаусы. На обычную ферму меня вообще не тянуло, да и стоять в гестхаусе на ресепшене и общаться с незнакомыми людьми тоже не очень хотелось. Сначала я нашёл одно интересное предложение, суть которого заключалась в том, что нужно помогать в ледниковых пещерах, но все вакансии были закрыты до конца следующего года. Потом мне подвернулось объявление ребят с фермы, которые занимаются ездовыми собаками — зимой нужно заниматься организацией поездок на упряжках, а летом ухаживать за собаками и помогать по хозяйству. Они не ответили, и для успокоения я отправил ещё запросов десять, на один из которых пришёл ответ. Бэгги — владелец фермы мидий — представился как овцевод, хотя в профиле были фотографии пирса и моря. Я заинтересовался и приехал.

У Бэгги были и овцы, и собаки, а ещё куча американских автомобилей, большинству из которых нужен был ремонт. Я сразу же заметил белый пикап, стоящий в поле среди стогов сена, и спросил, ездит ли он. Хозяин ответил: «Ездил. Несколько лет назад». У машины была проблема с топливом, бензин вытекал прямо из бака, но она завелась и была далеко не безнадёжна. Большие машины нужны Бэгги для перевозки овец, но так как все автомобили с какими-то дефектами, он каждый раз выбирал наиболее рабочий, а остальные годами ждали ремонта. Тут-то я и понадобился. До моего приезда поломанные машины были разбросаны везде: одна в поле, другая на заправке, третья на соседней ферме. За четыре недели я починил и пригнал на ферму все. Надеюсь, этого запаса хватит ему как минимум на год. 

Я жил в доме у моря, только без пальм и пляжа, а с лавовыми камнями и суровым ветром, отрывающим верхушки волн. В 23:30 уходили последние лучи солнца, которые возвращались уже через три часа. За 21 час светового дня можно многое успеть — например, побыть капитаном буксируемого корабля.

Бэгги занимался ловлей мидий, которые хранились в ловушках, заложенных на дне моря. Чтобы их достать, нужно отплыть от берега метров на 100, и поднять улов с помощью лебёдки. Мы не плыли на рыбалку, пока не вытащили все запасы из ловушек, которых было очень много. Я планировал уезжать в субботу, а в четверг Бэгги сказал мне, что мидии совсем закончились и надо ехать ловить. Честно говоря, я представлял себе процесс как-то немного проще, а на деле у тебя есть лебёдка и корабль, которым нужно всё время управлять. Этим занимался сам Бэгги, потому что на глубине пяти-шести метров все манёвры корабля должны быть очень точными. Я отвечал за ловушки, которые похожи на большие ковши весом около 500 килограммов, причём при загрузке и выгрузке ковш надо крутить разными сторонами, то есть полтонны железа надо каждый раз разворачивать. За один заход мы обычно вытаскивали от 50 до 200 килограммов мидий. Проделав это всё раз 50, мы наловили шесть тонн.

В Исландию я прилетел в общей сложности на пять недель, четыре из которых заняла работа на ферме. Через две недели Бэгги разрешил мне брать его машину и ехать куда угодно, давал карточку на бензин и еду (карты для gas stations действуют и на заправке, и в супермаркете). Я проехал 2500 километров, понял, что посмотрел чуть ли не всю Исландию, и через два дня вернулся на ферму. Бэгги предложил мне остаться поработать ещё ненадолго, и я согласился. Давать мне машину, оплачивать бензин и еду было для него выгодней, чем нанимать на месяц какого-нибудь поляка. Так я сэкономил около тысячи евро. Исландские цены на бензин меня шокировали. Сначала я не особо присматривался, сколько крон уходило на заправке. А когда заметил, что полный бак джипа обошёлся нам в 15 тысяч крон (это где-то 10–12 тысяч рублей), был в ужасе. 

Как-то мы ехали обратно на ферму, Бэгги обсуждал что-то со своим седовласым взъерошенным отцом, большие колеса джипа гудели по асфальту, англичане-стопщики, которых подобрали в последнем городе, о чём-то разговаривали на каком-то новом и совершенно непонятном английском. Холодный дробовик качался на рюкзаках, печка жужжала вентилятором и грела ноги, а я смотрел в окно. «Oh! Oh shit!!! eeem..BIG FKN ANIMAL!!! ..emmm» — я тыкал пальцем на фьорд, пытаясь вспомнить это чёртово слово «whale». Мы остановились и долго смотрели со склонов фьорда на этого гиганта, слушали глубокий и спокойный звук его дыхания. Так я услышал кита. 

Всем своим знакомым Бэгги представлял меня так: «Это сибиряк ходит». Для них Россия — остров между Америкой и Европой, откуда вроде как пришли первые викинги. Когда исландцы не знают, где что-то находится, они говорят: «Где-то между Омском, Томском и Тимбукту». И когда я сказал, что я из Омска, все подумали, что это шутка. Потом они спросили меня, не знаю ли я, где Томск. Я показал им на карте и сказал, что это 600 километров от моего родного города. Все засмеялись, и кто-то сказал: «Так, два города мы знаем, осталось из Тимбукту найти волонтёра».

Дела успокаивались: овцы на лето в горах, ягнята окрепли и бегают сами, шесть тонн мидий в запасе, разбросанные по Вест-фьорду машины более-менее подкручены и собраны около дома, все лодки на ходу и спущены на воду. А я влюбился в Исландию и готов вернуться сюда снова. 

В путешествиях часто возникают ситуации, когда у тебя в кармане пара долларов, но ты понимаешь, что они есть, и это уже неплохо. И благодаря странному стечению обстоятельств и цепочке случайностей ты кому-то помогаешь, и на следующий день в твоем кармане уже 10. Если не паришься о деньгах, они всегда появляются в нужный момент. Когда у меня спрашивают, как зарабатывать, я отвечаю: «Не тратить». Если ты работаешь, значит, тебе нужны эти деньги, чтобы их на что-то потратить. А еду и жильё всегда можно найти — ты помогаешь и по бартеру получаешь еду и крышу над головой, к тому же делаешь что-то полезное. Я стараюсь избегать денег, потому что отчасти сторонюсь системы общества потребления. У меня есть нормальная рубашка, нормальные штаны, но эту рубашку подарил друг, когда я пришёл в футболке на его свадьбу, а штаны шила мама. Чтобы выглядеть как приличный человек в большом городе, особо денег не требуется. Камеру я купил лет шесть-семь назад, ноутбук продал перед отъездом, купил мотоцикл, поломался на нём, продал его и купил новый ноутбук — здесь движение средств лёгкое и понятное. Полностью денег избежать очень трудно, но смысл в том, что ты меняешь различные нужные тебе вещи.

Вещи в рюкзаке — всё, что мне необходимо: футболка, шорты, спальник, палатка, горелка — это тоже не требует особых вложений и покупается один раз и надолго. А найти 40 долларов на перелет из Норвегии в Исландию не так уж и сложно. Есть минимальные потребности — это еда и сон, а всё остальное уже не обязательно.