Робин Хансон — главный гэмблер от экономики. Профессор, гик и полимат, с которым сотрудничали DARPA и NASA, даже внешне не очень похож на серьёзного академика — большое, округлое, красноватое и всегда довольное лицо; такое должно принадлежать румяному школьнику, только что осуществившему 101-й за вечер спуск с ледяной горки. Но всё вполне серьёзно: Хансон идёт наперекор традиции и предлагает вещи, которые не ожидаешь даже от шарлатана из телевизора — например, заменить серьёзные научные прогнозы рынком предсказаний и выбирать президента одним случайным голосом первого встреченного прохожего. Да и вообще советует быть проще и доверять интуиции.

 

 

Робин Хансон

экономист

Большие идеи: Робен Хансон советует думать проще, полагаться на интуицию . Изображение № 1.

 

Как «не важно»? Что значит «и не надо»?

Его идеи и тексты обескураживают. Ощущение от концепции эффективного действия по Хансону можно сравнить с переживаниями того, кто ни разу не стоял на гребне волны и ничего не понимает ни в волнах, ни в досках, ни в акулах, но теперь слушает инструктора, который пытается убедить его, что искусство, которому он намерен обучиться, несложное и что для того, чтобы уверенно стоять на доске, нужно поменьше думать.

Обычно есть две крайности: тёмный лес (беспорядок) и яркий свет (порядок). Обычно движение к свету — это движение от леса, но тут тебе говорят, что эта дорога к свету слишком долгая и лучше идти напрямик — через лес. Таким образом, хаос и порядок не противопоставляются, но оказываются в определённом смысле «обратно пропорциональным» образом сопряжены: чем больше степеней порядка я стараюсь учесть, принимая решение, тем меньше вероятность того, что принятое решение будет наилучшим. И наоборот, наилучшее решение бывает принято быстро, почти без участия волевого анализа. Отличие Хансона от дзенских проповедников в том, что последние тут и успокаиваются, страшно раздражая так просто не успокаивающегося читателя.

Информация, которая могла бы вас заинтересовать

Представьте такую сцену из дешёвого шпионского кино: героиня набирает номер, на том конце взволнованный голос произносит: «Слушаю, кто это?», в ответ она томно сообщает, что обладает информацией, которая могла бы того заинтересовать. Голос ещё взволнованней спрашивает: «Кто это? Что вам нужно?» и т. д. Теперь замените слово «информация» на «знание». Получается очень смешно: «У меня есть знания, которые могли бы вас заинтересовать». Похоже на рекламу бакалавриата. Или курсов переквалификации. То есть не имеет никакого отношения к жизни того, кому звонит герой. Поэтому и не может его заинтересовать. Представление о том, что сложные системы нуждаются в сложных моделях, которые позволят нам принимать наиболее правильные решения, с точки зрения Хансона и других минималистов, неверное, потому что зиждется на ложном представлении о природе разума.

Основное его утверждение можно сформулировать так: разумность связана не со сложным, находящимся вне времени отвлечённым знанием, но с информацией, которая окажется в наличной ситуации решающей, с умением ограничивать внимание узким кругом способного обеспечить преимущество, то есть быть использованным в качестве «оружия». Концептуальным героем Хансона поэтому мог бы быть не только гэмблер, но и ниндзя, интересующийся в интерьере лишь теми элементами, при помощи которых можно убивать.

Минимализм 

Суть минималистической программы, представителем которой и является Хансен, сводится к представлению о том, что даже самый прогрессивный и простой способ достигать результата, каким бы прогрессивным и простым он ни был, всё же не самый прогрессивный и не самый простой. Это значит, что в ответ на жалобы традиционного экономиста, сетующего на отставание техники от запросов разума и на то, какие мощности нужны, чтобы эффективно анализировать необходимые объёмы информации, чтобы построить точную модель развития событий, Хансон спросит: «Считаете, что проще никак?»

Возьмём понятие истины, о которое традиционно ломаются философские копья. Оно не составляет никакой проблемы в минимализме, требующем от определения фиксации исключительно тех свойств вещи, которые всякому с ней столкнувшемуся очевидны.

Таким образом, истина — совсем не сложное дело, просто надо, не стесняясь, обратить внимание на то, что всем и так известно. Тогда определение будет звучать так: истина — это то, что имеет высшую ценность и неопределимо. Всего несколько слов, а всё сказано.

Если решение нужно принять во времени

Мышление Хансона проникнуто чувством времени, не позволяющего затягивать с решением. Разумеется, разум совсем по-другому видится в такой перспективе: если на раздумье отпущено несколько секунд, важно ли постараться обратить внимание на как можно большее количество деталей и уровней происходящего, чтобы построить наиболее всеобъемлющую и адекватную из возможных моделей происходящего, глубокое понимание которой поможет мне побыстрее принять наиболее разумное решение? Конечно нет, наоборот, большая часть способного быть познанным, но никак не влияющего на исход событий, должна быть отсечена, и всё внимание обращено на решающий момент: например, если вот-вот попадёшь под трамвай, нужно успеть отпрыгнуть в безопасном направлении, а для этого можно позволить себе не запоминать расцветку платья в окне магазина через дорогу.

Чем сложней, тем проще 

Например, если вам нужно нарисовать портрет человека в метро, собирающегося, по-видимому, выходить на следующей станции, скорее всего, вы будете действовать как советует Хансон: попытаетесь уловить не всё, но лишь существенное, более того, чем сложнее и богаче лицо, тем меньшее количество характерных черт окажется необходимым, чтобы убедительно передать образ. Принцип, утверждает Хансон, работает не только в описанной, а в любой вообще ситуации. Такое представление о связи усложнения и упрощения делает Хансона одной из центральных фигур так называемого экстропианизма, утверждающего, что вместе с возрастанием энтропии возрастает и её противоположность — экстропия, то есть с усложнением системы необходимым образом уточняются описывающие её слова и упрощаются решения, необходимые, чтобы управлять ей. Если, например, мы оказались на войне, в ситуации более сложной, чем обычно, для принятия правильных решений нам будет достаточно меньшего количества сведений, чем в ситуации более простой. Можно сформулировать это и так: усложнение структуры ведёт к сокращению имеющих значение для её анализа элементов.

 

 

   

 

Хансон делает гэмблера, выигрывающего в азартных играх благодаря владению недоступной другим информацией, главным героем своей мысли.

 

   

 

 

«Но потом я узнал!»

Наверняка ребёнком Робин много времени проводил, наблюдая за тем, как его отец, баптистский проповедник, общается с людьми, что он говорит им об устройстве мира и о том, как поступать, чтобы потом не было стыдно. И, скорее всего, уже тогда он начал обдумывать свою концепцию. Кажется вполне правдоподобным, что исток идеи о полезной информации и бесполезном знании можно усмотреть в концепции «благой вести», представляющей собой именно то, что интересует Хансона, получаемые во времени важные подробности. Получив их, люди иногда полностью меняют жизнь, о чём по прошествии времени говорят: «Но потом я узнал, что (важная подробность), и это перевернуло мою жизнь». В отцовских же проповедях, скорее всего, он встретился и с идеей, озвучиваемой как апостолами, так и самим Иисусом, о том, что для совершения правильного выбора не обязательно быть всесторонне образованным. Потому что для лучшего исхода событий нужно знать не всё, а нечто самое главное. От отца же, скорее всего, он услышал и о возможности обладать чем-то, чего достаточно, чтобы справиться с любыми трудностями.

Keep your hand on your gun

Чтобы лучше понять Хансона, нелишним будет знать, как восприняла американская критика фильм «Хороший, плохой, злой» с Клинтом Иствудом в главной роли. А восприняла она его как рассказ евангельской истории на языке вестерна, кто-то даже написал, что герой Иствуда — современный Христос. Такая интерпретация может показаться странной, но только не американцу. Ключом к ней может быть классическая фолк-песня «Христианские пески» (её можно услышать, например, в исполнении Джонни Кэша): в ней от лица ковбоя утверждается, что прерии — это условия, в которых вырабатывается моральный ригоризм, умение «видеть жизнь в чёрном и белом», поэтому пески, в которых вырастают такие праведники (в шляпах и с револьверами), и называются христианскими. Герой Иствуда рождён этими песками, в которых нет права на ошибку. Поэтому любое действие имеет далекоидущие последствия. А соглашаться или не соглашаться с чем-то надо не раздумывая. И действовать тоже. Поэтому пистолет никогда не покидает его руки. И он, в отличие от других действующих лиц, никогда не упускает главного — детали, просмотренной остальными, учёт которой обеспечивает ему преимущество и возможность действовать на опережение.

Вспомним теперь, что все герои фильма — гэмблеры. А если и не гэмблеры, то точно те, в жизни которых гэмблинг занимает не последнее место наряду с виски, грабежом и другими обычными в «христианских песках» способами проводить время.

Хансон делает гэмблера, выигрывающего в азартных играх благодаря владению недоступной другим информацией, главным героем своей мысли. Ход понятный и простой. Если мы хотим научиться предсказывать будущее, надо учиться этому у того, кто действительно умеет это делать, то есть у него, единственного специалиста.

Теперь же сделаем последний шаг, который Хансон-подросток гипотетически мог осуществить. Если тайное имя гэмблера, способного обыграть всех остальных гэмблеров — Иисус, значит, тайное имя того, кто всех спасёт — гэмблер! Впервые, наверное, он увидел в отце гэмблера, когда смотрел, как тот говорит с людьми о библейском тексте, как выходит из затруднительного положения не благодаря знакомству с сущностью Библии как целого, а, наоборот, благодаря умению вытащить из рукава именно то место, которое придётся кстати сейчас и изменит ход всего «сражения». А именно так, наверное, и было. Ведь можно ли себе представить, что в Америке, стране телепроповедников, могло быть по-другому?

Университет

Проблемой нынешней системы образования являются неправильно расставленные акценты. Чтобы академией можно было наслаждаться почти сразу, Хансон предлагает провести такие несложные преобразования:

— место ничего не понимающих научных руководителей (оперирующих старой системой координат, в которой для принятия решения нужно знать «всё») занимают умеющие выигрывать гэмблеры или ещё какие-то серьёзные люди;

— степени за достижения, помещающие учёного в статический космос, предполагающий ограниченное количество разрешённых «достижений» и соответствующих им степеней, уступают место призам за сыгравшие центральную роль в достижении результата сведения.

Гэмблинг-фест, или рынки предсказаний 

Если только какая-то уловка приведёт к желанному сокровищу, что делать с демократией? Главной проблемой современного народовластия, с точки зрения Хансона, является то, что в нём не осуществляется никакого народовластия, то есть совместного решения относительно совместной судьбы. Это происходит, по его мнению, изложенному в программном тексте «Рынки предсказаний», потому что государственная власть ориентируется на «экспертное мнение заинтересованных только в себе самих членов инсайдерского клуба, состоящего из знаменитых мудрецов и звёзд академического мира, вознаграждение которых настолько прилично, что они оказываются вынуждены рассказывать только те истории, что имеют счастливый конец, и в любых обстоятельствах поддерживать друг друга; времени на правду не остается». 

Рынок предсказаний призван исправить ситуацию. Он представляет собой биржу, на которой продают и покупают «предсказания», то есть ставки на тот или иной исход текущих событий. Как появился такой инструмент, кажется очевидным. Раз отдающий себе отчёт в происходящем гражданин — это гэмблер, значит, демократия — конференция гэмблеров! Но поскольку гэмблер заинтересован не в том, чтобы порассуждать, а в том, чтобы сорвать куш, значит, и парламент должен быть не парламентом, а игорным домом!

Идея очень странная и впервые была озвучена профессором ещё в 1988 году. С тех пор рынки предсказаний перестали быть экзотикой. Наоборот, считается, что на сегодняшний день нет более точного инструмента предсказания, чем этот, и академический мир (кроме Хансона) пока не понял, как всё-таки получается, что реальность стабильно подтверждает 90–95% сделанных на рынке предсказаний прогнозов.