Мы давно планировали написать текст о сапатистах — повстанческом анархическом движении на юге Мексики, вот уже несколько десятилетий защищающем права коренного населения штата Чьяпас. Весь мир знает субкоманданте Маркоса, но намного меньшее количество людей знакомо с реальной жизнью сапатистских поселений, чьи системы организации труда, образования и общежития радикальным образом отличаются от привычных для нас практик.

Сегодня мы публикуем рассказ российской анархотуристки Елены Корыхаловой о том, как она с другом ездила в Мексику, почти случайно оказалась в деревнях, контролируемых сапатистами, и даже попыталась снять о них кино.

 

Путешествие: Русские анархотуристы в лагере мексиканских повстанцев. Изображение № 1.

 

Опыт анархотуризма

Анархотуризм не стоит определять как-то конкретно, он бывает очень разным. Так, любые самостоятельные путешествия — это уже анархотуризм. Чем больше поездка зависит от самостоятельных действий, осознанного выбора и взаимопомощи, чем меньше в ней денег, бумаг и бюрократов, тем больше преобладает приставка «анархо». 

Сейчас всё больше людей не боятся выезжать за границу самостоятельно, и многим известно, как путешествовать почти бесплатно. Больше не нужно объяснять, что такое лоукосты и как работает каучсёрфинг. Мы же начали пользоваться этими благами ещё десять лет назад, учились на книгах Антона Кротова и Валерия Шанина, помогло знание английского. Ну и через несколько лет нам просто надоело путешествовать пассивно. Пожалуй, это был момент, когда мы освоили эту науку, пережив ряд нестандартных ситуаций: автостоп на пустых дорогах, невероятные вписки, бесплатные посещения платных мест, нелегальное пересечение границ, поход по Кавказу вне троп — после всего этого мы поверили в то, что сможем добраться куда угодно, было бы желание. Тогда мы перестали ориентироваться на распродажи, а наоборот, стали подыскивать скидки под конкретные цели. Например, в Европу ездили на фестивали.

Уже не устраивало нас и путешествие ради галочки, удовлетворения собственного любопытства и эго. Хотелось участвовать в местной жизни, чтобы лучше понимать чужие культуры и земли, оставлять что-то в благодарность за гостеприимство и полученный опыт. Самый доступный способ — найти работу на месте. Проще и законнее всего работать за еду и проживание, тогда не нужны регистрации, рабочие визы, трудовые договоры. Ты помогаешь добровольно, ты волонтёр. Существует множество волонтёрских программ, как международных, так и внутри страны, некоторые требуют взносы, но и бесплатных достаточно. 

Так я решилась поехать в Перу, месяц жила и работала в детском доме в пригороде Лимы, учила детей информатике. В Перу я своими глазами увидела, как страдает коренное население от неолиберальной политики, хотя тогда ещё и не мыслила такими понятиями. Потом случилось наводнение в Крымске, и мы отправились туда волонтёрами уже вдвоём с моим приятелем Олегом — тем более что автобус был оплачен. Там мы прочувствовали, что такое самоорганизация, узнали, что это хаос, дающий прекрасные плоды. В редкие дни отдыха ездили автостопом в Новороссийск, Анапу, Краснодар, за два месяца успели завести друзей и многое узнать об этом крае. 

Вот так получилось, что мой анархотуризм — это смесь из самостоятельных путешествий и волонтёрства, это желание познать чужое, полюбить его и оставить ему часть себя, это активный туризм со смыслом, целью и ограниченными средствами.

Мексика и сапатисты 

В Мексику мы с Олегом поехали тоже с целью — смотреть конец света. Купили билеты за неделю до вылета — подвернулись дешёвые. Думали, что с Мексики начнём путешествие с севера на юг, в Южную Америку. По дороге собирались делать репортажи из индейских и других самодостаточных общин, о местных традициях и мировоззрении. Тогда мы ещё очень плохо представляли себе левое движение в Америках и его сторонников, отчасти потому что мало знали о нём и в России, в своих предыдущих поездках в этот регион с ними не сталкивались, потому и о контактах с политическими организациями не думали. Так мы стали искать общины майя и упустили из вида сапатистов. Но они нашли нас сами. 

Случилось это в день конца света, 21 декабря 2012 года. Мы уже второй день вместо хостела использовали кафе в городе Паленке. В предыдущий день ушли оттуда с закрытием, переночевали в незаселенном доме на территории гостиничного комплекса, с пяти утра шатались по пирамидам под дождём, ожидая, когда же наконец верующие в конец света соберутся свершить там свои ритуалы, так и не дождались и вернулись в кафе обрабатывать жалкие результаты. Как вдруг заметили, что по улице перед кафе движется колонна из людей в масках. Заметили мы их далеко не сразу — они шли в полном молчании, без лозунгов, без плакатов. Видя, что колонна не заканчивается, а работники кафе заполнили дверной проём и с интересом наблюдают за происходящим, я поинтересовалась, в чём дело. Хозяйка ответила, что это сапатисты... и как бы вообще не началась война, как в прошлый раз, как бы не пришлось закрывать кафе... Она была скорее озабочена, чем напугана. Мы быстро заглянули в «Википедию», где в то время было написано всего три абзаца, поняли, что ничего не ясно, и Олег быстро собрался и ушёл фотографировать — что бы это ни было, митинг или война. А сапатисты всё шли и шли...

 

 

   

 

Опыт работы волонтёрами и знание испанского позволили нам впервые поехать в сапатистскую общину на две недели в качестве наблюдателей по правам человека.

 

   

  

 

Через несколько часов Олег вернулся, принялся отбирать фотографии и рассказывал об увиденном. Мы нашли послание Субкоманданте Сапатистской армии Маркоса, где он объяснил суть происходящего так: «Слышали? Это звук крушения вашего мира. Потому что вновь появились мы. День, который был днём, оказался ночью. А ночь обратится в день, который станет днём». Всё казалось очень запутанным. То есть стало ясно, что это не война, а демонстрация, что не зря она проходит в распиаренный день конца света, что эти люди в масках и есть майя, в общины к которым мы так стремились. Но что именно они хотели, чтобы мы услышали за молчанием? 

В поисках информации мы не заметили, как наступила ночь. Вместе с ней пришёл ответ от человека, который мог направить нас в индейскую общину. И да, он назвал место — Актеаль — и имя своего контакта — общинного священника.

Автономные деревни

С виду Актеаль — обычная деревня, за два часа езды из города таких пронеслось мимо с полсотни. Какого же было наше удивление, когда оказалось, что и эта община объявила о своей автономии (совсем как сапатисты) и отмечала собственный памятный день, а вовсе не конец света. Сразу после этих поездок и появилась группа «Анархотуристы» — нужно было место, чтобы делиться находками. Тогда же мы решили, что необходимо разобраться с сапатистами, насколько бы ни пришлось для этого задержаться в Мексике. И тогда же было решено оформить результат исследования в виде документального фильма.

Опыт работы волонтёрами и знание испанского позволили нам впервые поехать в сапатистскую общину на две недели в качестве наблюдателей по правам человека. Как это сделать, подсказала Wikitravel — для многих городов там есть замечательный раздел «Волонтёрство». Мы обратились в Центр по защите прав человека имени Фрай Бартоломе де лас Касас, в народе просто Фрайба, где были приняты в порядке исключения, так как за нами не стояло никакой известной им организации. Помогло, что им всё равно не известна ни одна организация из России. 

Стоит пояснить, что Фрайба защищает именно гражданское крыло САНО, безоружных индейцев, не подчиняющихся государству. Армия же укрывается в горах и до неё правда мало кто может добраться. С самого 1994 года, с восстания, армия не применяла силу, но до сих пор продолжает быть к этому готова. Пока Фрайба успешно справляется с обязанностями, а командование САНО занимается расследованиями и разведкой. 

Нас отправили в деревню поспокойнее, где маловероятны происшествия и можно снимать. Называлась она Крустон. Волонтёры жили в местном клубе, прямо в центре посёлка, готовили для себя на дровах, иногда помогали собирать урожай, ходили по гостям и больше ничем не занимались — наблюдали. Но при этом местные жители, как поддерживающие борьбу за землю, так и купившиеся на правительственные выплаты, были к нам крайне доброжелательны.

Не раз напрямую говорили, как рады видеть у себя волонтёров, что так чувствуют себя в безопасности. Мы поняли, что из тех жителей, что живут автономно, только две семьи можно назвать сапатистами — они являлись базами поддержки, то есть отдавали в хунту часть своей кукурузы — а остальные были с ними солидарны, но привязывать себя к организации не хотели. Сторонники автономии созывали отдельные еженедельные ассамблеи, отмечали свои праздники, по очереди занимались волонтёрами и строили отдельную церковь. Их службы отличались от католических содержанием проповеди священника — он говорил, что Бог заступается за неимущих и считает, что каждый его сын достоин клочка земли, который сможет его прокормить. В цивилизованном мире такую веру называют «теологией освобождения», появилась она в Южной Америке вместе с Че Геварой. 

В Крустоне жизнь борца за автономию мало отличается от жизни обычного крестьянина. На стороне сапатистов не получают денежную помощь от государства, не подчиняются указам сверху, не участвуют в выборах, не употребляют алкоголь, развивают самоуправление, отчего живут немного обособленно — вот и все отличия. 

Фрайба не могли отправить нас в другие общины без прикрытия отправляющей стороны, к тому же в большинстве было запрещено снимать. Тогда пришлось снова обратиться к тому человеку, что направил нас в Актеаль. Так мы поехали к очередным «клонам» сапатистов. Это была община Сан-Исидро де ля Либертад, ныне автономная, как от государства, так и от САНО, но поддерживающая связи с сапатистами и абсолютно солидарная идеологически. Здесь было решено создать собственную организацию, чтобы снизить напряжённость в отношениях с проправительственными соседями. Когда-то Сан-Исидро было едино, но приход сапатистов вынудил каждую семью принять чью-то сторону. Сейчас, как и Крустон, она разделена на два лагеря. Но, в отличие от того же Крустона, лагеря эти до сих пор не дружат и не имеют друг с другом ничего общего, даже школа здесь у борцов своя — автономная. 

Так как пришли мы по рекомендации, нас ждали и приняли хорошо: дали интервью, сводили на гору, накормили, уложили спать в школе и весь следующий день мы вместе со всей общиной (точнее, автономной её частью, которая и носит имя «де ля Либертад», то есть «свободная») праздновали день рождения воды. Позже мы много раз возвращались сюда. За гостеприимство расплачивались видео, фотографировали на сфабрикованные здесь же удостоверения личности (не поддельные, а свои, негосударственные), перед отъездом оформили DVD, куда поместили все видео с ними, а также видео с сапатистами нашего производства и их собственного. Каждый раз на просмотр наших работ вся община собиралась в доме для ассамблей. Иногда мы привозили с собой трюкачей из города, чтобы развлечь детей, те показывали фокусы, крутили огни, ходили на ходулях. Так все были счастливы знакомству и нам всегда говорили, чтобы мы звали с собой друзей, когда едем сами. 

А вот с настоящими сапатистами, гражданским крылом САНО, дело обстояло хуже: всё никак не подворачивалась возможность съездить туда, где много семей — баз поддержки живут по соседству, где процветает сапатизм, так сказать, в чистом виде.

 

Путешествие: Русские анархотуристы в лагере мексиканских повстанцев. Изображение № 2.

 

Коммуны сапатистов 

В итоге они сами пригласили нас к себе. Ещё в марте 2013-го вышло очередное коммюнике за подписью субкоманданте Маркоса, где он от лица всех сапатистов приглашал солидарных с движением принять участие в праздновании десятилетия Хунт хорошего правительства — администрации САНО, — а также поучаствовать в эскуэлите — маленькой школе свободы. Первый раунд школы должен был быть в августе. Мы про него узнали слишком поздно, запись была закрыта уже к концу марта. Но ничто не мешало нам съездить на десятилетие Хунт и поснимать отъезд учеников в августе. Позже мы записались и на школу, на второй раунд в декабре. Это была прекрасная возможность побывать в деревнях, затерянных в Лакандонской сельве — очаге сопротивления, но была в этом и плохая сторона — до школы занятость поселений в организации обучения тысячам приезжих не позволяла им принимать гостей. Сапатисты прямо попросили не беспокоить их со своими проектами. Мы же не хотели врываться без приглашения, оставалось только ждать.

В августе мы, наконец, отправились в сердце сапатизма — в поселок Ля Реалидад, где нынче базируется администрация зоны № 1 (всего их пять). Добирались с тремя пересадками. Из последнего более-менее крупного города, Лас-Маргаритас, был транспорт только до соседнего с Ля Реалидад поселка — Гваделупе-Тепейяк, — а до следующей маршрутки в Ля Реалидад ждать пришлось бы несколько часов, решили ехать. Название было нам уже знакомо — это место в 1990-е годы подвергалось многочисленным атакам мексиканской армии, в основном психологическим: бреющие полёты, проверка домов, организация военной базы на территории. Сейчас же первое, что бросается в глаза в поселке — огромное белое здание, центр медицинской помощи. Это, как мы позже узнаем из учебников эскуэлиты, тоже часть психологической атаки. Государственный госпиталь всё равно во многом остаётся местным не по карману, да и доктора появляются не каждый день, а потому белому дворцу они зачастую предпочитают тёмные сарайчики сапатистских клиник. Там всегда дежурит врач, лекарства продаются почти по себестоимости, консультации бесплатны и страховку никто не спрашивает. 

Добрались до цели уже затемно. При входе в караколь (в переводе на русский — «улитка») — территорию, предназначенную для административных и общественных дел, — охрана вежливо просила пройти в специальное помещение для регистрации. Там спросили имя, фамилию, откуда приехали, кто по профессии, из какой организации. Несколько человек одновременно записывали данные в разные тетради, писали они медленно и с ошибками, некоторые слова (например, «дизайнер») слышали впервые, потому часто переспрашивали. Затем нас проводили в одно из зданий на территории — здесь мы будем спать. Кинув пенки и рюкзаки, мы пошли на танцы.

Сапатисты любят праздники и танцы, на массовых встречах в караколях всегда устраивают вечеринки с живой музыкой. Оказалось, что происходит это минимум раз в год, в этот самый день — День рождения Хунт хорошего правительства, новой формы самоуправления. Обычно он отмечается годовым отчётом перед населением. Его мы и слушали весь следующий день.

На сцену по очереди выходили старейшины, служившие в хунте в прошедший год, озвучивали цифры, суммы в песо, проблемы и достижения. Также отчитывались старейшины муниципалитетов, входящих в зону Хунты Ля Реалидад. Юбилейный год отличался лишь присутствием приезжих. Всего около 50 человек, 23 из которых — иностранцы, двое из которых — из России. И эти цифры были озвучены со сцены. Приезжие вызывали большой интерес у жителей повстанческих территорий. Многие явно впервые видели городских и иностранцев. Самые смелые, владеющие испанским, подходили поговорить, скромно спрашивали, как оно у нас на родине и боремся ли мы за свои земли, как они. Почти никто не знал, что такое Россия. Мы рассказывали об испорченном властью коммунизме, о холодной войне и последовавшей атаке неолиберализма.

К большому нашему сожалению, снимать на мероприятии было запрещено — никто не надевал балаклавы, или пасамонтаньяс, как их здесь называют. Мы записывали на диктофон выступления со сцены, но через некоторое время оказалось, что и это запрещено. 

После мы ещё не раз посещали массовые мероприятия в караколях. Для собирающихся там сапатистов это важное событие, позволяющее съездить далеко за пределы своей деревни, узнать, как живут товарищи в других общинах, поговорить о политике, найти себе пару на танцах. С собой они берут сухие кукурузные лепёшки, одеяла, кусок полиэтилена для сна на земле, а некоторые — гамаки. Караколь же специально подготовлена к нашествию тысяч человек: здесь есть пара десятков душевых, столько же туалетов и умывальников, несколько кухонь, где посменно готовят еду на всех три раза в день. Кормят, конечно же, бесплатно, каждый со своей тарелкой встаёт в очередь на кухню, где женщины и мужчины накладывают в протянутые тарелки фасоль из огромного котла, томящегося на костре. Сегодня особенный день: по случаю праздника готовят с мясом.

 

 

   

 

Школа стала яркой демонстрацией одного из важнейших принципов анархизма и сапатизма: «все равные, все разные».

 

   

 

 

Впоследствии мы побывали на разных массовых мероприятиях в разных караколях (всего их пять, по одной на зону), все они проходят приблизительно по одной схеме. Начинаются с построения шеренгами перед сценой, затем все поют гимн Мексики, после — гимн сапатистов, затем идут выступления со сцены, снова построение и гимны, а с приходом темноты — танцы на всю ночь. В таком ритме, почти без сна, сапатисты с удовольствием существуют несколько дней — без САНО они сидели бы далеко-далеко в сельве и никому не было бы до них дела. 

Вернувшись домой, в город Сан-Кристобаль, мы отправились снимать отъезд учеников на эскуэлиту — маленькую школу. Там мы с удивлением обнаружили наших друзей из Сан-Исидро. Не считая торговцев, они были единственными индейцами без масок-балаклав. Оказалось, что сапатисты их позвали в качестве охраны, было заметно, что сан-исидровцы этим гордятся.

Документальный фильм 

Когда закончился первый раунд школы и Сан-Кристобаль покинули тысячи учеников, мы возрадовались тому, что наконец-то сможем потревожить сапатистов с нашим проектом и попросить разрешение на съёмку. За этим обратились в ближайшую к городу караколь — Овентик — административный центр зоны № 2. Но не тут-то было. Нам даже не разрешили пройти и вернули обратно письмо-прошение и диск с видео и фото, который мы привезли в подарок и в доказательство благих намерений. И ответ был все тот же: «Мы заняты подготовкой к школе». Было очень обидно. Почему они не дают нам возможности рассказать о себе на другом конце света? Разве не для того созданы караколи, чтобы принимать визитёров? 

История разрешилась неожиданно. То же прошение мы приложили к электронному письму-записи на декабрьский раунд эскуэлиты, и на него нам ответили: «Ждём вас в Овентике через неделю». Так мы попали на приём в хунту. Нас несколько раз спросили, что мы снимаем и почему, и попросили оставить вопросы для интервью. После чего посовещались за закрытыми дверями и сказали приезжать через неделю — мол, будет вам интервью. И оно было, да ещё какое! Для него из всех пяти зон приехали по шесть человек-старейшин, всего 30 пар глаз в прорезях масок. Все они собрались в зале для собраний и нам дали отмашку: налетай! Сколько же усилий ради нас! Интервью длилось пять часов, за которые мы поговорили с каждым. Некоторые старались быть убедительными и красноречивыми, другие еле связывали слова, плохо говорили по-испански. Все как один благодарили САНО за свою жизнь и подчёркивали, как важно, что мы донесём их слова до России. Ну наконец-то! Только вот фильма из 30 голов не сделаешь, для фильма нужна жизнь — и мы решили обнаглеть и попросить продолжить съемку в Овентике, хотя бы сходить в клинику и школу. Нам не стали отказывать и пригласили на следующий день. Но поехать снимать в общину так и не разрешили. 

Снова попасть к сапатистам нам удалось лишь во время эскуэлиты, в конце 2013 года. Собственно, в этом была её цель — рассказать и показать, как работает автономия в реальности. Мало уже что могло удивить нас: было понятно, что сапатисты — обычные крестьяне, в автономных общинах мы уже были, удалось нам перед этим побывать и на ассамблеях, как городских, так и индейских, даже учебники были уже прочитаны. Но всё равно чем дальше в сельву — тем ярче контрасты. Прогосударственные общины оказалось легко идентифицировать по рекламе пива и их потребителям, шатающимся по улицам, а также по обилию государственных аббревиатур на зданиях вдоль дорог. То и дело мы проезжали мимо военных баз, неуместно крупных и защищённых вышками и колючей проволокой. В таких декорациях сапатисты приветствовали учеников — стояли в масках вдоль дорог и махали всем проезжающим мимо машинам эскуэлиты.

Школа оставила сильное впечатление. Мы вблизи рассмотрели, как организованы столь сложные в плане логистики и коммуникации мероприятия, задали все самые провокационные вопросы, услышали рассказы из десятков разных общин. Школа стала яркой демонстрацией одного из важнейших принципов анархизма и сапатизма: «все равные, все разные». Решение об организации столь масштабного мероприятия принимали все общины, но в каждой из них независимо решали, как будут принимать гостей. В итоге опыт каждого ученика оказался действительно уникальным: их встретили на разных языках, в разных одеждах, и еда, работа, место для сна — всё разнилось от общины к общине, кроме сапатизма.

Непреклонность веры в сапатизм и автономию в общинах граничит с геройством. Например, община, где я жила, соседствовала с прогосударственной деревней. Разделяла их военная часть. Почти каждый день сапатисты здесь вынуждены ходить на свои поля, огибая военные базы, наблюдая вооружённых против них солдат в полной амуниции, слушая их шуточки. Военные грузовики ежедневно проносятся мимо, не сбавляя ход, не обращая внимания на детей, потому их с детства учат бояться дороги. К тому же здесь у сапатистов нет электричества, а в соседних прогосударственных домах есть, они смотрят телевизоры и громко слушают музыку. Ещё вступившие в партию соседи получают каждый месяц по 1000 песо просто так, частенько им привозят бесплатные материалы для строительства, их жизнь больше не зависит от урожая, они меньше работают и могут выпивать в свободное время. А сапатисты сознательно лишают себя всей этой халявы ради автономии, ради своего пути, даже им самим до конца не ясного.

 

Путешествие: Русские анархотуристы в лагере мексиканских повстанцев. Изображение № 3.

 

После эскуэлиты мы пробыли в Мексике ещё полгода, пытались снимать в других общинах, но разрешения так и не получили, даже несмотря на то, что уже работали волонтёрами медиаслужбы Фрайбы. Пришлось довольствоваться съёмками на мероприятиях разной степени публичности в караколях. Оказалось, задокументировать жизнь сапатистов на видео не так-то просто. И ещё сложнее завоевать их доверие — слишком часто их обманывали и оскорбляли. 

Результаты бессистемного и наполовину успешного исследования сейчас лежат на таймлайне и иногда неожиданно складываются в повествование. В один прекрасный момент, которого все мы с нетерпением ждём, оно превратится в историю. У истории уже есть начало — это, пожалуй, всё, что можно сказать о текущем состоянии монтажа. Медленно, но верно, как сапатистская «улитка», она обретает форму и звучание. Повстанцы сами возложили на нас эту обязанность — нести их слово, и мы от неё не откажемся, у нас просто нет выбора.

Фотографии: «Википедия», Flickr: 1, 2, Олег Мясоедов.