Русский рок в Англии: Как я поехал в Лондон, чтобы стать музыкантом

С первого дня я попал в окружение, где все по восемь часов занимались музыкой и не расставались с инструментом круглые сутки. Английская система обучения поразила меня своим подходом — они учат в том числе на основе современных вещей, от Led Zeppelin до Audioslave. Основная позиция школы — рассказывать о том, как поступают уже известные музыканты. А наше дело решить, будем ли мы повторять их путь или пробовать что-то своё. 

Мы, конечно, успевали и веселиться. В выпускной вечер мы собрались пойти в бар всем потоком. Забились у выхода из метро, ждали, пока все соберутся. Народу тьма, все идут в бары — в пятницу народ там по-чёрному бухаёт. Девчонки все разодетые, но мы с Виктором заметили одну красотку в блестящем платье, как в клипе группы Moloko, на высоких каблуках. Уже потом, когда мы расходились по домам, я видел, как эту девчонку подруги несли на руках — сама она идти уже не могла. Её красивые туфли чем-то перевязали и повесили на шею, обувь болталась и била её по щекам. Она ведь готовилась к этому вечеру, наряжалась, а всё так прозаично закончилось.

После возвращения мы собрались с ребятами, которые сегодня играют со мной в Slightlykilld — Димой, Ирой и Полиной. Мы уже довольно взрослые, семейные чуваки, у нас есть дети. Но музыка — это то, что не даёт покоя каждому из нас. Нам не хотелось больше тратить времени на неудачные попытки, и мы решили довести дело до конца и добиваться своего. Мы отрепетировали программу, сыграли несколько концертов, а когда материала набралось достаточно, чтобы обратиться к тому, кто знает, что с ним делать — мы нашли Йена Дэвенпорта. И тут всё завертелось.

Среди видных выпускников — барабанщик Бьорк Паскаль Консоли, Джейсон Купер из The Cure и Фил Селуэй из Radiohead.

Запись в студии

Песню «Sweet Sour» Band of Skulls я услышал в магазине. Альбом этой группы поразил меня качеством звучания, хотя надо сказать, что это вовсе не было откровением в мире музыки — довольно популярный блюз-рок. Продюсера пластинки звали Йен Дэвенпорт, и я понял, что хочу работать именно с ним. Не с Найджелом Годричем, который писал Radiohead, не с тем парнем, который писал Oceansize, а именно с Йеном. Я стал повсюду искать его контакты, но Google выдавал мне лишь художника, который рисует чёртовы линии. Я не мог найти ни фига кроме двух страниц, где были упомянуты другие работы Йена — сольный альбом барабанщика Radiohead Фила Селуэя, что-то из альбомов Supergrass и 22-20s. 

В итоге мы обратились к лейблу, с которым сотрудничал Йен, переслали им все наши записи. Влезли в воду, не зная броду, но через две недели получили неожиданный ответ от Йена: «Привет, я всё послушал, мне понравилось, прикольно. А чего вы хотите-то?» На наше счастье, он оказался дружелюбным и общительным чуваком, мы вступили в переписку.

Подготовительный этап — препродакшен — состоял в основном из диктофонных записей, пересылаемых по почте, и разговоров по Skype. Он выбрал песни, которые считает хорошими, что-то порезал, поменял местами, и уже на этом этапе аранжировки зазвучали лучше. 

После того как он убедился, что мы готовы к записи, мы определили даты и отправились в Англию. Студию выбрал Йен — это Courtyard Studio в деревне неподалеку от Оксфорда. Первый этаж занимает студия звукозаписи, а второй этаж — четырёхкомнатная квартира. Таких студий осталось немного даже в Англии, но для музыкантов это чуть ли не идеальный вариант. На Courtyard писали свой первый альбом Radiohead — когда я обнаружил этот факт на фанатской карте мест, связанных с группой, я, конечно, был на седьмом небе от счастья.

За день до вылета позвонил Йен и сказал: «Кирилл, я знаю, что ты фанат Radiohead. В аэропорту вас встретит Найджел, он клёвый парень и водитель Radiohead. Приготовь вопросы». В Хитроу нас нетрудно было узнать в толпе, мы были единственные музыканты. Найджел оказался дяденькой в летах, мы сели в машину и отправились в Оксфордшир. Я выждал полчаса, а затем спросил его: «Правда, что ты возишь Radiohead?», и он мне отвечает: «Да, вы с Томом на день разминулись, вчера вёз его из Лондона, вот прямо на твоём месте сидел. Очень жаль, что вы разминулись, я бы вас познакомил, он отличный парень». Потом Найджел выложил несколько историй об их гастролях и приключениях. Оказалось, что брат Тома Йорка живёт в Санкт-Петербурге.

Найджел рассказывал, как он поехал на концерт Роберта Планта помогать по хозяйству. За сценой к нему подошла дочь Роберта Планта с айфоном и попросила сфотографировать с отцом. Найджел не очень хорошо видит и ещё хуже разбирается в современной технике. «Ну, я взял, нажал чего-то, вроде сфотографировал, — рассказывает Найджел. — Через какое-то время она ко мне подходит и говорит: „Ты чего снял?“ Показывает мне телефон, оказалось, что я включил не ту камеру и сделал селфи. Я же не вижу ни черта». Водит Найджел, кстати, очень быстро. Мне было страшно, нога так и тянулась к тормозу, которого нет.

С корабля на бал попадать всегда интересно. Мы приехали на студию, познакомились лично с Йеном и поднялись к менеджменту. Мы поговорили о чём-то отвлечённом, и я только через несколько дней узнал, что это не просто сотрудники студии, а менеджеры Radiohead, которые по сей день ведут все дела группы. Оказалось, что мне гораздо проще пообщаться с менеджментом Radiohead, чем выступить в Москве в клубе Chinatown.

«Да, вы с Томом на день разминулись, вчера вёз его из Лондона, вот прямо на твоём месте сидел. Очень жаль, что вы разминулись, я бы вас познакомил, он отличный парень».

В этот день неподалёку взрывали отработавшую электростанцию, это было главное событие в округе, но нам пришлось его пропустить, потому что Йен сразу задал жёсткий график работы. В первый день мы расставляли инструменты и пробовали звук, играли до поздней ночи, Ира даже мозоли на руках натёрла от палочек. В половину второго Йен сказал, что мы настроили звук и готовы к записи. Он позвал нас в аппаратную, выдал наушники, ставил отрезки записи, которую вёл на протяжении вечера, и не слезал с нас до тех пор, пока каждый не сказал, что ему всё нравится. Я не помню, чтобы когда-либо спал крепче, чем в ту ночь.

Как-то раз Йен пригласил нас на семейный ужин в местное кафе. Когда мы зашли внутрь, реакция местных была как в кино — все резко замолчали и повернулись к нам. В такой обстановке мы заказали еду и начали потихоньку беседовать, а люди стали подходить и задавать вопросы. Кому-то было интересно узнать о Pussy Riot — правда ли, что в России зажимают музыкантов? Мы объяснили в двух словах, что это не совсем про музыку, рассказали про арт-группу «Война», про курицу, про музей, показали несколько видео. Они-то думали, что у нас музыкантов запрещают.

Это была самая жаркая неделя в году, все окна были открыты. Мы сидели с Полиной у открытой двери и пели песню The Who «My Generation» под гитару. К нам подошёл местный сисадмин Роджер и сказал: «О, я слышу, вы поёте The Who. Посмотрите, что у меня есть!», — и сует мне какую-то старую, помятую бумажку. Я смотрю и не могу понять, что это такое. А он мне: «Да ты что, это же оригинальный контракт 1969 года на выступление The Who на Вудстоке!» Короче, я теперь знаю, сколько они взяли предоплаты и сколько вообще стоило их выступление, но вам не скажу.

В один из дней Роджер позвал нас на второй этаж. Оказалось, что там хранятся все их платиновые диски Radiohead, все награды, в том числе «Грэмми» за «OK Computer», всё можно потрогать, посмотреть. Действующая студия Radiohead, кстати, находится в соседней деревне, мы её проезжали. Сейчас они там пишут новый альбом, но это инсайдерская информация. В очередной раз мы соприкоснулись с историей. В студии это происходило постоянно — микшерный пульт, на котором мы записывались, например, принадлежит Джонни Гринвуду (нам с Йеном пришлось этот пульт разобрать и починить после скачка напряжения). Одну из песен Полина писала на микрофоне Тома Йорка времен «Hail to the Thief», другой микрофон принадлежал Джону Леннону, барабаны достались от Supergrass.

Подход Йена заключался в том, чтобы создать настроение. Он был заинтересован в правильной творческой атмосфере, даже курить мне в студии не запрещал, чтобы я чувствовал себя комфортнее. При этом выжимал из нас максимум, не давал никакого спуску. Он уделял огромное внимание к мелочам, исписал целую тетрадь своими заметками. Каждую песню мы сыграли миллиард раз, пока не достигали именно того результата, на который рассчитывали. Это чёртов труд, я понимаю теперь, почему хорошие альбомы пишутся годами. Мы играли ночью и днём, утром и вечером. И всё равно этого было мало, несмотря на страшную усталость. 

Самое забавное, что за те же деньги, которые мы потратили на всю работу с Йеном, в Москве мы сделали бы меньше даже по объёму работ. Пришлось бы записывать на песню меньше или отказываться от мастеринга, который, кстати, мы делали на английской студии Metropolis. Цены в Москве очень высокие, а качество, сами понимаете, не английское. Всё-таки там родина рок-музыки, они с детства знают, как правильно ручки крутить. Результат можно послушать тут.

Микшерный пульт, на котором мы записывались, например, принадлежит Джонни Гринвуду, одну песню записали на микрофоне Тома Йорка, а другой микрофон принадлежал Джону Леннону.