Тяжеловесные лонгриды в эпоху новостных сеток и Buzzfeed — вымирающий вид. И когда в сети появляется кто-то, готовый бросить вызов духу времени, мы только за. Создатель журнала «Сламп» Тополь Парагваев рассказывает о том, как длинные тексты вернулись после того, как никуда не уходили.

 

В

ам 19 лет, два месяца назад вы запустили сайт, который вы с тщательно скрываемой гордостью везде называете журналом, а теперь вам нужно написать текст с подробным ответом на вопрос «Почему людям всех возрастов выше сознательного категорически и исключительно необходимо читать журналы, да не просто гладенькие-сияющие вроде „Резвись, мальчонка!“ или „Мужского здравия“, а такие журналы, чтоб прям журналы — с длинными, бесконечно длинными текстами, с картинками про вечное и всякой прочей нетленкой?». Вот он я, стою у вас под окнами и сочиняю ответ.

Разговор о лонгридах в эпоху микроблогов — с этим мне, пожалуйста, билет в 2010 год; беседы о возрождении лонгридов, о том, что люди, оказывается, «снова» читают по-длинному — вот это из 2012-го. Это во-первых. Когда люди не читают вообще никак, когда культура активного потребления текстовых медиа сгнила в отношении всего, что дальше мегапопулярной газеты ЗОЖ — вот тогда совершенно и абсолютно безразлично, на сколько десятков человек больше вдруг поутру проснулись с осознанием того, что жить не могут без длинных и качественных текстов, ну вот совсем это не имеет никакого значения. Это во-вторых. В обсасывании проблем с большими историями существует преступное допущение, что длинный текст априори хорош, существует противопоставление короткой формы длинной; стоит почитать официальный печатный орган Института Мракобесия в России — «Литературную газету», — чтобы понять, что противопоставлять нужно не по длине, а по смыслам. Это в-третьих.

   

Любой человек имеет имманентное право быть и оставаться идиотом; что будут делать граждане России, если у них вдруг
и это право отберут?

   

По запросу «Why read longreads?» первой строкой мне предлагают сайт longreads.com, по запросу «Longreads are dead» или «Long stories are dead» мне вообще ничего не предлагают, «у них» не только The New Yorker миллионным тиражом издаётся, но ещё и о мифическом long form struggling не слышали. По запросу же «Зачем читать лонгриды?» полно лукошечко интервью и колонок, в том числе за авторством фамилий из «клуба бывших главредов». Сколько-нибудь значимое число этих текстов сводится к тому, что если хочешь порушить свой медиабизнес в России — пиши длинные сложные материалы с утра до ночи. Сожрали весь дёготь, пойдёмте дальше.

Я хочу бросить в воздух вопрос, поднимите свои головы. Давайте вообразим такую исключительно гипотетическую ситуацию: газета «Коммерсантъ» вот прямо завтра выходит с облитературизированными текстами. Ну, знаете, позабыть факультеты журналистики и поливать направо и налево метафорами и аллегориями. Что, никто вот такое не будет читать, тираж порушится, ЧП, катастрофа, всё разорились? Или ладно, для деловой газеты это, конечно, экстремизм. Давайте «Русский репортёр» возьмём: покупаете вы завтра свежий РР, а там на восьмой полосе — эссе Татьяны Толстой о том, что русская интеллигенция растёт корнями от семинаристов, а на 76-й, там, где обычно начинаются отписки в десять предложений про музыку и книжки — критический обзор нарождающегося движения художников-метамодернистов на шесть страниц сплошного текста. Я опять же серьёзно спрашиваю, постоянная аудитория РР — она себя как будет чувствовать, она не поймёт, она удивится, отвратится, она что сделает? Что будет делать зритель Первого канала, если утром ему покажут фильмы фон Триера, вечером фильмы Звягинцева, а между ними — беседы с представителями академических сред. Люди что будут предпринимать — они пойдут на улицы делать революцию, чтобы им вернули их «Пусть говорят», они ударятся в буддизм, они запьют, запишутся в местный хор, купят самоучитель языка племени тувалу, что? Любой человек имеет имманентное право быть и оставаться идиотом; что будут делать граждане России, если у них вдруг и это право отберут? Это интересно.

Хотя на факультетах и кафедрах журналистики и учат по большому счёту всякой пакости, на первом курсе, пока дети ещё совсем дети, им вскользь проговаривают очень важное, это даже во всех, прости господи, учебниках прописано: у станочников медиапроизводств есть два варианта работы со своей паствой; вариант номеро уно состоит в фокус-группировании живых людей и в подбивке газеток и журналов под их уровень, чтобы коллективной Дуньке было смешно, страшно и интересно, а главное — понятно. Вариант номеро дуо состоит в том, чтобы над этой Дунькой всяческим образом издеваться, чтобы заставлять её мучиться, спрашивать у соседей значения непонятных слов, перечитывать четырежды, щуриться, напяливать очки, глядеть в словари и плакать, плакать, плакать, но расти. Если продолжать это направление, можно сделать удивительный в своей оригинальности текст о том, что, оказывается, никто в России (да и везде) не хочет подтягивать Дуньку до своего уровня, представляете, а хотят только, чтобы Дунечка жрала, жрала, жрала, жрала без остановки, а те, кто хочет, про тех мы и не знаем ничего, у них тиражи по три тысячи, по пять лайков в Facebook и Кашин им тексты не пишет.

   

Александр Гордон, кажется, сказал: люди смотрят «умные передачи» в том числе и с целью поднятия и укрепления чувства собственного достоинства — когда в этом потоке «умных слов» человек начинает что-то понимать, он себя уважает, он себя ценит, он растёт в своих глазах, и вот он уже Человек — Человек! — вот он уже Человечище

   

Всё не так. Я вам расскажу — как, у меня есть теория.

Когда человек высаживает на российских полях горячие росточки The Sun, ему — как мне хочется верить — немножко про себя стыдно. Человек всё понимает и хочет делать что-то приличное, чтобы вот эти вот в твиттере там не писали всякое, но человек недостаточно крепок и умом, и способностями, человек распускает себя до компромиссов, человек сочиняет список оправданий и записывает их на листочек, чтобы можно было подглядеть во время интервью, на листочке написано: «Я заполняю нишу» и «Ну должен же кто-то». Это, конечно, нормально, потому что есть Никола Тесла, а есть философ Дугин, и действительно кто-то должен основывать Apple, а кто-то никому ничего не должен, и вот такая в России сложилась — нужно вставить драматическое слово «трагедия», но это, конечно, никакая не трагедия, а просто — реальность, что людей, которые могли бы делать приличное во всех отношениях медиа и вести за собой миллионы, рассказывать этим миллионам, что у них интересно, что у них не для тупых — вот таких людей в России сегодня нет. Раньше были, в 1990-м «Нового мира» каждый месяц по два с половиной миллиона строгали, а теперь у них тираж — три с половиной тысячи, и допустить, что поумирали те миллионы, которые читали «Новый мир» в 1990-х, ну никак я себе не позволю. Значит, изменился «Новый мир», значит, не сумел актуализироваться, не сумел и дальше за собою всех тащить, ну так ведь ничего, ну так ведь бывает, сегодня вот так, а завтра по-другому.

Мне было позволено в рамках этого текста заняться полуподпольной рекламной деятельностью, и вот ровно здесь по задумке должен начаться рассказ в жанре «мы пиарились как могли» про тот журнал, о котором я обмолвился в самом начале. Журнал называется «Сламп» (theslump.ru), и можно, наверное, сказать, что мы сошлись на этом упругом слове из-за того, что оно значит всё то, что сейчас с нами тут происходит. Правда, через некоторое время после запуска к нам пришвартовались сразу несколько переводчиков и кто-то обратил внимание, что slump — это упадок и спад в первую очередь в сфере экономической, поэтому мы, выходит, оказались в дурацком положении и теперь упорно везде пишемся кириллицей. Есть большой соблазн вам тут наврать, что журнал «Сламп» такой, какой он есть, абсолютно сознательно, что он решает вот такую и такую проблемы, закрывает вот ту и вот эту ниши и вообще журнал «Сламп» — это такая кислородная маска, надевайте и дышите. Однако в действительности мы, простите за клише, как слепые котята, всё делаем на ощущениях, а объясняем это себе и другим задним числом. Объясняем, что длинные тексты, обилие fine art, формат новостей, слизанный с «Русской жизни», но за неумением переделанный по-новому, руками нарисованный, ни на что не похожий сайт без кошмарных сеток, которые сейчас ну просто везде, что вот это всё — специально и намеренно, что это так и надо, а не случайно получилось. Вдруг кто поверит. 

Создатель журнала «Сламп» о том, почему нам до сих пор нужны длинные тексты. Изображение № 1.

В последнее время появилось некоторое количество в чём-то схожих медиа: делают молодые и заполненные до затылка надеждами, смотрят на The New Yorker, помнят провал «Нового очевидца», сайт на Wordpress, в авторах однокурсники. «Сламп», конечно (а как я могу думать иначе), от общей массы отличается. Отличается в первую очередь отсутствием в авторах однокурсников. Во вторую очередь отличается внимательным отношением к Тексту. Есть журналы с претенциозной недоговорённостью и специально абсурдными текстами, есть журналы с фотографиями еды и одежды, есть журналы с инструкциями, как вести себя пьяным в тренажёрке, а есть журналы с внимательным отношением к Тексту, ну так здорово ведь, больше журналов, хороших и разных. Хотя, когда я заявляю о внимании к Тексту, я, очевидно, сильно лукавлю, измыслений Дмитрия Ольшанского и Евгении Долгиновой у нас нет, как я ни просил в рыданиях. Но мы честно пытаемся.

А в общем и целом, да, «Сламп» — это кислородная маска, «Сламп» — это микро- и телескоп, «Сламп» — это маяк, это сигнализация, это лупа, призма и лакмусовая бумажка. Однако «Сламп» — один. А вас много, вы разные, и вам одного не хватит. Александр Гордон в 2002 году на ТВ как-то обмолвился: люди смотрят «умные передачи» в том числе и с целью поднятия и укрепления чувства собственного достоинства — когда в этом потоке «умных слов» человек начинает что-то понимать, он себя уважает, он себя ценит, он растёт в своих глазах, и вот он уже Человек — Человек! — вот он уже Человечище, вот ему уже за себя не стыдно, совсем не стыдно, вот он уже собой гордится, он распрямляется в кресле, он перестаёт горбиться в супермаркетах, он по улицам ходит с задранным в высоты подбородком. Кажется, именно так воспитывается здоровая, извините, нация. Для этого нужны журналы, для этого нужны длинные тексты, вот ровно для этого. Мы в «Слампе», что называется, have a dream, нам в «Слампе» хочется чего-то такого, чего-то очень тривиального, чего-то совершенно реально достижимого — не видеть вокруг себя сплошных терминальных дураков, что ли? Это исключительно и категорически просто, поверьте.