Так сложилось, что мы видим войну мужскими глазами. Говоря о военной фотографии, большинство из нас вспомнит имя Роберта Капы, кому-то, возможно, на ум приходит Дон Маккаллин, некоторые упомянут Джеймса Нахтвея. Но практически никто не назовет женских имен. Мы решили исправить эту ситуацию, показать женский взгляд на войну и вспомнить известных женщин-фотографов на полях сражений.
Герда Таро
В 2007 году публике были представлены сокровища «мексиканского чемоданчика» — около 4500 потерянных негативов со времен гражданской войны в Испании. Эти фотографии позволили не только увидеть неизвестные ранее снимки Роберта Капы, но и вернуть из забытья его близкую подругу, фотографа Герду Таро.
Герда Таро, или Герда Похорилле, была немецкой беженкой еврейского происхождения. С юности она была активисткой коммунистического движения и не прекращала деятельность вплоть до прихода Гитлера к власти. В 1933-м ей пришлось покинуть родину и обосноваться в Париже, где она познакомилась с молодым фотографом Андре Фридманом, беженцем из Венгрии. Андре обучил её основам фотосъёмки, и вместе они придумали персонажа, от лица которого продавали свои снимки газетам — молодого и успешного американца по имени Роберт Капа. В то время американское происхождение обеспечивало большие возможности, и Андре Фридман стал действительно успешнее благодаря этому псевдониму.
Фотографическая карьера самой Герды Таро началась во время испанской гражданской войны и там же, к сожалению, завершилась. Герда была бесстрашным фотографом и непрофессиональным журналистом. Она поехала на войну не как нейтральное лицо, а как политический активист и находясь на поле боя периодически зазывала республиканцев в атаку. По её снимкам можно увидеть, что она действительно училась у Капы и полностью разделяла его максиму о том, что в близости к объекту кроется хороший кадр — она не страшилась снимать даже на передовой.
По иронии судьбы её лучший фоторепортаж оказался для неё и последним. В 1937-м, приехав в агонизирующую Испанию во второй раз, Герда Таро снимала крупное сражение — битву при Брунете. Отсняв большой репортаж, Герда ехала в машине отступающих республиканцев. Автомобиль попал в аварию, и фотограф умерла от полученых травм.
В Париже её чествовали как героя, сам Альберто Джакометти сделал её надгробие, а Пабло Неруда выступил in memoriam.
Маргарет Бурк-Уайт
В отличие от Герды Таро, Маргарет Бурк-Уайт сознательно строила свою карьеру фотожурналиста. Начиная с конца 1920-х она активно делала снимки на индустриальные темы, была одним из первых западных фотографов, которого допустили к советским промышленным объектам, и в конце концов стала первой женщиной-фотокорреспондентом журнала Life.
Бурк-Уайт вообще часто становилась первой в чём-либо, поэтому иногда её даже называют первой женщиной — военным фотожурналистом. Это несправедливо как по отношению к Герде Таро, так и по отношению к Хелен Джонс Киртланд, которая снимала ещё в Первую мировую войну.
При этом Маргарет Бурк-Уайт стала одной из первых, кто начал снимать Вторую мировую войну и единственным западным фотокором, сумевшим застать начало Великой Отечественной в Москве. Здесь она снимала немного сюрреалистичные фотографии ночной бомбардировки, а потом отправилась сопровождать союзные войска на территории Северной Африки, Италии и Германии, сделала несколько репортажей о жизни американских лётчиков на британских базах и самое главное — зафиксировала освобождение узников концлагерей.
«В тот апрельский день в Веймаре чувствовалась атмосфера какой-то нереальности происходящего, по крайней мере, именно за это ощущение я упорно цеплялась. Я продолжала повторять себе, что поверю в неописуемо ужасное зрелище, только когда смогу взглянуть на свои собственные фотографии. Использование камеры давало некоторое облегчение. Она создавала небольшой барьер между мною и окружающим меня кошмаром».
Ужас Бухенвальда не заставил Бурк-Уайт сменить профессию и спустя несколько лет она вновь оказалась посреди кошмара. Это было время раздела бывшей «жемчужины Британии» на современные Индию и Пакистан, время массовых религиозных конфликтов, «массовых упражнений в человеческих мучениях» (так фотограф назвала те события).
Но на этом всё не закончилось. Бурк-Уайт с готовностью поехала на свою вторую войну. Теперь это была уже Корея, но и здесь фотограф наткнулась на почти средневековые события — кадр с головой северокорейского пленного стал жутким символом той братоубийственной войны.
Ли Миллер
До 1980-х о Ли Миллер говорили в основном только в связи с её кулинарной деятельностью, и даже её сын узнал о том, что его мать была выдающимся фотографом, только после её смерти.
Детство Ли Миллер было непростым: друг семьи изнасиловал её и заразил гонореей, когда ей было всего семь, а отец снимал её голой для своих экспериментов со стереоскопической фотографией лет с 12-ти. В 1920-х уже взрослая Элизабет переехала в Нью-Йорк и работала фотомоделью, однако вскоре ей это наскучило, и она переселилась в Париж, где стала ассистенткой, любовницей и ученицей знаменитого Ман Рэя. У мастера она училась технике соляризации, начала снимать сама и даже выполнила за него несколько фоторабот. Миллер быстро удалось покорить богемный Париж того времени: сюрреалисты, Пикассо, Кокто и многие другие авангардисты были её хорошими друзьями.
Примечательно, что на войну Ли Миллер попала благодаря аккредитации от журнала Vogue. Она прибыла прямо вслед за американскими войсками и вместе с фотографом журнала Life путешествовала по Франции и Германии, снимая применение напалма при осаде Сен-Мало, битву за Эльзас, освобождение Парижа, Бухенвальда и Дахау. Миллер сделала потрясающие снимки именно в этих лагерях: мирно спящий утопленник-эсэсовец, молящая о пощаде охрана, полуживые люди-скелеты. Кажется, что сюрреализм настиг её вновь.
Однако самый знаменитый кадр Ли Миллер был сделан вовсе не в Бухенвальде и не в Дахау. Им стал портрет в заброшенных апартаментах Адольфа Гитлера в Мюнхене. Фото было сделано Дэвидом Шерманом 30 апреля 1945 года — в этот же день Гитлер покончил жизнь самоубийством в Берлине.
После войны Ли начала страдать от депрессии и посттравматического синдрома и бросила фотографию.
Катрин Лерой
Парижанка из хорошей семьи, хрупкая и миниатюрная девушка по имени Катрин отучилась в консервативной католической школе, изучала музыку и собиралась стать пианисткой.
Все было так как мечтали бы типичные родители-буржуа из благополучного района, но когда началась война во Въетнаме, юная Катрин взяла свой фотоаппарат и купила билет в одну сторону. Это было довольно авантюрной затеей: 21 год, никакого опыта съемок войны, никакого портфолио в качестве фотографа. В самолете она познакомилась с другом американского журналиста Чарльза Боннэя, через которого получила журналистскую аккредитацию. Катрин начинает съемки, и спустя какое-то время ей удается получить работу в Associated Press. Ей платили всего 15 долларов за фотографию, но благодаря своему умению делать эксклюзивные снимки, её работа стала незаменимой. В 1967-м Катрин становится первым фотожурналистом-десантником и единственным фотографом,который снимал «Джанкшен-сити» — крупнейшую операцию американских десантников во Вьетнаме. Чуть позже она оказывается возле базы Кхенсань в самый разгар «боев за высоту», там она делает свой самый знаменитый снимок — «страдания санитара».
В ходе военных действий Лерой получает ранение и чудом остается жива: несколько осколков шрапнели попадают в ее Никон, а остальные так и останутся в ее теле навсегда. Но Катрин продолжает снимать Вьетнам и оказывается на территории, захваченной Северным Вьетнамом. При этом она не только не попадает в плен, но и получает возможность сделать фотографии с другой стороны — ей помогает французский паспорт. Несмотря на корни войны во Вьетнаме, французское происхождение часто помогало ей — во время перестрелок она пела что-нибудь на французском, чтобы в ее сторону не стреляли.
После Вьетнама Катрин отправляется на небольшой отдых в Нью-Йорк, переживает постравматический синдром и вновь едет снимать в горячие точки — падение Сайгона, Северная Ирландия, Сомали, Ливан, Ирак, Афганистан и даже Кипр времен турецкого вторжения. В 1982-м она вновь оказывается на пороге смерти — ее похищают боевики в Бейруте и грозятся расстрелять, но каким-то чудом ей удается сбежать.
Лерой стала первой женщиной, получившей медаль Роберта Капы, оставила множество фотографий из разных уголков планеты и везде умудрялась показать своё бесстрашие, которое так сильно диссонировало с ее хрупкостью.
Кристин Шпенглер
Уроженка Эльзаса попала в профессию почти случайно. В возрасте 24 лет она путешествовала со своим братом по Чаду, как вдруг наткнулась на небольшую группу босоногих повстанцев, стреляющих куда-то в небо в отчаянной попытке попасть во французские вертолёты. Дикая и немного странная картина вызвала у неё не желание уехать подальше, а зафиксировать всё на камеру. Её брат в то время работал фэшн-фотографом, и камера оказалась под рукой. После инцидента Кристин поняла, что её интересует в жизни, а брат отдал ей свой «Никон», с которым она и работала большую часть своей 30-летней карьеры. До этого Шпенглер никогда не интересовалась фотографией и не знала даже толком, кто такой Роберт Капа, что позволяло ей иметь свой особый, незамыленный взгляд и постоянно находить особые ракурсы и события.
Показательным примером служит апокалиптичная фотография «Бомбардировка Пномпеня».
Пока все её коллеги-фотографы отдыхали у бассейна, утверждая, что даже военные в воскресение отдыхают, Шпенглер поддалась какому-то инстинкту и засняла один из лучших кадров в своей карьере. Возможно, этот же инстинкт заставлял её и выбирать особые объекты, уделять внимание не только воюющим мужчинам, но женщинам и детям, через которых мы более отчетливо считываем весь ужас военных действий. От Северной Ирландии до Эритреи, от Западной Сахары до Афганистана, от Ирана до Камбоджи — везде Шпенглер видела то, что остальные пропускали. Она всегда выделялась своим внешним видом. Шпенглер никогда не носила касок или бронежилетов, только самую обычную одежду. Сама фотограф говорит, что никогда не боялась смерти, а в 1973-м, после того как её брат покончил с собой, она в течение нескольких лет безуспешно искала её.
Франсуаза Демюльдер
Ещё одной француженкой, на которую сильно повлияла война во Вьетнаме и иконичный снимок детей, обожжённых напалмом, была Франсуаза Демюльдер по прозвищу Фифи. Она училась на философском факультете, работала моделью и, естественно, была политической активисткой. Таких, как она, называют «дети 1968-го». Но два года спустя одних лишь протестов ей оказалось мало, и, вдохновлённая примером Катрин Лерой, она отправилась в путешествие по Южному Вьетнаму. Вместе со своим парнем она колесила по территориям, охваченным военными действиями, делала снимки и оставляла их в офисе Associated Press. Франсуазе повезло: она попала под крыло Хорста Фааса, фотографа и начальника фотоотдела AP. Она обладала должным бесстрашием и именно поэтому была единственной, кому удалось заснять самый конец войны во Вьетнаме. Её первый снимок, получивший статус культового — «Падение Сайгона», — изображает буднично въезжающий на территорию президентского дворца в Сайгоне танк Северного Вьетнама.
Кроме Демюльдер, только австралийский оператор Нил Дэвис смог зафиксировать эти эпохальные секунды. Впрочем, говорят, он остался в Сайгоне вовсе не для этого, а потому как заказал себе костюм и не успел его вовремя забрать.
Демюльдер обладала удивительным талантом находиться в нужное время в нужном месте. Спустя лишь год после Сайгона она оказалась в восточном районе Бейрута и сняла знаменитую резню в Карантине. Кадр полностью изменил представления о ситуации на Ближнем Востоке — после него многие перестали верить в хороших христианских фалангистов и плохих мусульман-палестинцев, а поняли, что и те, и другие могут выступать в роли агрессора. Благодаря этому снимку она стала первой женщиной-лауреатом World Press Photo и навсегда сдружилась с защитником всех палестинцев Ясиром Арафатом.
Аня Нидрингаус
Смерть Ани Нидрингаус произвела на многих особое впечатление. Во-первых, по рассказам коллег, Аня была очень осторожной женщиной, она была именно журналистом, а не авантюристом и всегда думала о своей безопасности. Во-вторых, в событиях участвовал человек в форме афганского полицейского, который сознательно и хладнокровно стрелял по журналистам.
«Я нахожусь близко, но в большинстве случаев стараюсь быть незаметной. Я думаю, в этом и заключается трюк».
Карьера Ани началась в 16-летнем возрасте в родном городе Хестер. Аню попросили написать статью о демонстрации, но вместо этого она принесла фотографии и настояла на их публикации. С тех пор она планомерно выстраивала свою карьеру фотожурналиста. Сначала было падение Берлинской стены и работа в немецком агентстве EPA, потом год работы в бывших республиках Югославии и Associated Press, где она проработала до самой смерти.
В 2005-м Нидрингаус получила Пулитцеровскую премию за освещение войны в Ираке, а чуть позже сделала совершенно особенные кадры раненого американца в Афганистане. То было время, когда она делала репортаж с борта вертолёта команды медицинской эвакуации: через них проходят почти все тяжело раненные бойцы, некоторые умирают там же во время транспортировки. Один из раненых, некий Брит Барнесс, чем-то зацепил Нидрингаус. Во время полёта она делала его снимки и держала за руку, а после уже не могла выбросить его имя из головы: как он, жив ли?
После продолжительных поисков Аня смогла отыскать молодого морпеха, к тому времени ему сделали многочисленные операции и даже удалили часть черепа, но он узнал Аню и был страшно рад её видеть. Страшно потому, что он попросил посмотреть на свои снимки. Аня взяла их с собой и, как опытный фотограф, знала, что нельзя упускать момент. Нидрингаус сделала потрясающий, почти рекурсивный снимок, где Бритт Барнесс смотрит на самого себя — он жив, но, кажется, сам не понимает, как это вышло.
Комментарии
Подписаться