«В моей голове без остановки играет музыка»: Интервью с музыкантом Ras G

После своего выступления в Москве американский продюсер и музыкант Ras G написал серию возмущённых твитов о «безумной публике», и хотя он отметил, что настоящие ценители музыки искупили вину пьяной публики, приветствие «Whaddup, my nigga» из уст белого москвича оставило неизгладимое впечатление.

FURFUR удалось поговорить с битмейкером до того, как пьяная девушка вырвала провод из колонок и не менее трезвый парень облил его коктейлем во время выступления. Мы застали Ras G в гримёрке, где он сидел во главе стола в отличном расположении духа и рассуждал о природе страха, своей семье и музыкальной сцене Лос-Анджелеса.

FF. Твою музыку называют самыми разными словами: глитч-хоп, гетто-сай-фай, инструментальный хип-хоп…

Знаешь, как моя бабушка её называет? Она называет её «это, б****, что такое?!». По-моему, это самое правильное определение. Если кто-то хочет назвать мою музыку какими-то другими словами, о’кей, но это не значит, что они попали в точку. Сколько бы вы ни напрягались с жанром, он постоянно меняется. Я не ношу одну ту же обувь каждый день, я не чувствую себя одинаково день изо дня, и я не создаю одну и ту же музыку, понимаешь?

FF. Понимаю. А как ты вообще начал заниматься музыкой?

Это произошло само собой, по наитию. Я начал диджеить, и мне нужны были семплы, поэтому я сам начал их делать. Оттуда всё и пошло, но я не могу сказать, что в этом была какая-то исходная точка или что у моего занятия есть цель. Почему люди играют в видеоигры? Потому что не могут остановиться. Так же я отношусь к музыке. Я не делал это для того, чтобы стать известным, приехать в Россию, путешествовать.

FF. Ты считаешь, что артист должен чем-то жертвовать, чтобы создать что-то хорошее?

Конечно. Нужно выбросить из своей жизни всё дерьмо, чтобы создать что-нибудь стоящее. Я жертвую повседневными, бытовыми действиями, я не могу выйти на прогулку или просто отдыхать. Я до сих пор не знаю, что значит ничего не делать. Реально. Я иду на свидание с девушкой, она спрашивает меня: «Что будем делать?», а я отвечаю: «Я не знаю». Я больше ничего и не делаю, кроме музыки. Я не смотрю матчи, я не люблю шопинг, я не могу просто гулять — я не делаю те вещи, которые делают остальные. Но музыка — самое постоянное, что есть в моей жизни, она мне приносит гораздо больше удовольствия, чем всё прочее, и мне не приходится в этом сомневаться.

FF. Ты не переживаешь, что можешь упустить что-нибудь?

Нет, мне только иногда любопытно, что чувствует человек, который просто сидит и ничего не делает. Как у них это, б****, получается?! Я не могу сидеть на месте и ничего не делать, потому что в моей голове без остановки играет музыка.

FF. Что повлияло на твоё отношение к работе? Воспитание?

Не совсем, но в чём-то да. Моя бабушка, к примеру, очень упрямая и своевольная. Если ей что-то не нравилось, оно прямо говорила: «Да пошло оно на ***!» Так я отношусь к музыке: если не нравится — на ***. С другой стороны, я делаю всё спокойно, расслабленно, как мой дедушка, которому всегда было по***. Другая моя бабушка всегда старалась делать всё как можно лучше, на пределе своих способностей, вот и я стараюсь создавать только то, чем смогу гордиться. Я — мой единственный критик, если мне не нравится что-то, вы никогда этого не услышите. Я счастлив, когда я курю траву в своей студии, мне больше никто не нужен, мне безразлично чужое мнение. Если кому-то нравится моя музыка — пожалуйста, слушайте, но, по правде говоря, мне всё равно, что вы о ней думаете.

FF. А какие у тебя критерии?

Я должен делать вот так. (Качает головой в такт музыке.)

FF. Какой город ты бы назвал музыкальной столицей мира?

Лос-Анджелес. Нью-Йорк списан со счётов, он гонится за трендами, за той частью хип-хоп-культуры, которую крутят по радио, за противоположностью всего свободного и творческого. Свобода и творчество теперь в Лос-Анджелесе. Этот город принимает всё, что ты делаешь, не осуждает, особенно если говорить о музыкальном сообществе. Тут много разных музыкальных направлений, и все они друг друга поддерживают и в итоге сливаются в странные новые звуки. Я могу встретиться с моими друзьями-рокерами и записать что-то, вдохновлённое их звучанием, они могут повисеть со мной, и вместе мы сделаем что-нибудь сумасшедшее на синтезаторах.

Такая атмосфера подталкивает к экспериментам, которые выходят за границы зоны комфорта, в этом уникальность Лос-Анджелеса. Я могу сходить на нойз-концерт, на хип-хоп-концерт, на регги-концерт, и всё это в одни выходные, и на каждом концерте я встречу знакомых. Там нет никаких банд, закрытых групп и прочей фигни, это настоящее сообщество. На всей планете нет другого такого же влиятельного и творческого музыкального сообщества.

FF. Ты о чем-нибудь сожалеешь?

Нет. Я в е****** России. Думаешь, я сделал что-то не так?

FF. Я думаю, ты всё сделал правильно, ведь теперь я общаюсь с тобой, а потом ещё и увижу твоё выступление. 

Ну вот, интервьюер сам ответил на вопрос. Некоторые отменяют свои выступления из-за политического климата в России. О’кей, они управляют своим кораблём так, я управляю своим иначе. Если люди хотят меня увидеть — в ж*** политику и всё остальное дерьмо. Люди хотят услышать, как я играю, — я буду играть. Если ты хочешь разговаривать со мной восемь часов подряд — о’кей, будем болтать восемь часов. Хочешь сфотографировать меня миллион раз — о’кей, делай миллион фотографий.

FF. Я поняла, сожаление — это не про тебя. Как насчет страха?

Страха нет. Я говорю: «Иди на ***, страх». Когда я был помоложе, я прочитал книгу, в которой как раз говорилось об этом, о чувстве страха и его проявлениях, о людях, которые выбрасывались из окна и умирали от сердечного приступа ещё до того, как разбивались. Ты подумай — они умирали от одной мысли о том, что с ними произойдёт. Читая это, я понял, что страх — это чушь собачья, которую ты сам выдумываешь, идеи и границы, которые ты устанавливаешь в своей голове. К чёрту это.