«Женское тело — аллегория почти всех легенд и мифов»: Интервью с фотографом Джонатаном Ледером

В 2009 году нью-йоркский фотограф Джонатан Ледер, известный и ранее своими снимками соблазнительных красавиц, основал эротический журнал Jacques. Главным редактором издания стала тогда его супруга Даниэль Луфт, по совместительству танцовщица и модель. Их проект быстро снискал славу одного из лучших эротических изданий современности. Jacques выгодно отличался от популярных журналов вроде Playboy, FHM и Maxim искренним подходом к съёмке: в качестве моделей выступали малоизвестные девушки с естественной красотой, а снимки практически не подвергались ретуши.

Тогда же Джонатан, выпускник Флорентийского института искусства, попробовал себя в качестве режиссёра, сделав несколько крайне успешных промороликов для Jacques, а позже снял клип на песню «Lies» группы Is Tropical. Несмотря на безусловный успех издания, через несколько лет пара развелась и журнал закрылся, но Ледер остался верен своим эстетическим идеалам (кстати, примерно тогда же мы сделали с ним наше первое интервью). Он всё ещё предпочитает цифровым камерам плёнку и полароид и почти не использует искусственного освещения.

В декабре фотограф запустил свой новый проект, Fetishisms Manifesto, чьё содержание полностью соответствует названию. Снимки, вдохновлённые эстетикой 1950-х, сопровождают тексты на острые темы: в первом номере опубликованы рассуждения о природе фетиша, соотношения наготы и религии. В качестве куратора проекта и музы выступила девушка Джонатана, Эми Худ. Одновременно с изданием журнала, который выходит всего дважды в год ограниченным тиражом, пара занимается съёмками первого полнометражного фильма Ледера American Ecstasy, который, судя по трейлеру, обещает быть как минимум скандальным. Мы созвонились с Джонатаном и Эми и поговорили об их совместных проектах.

Как вы познакомились?

Эми Худ: Он был фотографом, я была моделью. Всё просто.

меня вот что заинтересовало — Вы снимаете откровенно эротические фотографии, но некоторые снимки получаются немного невинными, что ли.

Джонатан: Я бы не назвал это невинностью, но я понимаю, о чём ты. На съёмках, как правило, присутствует не больше трёх человек, и это даже считая фотографа и модель. Большинство снимков я делаю на полароид, атмосфера очень расслабленная. Кому-то это может показаться непрофессиональным — у других фотографов на площадке присутствуют ещё и стилисты, визажисты, парикмахеры, ассистенты, а мы обходимся без этого. Поэтому у нас получаются естественные, как ты говоришь, невинные кадры. Подумай, ведь самые известные снимки в истории фотографии были сделаны одним человеком с камерой, а не толпой.

Но зато вы очень серьёзно относитесь к выбору моделей.

Эми: Они должны нам нравиться не только внешне...

Джонатан: ...ведь мы сотрудничаем с моделями, а не просто нажимаем на кнопку. Они должны нам доверять, должны понимать, к какому результату мы все вместе стремимся. И есть определённый тип девушек, которые нам нравятся, как ты считаешь?

Эми: Да, моделей много, но ведь не всех можно включать в журнал, вдохновлённый 1950-ми и 1960-ми. Женщины в то время были гораздо более фигуристыми. Воплотить эту эстетику сейчас гораздо сложнее, чем просто выбрать симпатичную модель.

Джонатан: Если бы мы сфотографировали сейчас тех же девушек, которых я снимал два года назад, мы бы получили совершенно другой результат. Мой опыт подтверждает, что модель с пятилетним стажем разрабатывает для себя определённую схему, которую повторяет из раза в раз. Она так свободно чувствует себя перед камерой, что это даже скучно. А вот начинающие модели ведут себя слегка неловко — видимо, это ощущение и воспринимается как некоторая невинность.

Просто симпатичная модель в эротическом журнале — она какая? Кажется, всем понемногу начинают надоедать худенькие девочки. Что теперь нравится публике? 

Эми: Сиськи! Эротическая фотография в Америке наконец-то начинает пересекаться с высокой модой, и Кейт Аптон и Эмили Ратажковски способствуют этому. Я считаю, что это здорово. В Америке, наконец, становится более приемлемым показывать женскую грудь, хотя это было негласным табу очень долгое время. Европейцы не стесняются наготы: во французском или итальянском Vogue обнажённая грудь — обычное дело. И это нормально. У женщин есть сиськи. Примите это.

ПОПУЛЯРНЫЕ ЭРОТИЧЕСКИЕ ЖУРНАЛЫ В БОЛЬШИНСТВЕ СВОёМ ОЧЕНЬ ВУЛЬГАРНЫ: ЖЕНЩИНЫ В КУПАЛЬНИКАХ, ИЗМАЗАННЫЕ МАСЛОМ И ОТРЕТУШИРОВАННЫЕ ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ. А ВЫ ВОЗВРАЩАЕТЕ ЭТО ИСКУССТВО К ИСТОКАМ И НЕ ПОДДАёТЕСЬ ОБЩЕМУ ТРЕНДУ.

Джонатан: Спасибо, это очень приятно, но я бы так далеко не заходил. Мы всего лишь владеем культурным контекстом, коллекционируем книги и журналы и делаем то, что нам нравится. Так уж совпало, что именно этого иногда не хватает другим журналам. Казалось бы, тема эротики не должна быть такой сложной, но я с тобой согласен: все эти девушки, измазанные маслом... Многое из того, что мы видим в эротических журналах, трудно назвать сексуальным. Я бы не сказал, что ставлю себе цель создать эротическую фотографию каждый раз, когда снимаю. Я просто стараюсь сделать кадр, который мне понравится, за который мне не будет стыдно. И этот кадр должен быть провокационным, ведь если фотография не провоцирует, тогда она попросту скучная. Зачем снимать то, что уже снял кто-то другой? Разве что если этот фотограф умер 40 лет назад. Бывают и неудачные попытки, конечно — вы просто их не видите. Но в момент, когда нужно нажать на кнопку, сложно ошибиться, потому что все остальные переменные уже выбраны. Ты выбрал модель, место, одежду, причёску, свет, позу. Я считаю, что создание картинки — это ряд выборов, а не акт фотографирования сам по себе.

Что считается нормой в эротической фотографии сегодня и что будет считаться красивым завтра?

Эми: Я стараюсь не обращать внимания на мейнстрим. 

Джонатан: Ты спрашиваешь, что будут публиковать журналы с большим тиражом? Если у журнала большой тираж, это ещё не значит, что люди действительно хотят его покупать. Это значит, что у журнала есть деньги, рекламодатели и дистрибьюторы. Доступность таких продуктов практически вынуждает их покупать, но это не значит, что они задают какие-то нормы и представления о красоте. Думаешь, люди действительно хотят покупать Maxim? У них просто нет выбора в условиях современного рынка. Другое дело интернет — там можно выбрать то, что тебе действительно нравится, это более демократическая среда в смысле распространения. В общем, я не знаю, что тебе сказать про тренды, извини.

Вы с Эми вместе работали над вашим первым фильмом American Ecstasy. Когда мы сможем его посмотреть?

Джонатан: Мы его обязательно закончим. Может, в 2014-м. У нас действительно много работы, а фильм требует времени.

Эми: Работа идёт медленно, но верно. Я очень нетерпеливая, мне хочется, чтобы он вышел поскорей. 

Джонатан: А я не вижу повода торопиться. Когда клиенты пытаются меня подогнать, я не совсем понимаю, в чем тогда смысл моей работы? Я хочу делать всё так, как считаю правильным. Иногда это занимает чуть больше времени, но это нормально. 

Джонатан: Большая часть современных фильмов мне не нравится как раз потому, что они слишком прямолинейные: мальчик встретил девочку, мальчик уехал в Европу, девочка страдает, девочка едет за мальчиком… Кино — прекрасный инструмент, но далеко не все режиссёры используют его потенциал. Кино должно быть похоже на сон, на неповторимый опыт, а не на мыльную оперу, которую можно посмотреть в три часа дня и пойти дальше по своим делам. Зрители могут сами решить, о чём фильм, не стоит это говорить за них. Люди могут быть тронуты, вдохновлены или спровоцированы им. Главное, чтобы он не показался скучным.

Судя по трейлеру, скучно не будет никому. 

Джонатан: О, ты видела трейлер? Тебе понравился? Мне он очень нравится. В этом месяце мы выпустим ещё несколько видео для журнала, в следующем сниму один музыкальный клип, а когда немного потеплеет, продолжу работу над фильмом.

Джонатан, в молодости ты изучал академический рисунок. Тебе это помогло как фотографу?

Джонатан: Во-первых, очень полезно понимать великих художников и их творческий процесс, их преданность своему делу: они творили всю жизнь. Это помогает понять, что зарабатывать деньги здорово, но если ты работаешь только ради денег, то у тебя точно проблемы. Наверное, человеку с такими целями нужно идти на биржу, а не в искусство.

Во-вторых, я учился в Европе и вскоре понял, что фотографировать обнажённых женщин и жить в Америке — настоящий геморрой. Многие американцы верующие, у них много предубеждений на эту тему. Они вообще хоть раз в музее были? Как насчет Эрмитажа, Лувра, МЕТа? В классических рисунках и скульптурах сплошь и рядом обнажеёные тела. Женское тело — это аллегория практически всех мифов, легенд и эмоций, которые только можно представить, а нам говорят, что это непристойно и стыдно. Это раздражает и расстраивает. Если бы мы работали во Франции или в другой европейской стране, нам было бы гораздо проще.

Ты говорил, что Нью-Йорк очень консервативный город даже по сравнению с остальной Америкой. Для россиян это звучит немного странно.

Джонатан: Нью-Йорк уже не тот город, каким был в 1970-х, когда там жил Вуди Аллен и Гринвич Виллидж процветал. Теперь это город, в котором зарабатывают деньги, там карьера прежде всего. Но на деньгах свет клином не сходится. Это красивый город, но я бы не сказал, что он открыт новым идеям.

То есть стремление заработать денег в Америке приводит людей к консервативности?

Эми: Да, они больше оглядываются на других, на свою аудиторию и потенциальных покупателей, и это ограничивает их в творческом смысле. А вот когда люди не осуждают друг друга, они могут делать всё что угодно.

Джонатан: Я думаю, это классический синдром мелкой буржуазии: соревноваться, у кого больше дом, дороже машина, моложе горничная. Я вырос в Верхнем Ист-Сайде в 1970-х, я знаю, о чём говорю. А сейчас даже остальная часть города, бывший даунтаун — весь этот мир исчез. И интернет тут тоже виноват: теперь все переживают не только о том, что подумают соседи, но ещё и о том, что подумает какой-то человек в интернете. И эта постоянная рефлексия делает людей более скованными. 30 лет назад такого не было, людей не беспокоило, что о них думают.

По поводу фэшн-фотографии ты тоже как-то резко высказывался в этом ключе.

Джонатан: Я не считаю, что плохо рекламировать одежду, но не стоит при этом притворяться, будто создаешь произведение искусства. Если одежда — самая важная часть кадра, тогда это фотография об одежде. Есть фотографы, у которых это отлично получается, есть очень красивая одежда, но это не для меня. Мне сложно идти на компромиссы. К тому же, я никогда не фотографирую супермоделей. Если у тебя есть фотография Кейт Мосс, ты на ней не видишь ничего, кроме Кейт Мосс. У тебя не получится картинки, которая живёт в своём мире. Когда ты смотришь на фотографии Дайаны Арбус, ты как будто попадаешь в волшебную вселенную, а когда смотришь на фотографию знаменитости, видишь только саму знаменитость, даже если её снимал Питер Линдберг. Понимаешь? Модели, с которыми я работал, — у них есть характер, они красивые, неповторимые, и может быть, некоторые из них стали знаменитыми, но когда я их фотографировал, они были чем-то вроде чистого листа. Кажется, я повторяюсь. Эми, давай лучше покажем ей нашего кота?