«Нам не о чем говорить с журналистами»: Репортаж с концерта Iceage и интервью с музыкантами

В прошлую пятницу в Москве отыграла концерт молодая панк-группа из Дании Iceage. Пока мы сами отправились смотреть их выступление, наш корреспондент Аля попыталась взять у датчан интервью, закончившееся просто попойкой. Подробности — ниже. 

Перед встречей с Iceage, приехавшей на свой московский концерт панк-группой из Копенгагена, я нервничала больше обычного. Все ресурсы, которым к этому времени довелось брать у них интервью, описывают это занятие как довольно бессмысленное — согласно Guardian, Spin и Interview, на вопросы они отвечают очень неохотно, а недавний разговор с Pitchfork датчане и вовсе отказались продолжать после третьей минуты.

Их рейс в Москву задержали, и ребята появились на площадке на три часа позже запланированного. За это время мне удалось успокоить нервы пивом. Все как на подбор: высокие, худые и бледные, в потертых джинсах и старых свитерах. Бледнее, выше и смазливее всех, разумеется, вокалист Элиас Рённенфельт. Он же первым попросил отпить у меня пивка и стрельнул сигарету, а остальные (басист Якоб Плесс, барабанщик Дан Ниельсен и гитарист Йохан Виет) последовали его примеру чуть позже.

Я решила, что раз уж мы пьем из одного бокала, я вполне могу поинтересоваться, чем же им так не угодили другие журналисты. Элиас поморщился. «Корреспонденты популярных изданий смотрят на нас с высоты своего возраста и опыта, постоянно акцентируют в разговорах внимание на то, что нам „всего лишь 20“. Они пытаются добиться какого-то сенсационного заявления, но мы же не политики, мы музыканты. Нам просто не о чем говорить с журналистами. К тому же, этих людей слишком легко обидеть. Если они такие уж чувствительные, лучше мы вообще не будем с ними разговаривать».

Известность к Iceage пришла почти из ниоткуда, и сейчас журналисты наперебой пытаются докопаться до секрета их успеха или нарыть какую-нибудь скандальную историю. Два года назад, сразу после выхода их дебютного альбома «New Brigade», анонимный блогер узрел в их видео нацистские образы и построил на этом целую теорию об экстремистских взглядах датчан. Другие издания с радостью ухватились за эту соломинку и стали наперебой дополнять ее своими правдами и неправдами. Обвиняемые лишь вяло отмахивались или вовсе отказывались от комментариев. «Мы в курсе, что отвечали на вопросы о нашей политической и идеологической позиции слишком пространно. Ты можешь сказать, что таким образом мы давали людям возможность посплетничать, а мы просто не хотели опускаться до их уровня. Они сами придумали эту хуйню, и мы не считаем, что должны оправдываться. А если говорить только о политике, то я вообще не понимаю, какое отношение это имеет к нашей музыке, — Дан, самый улыбчивый из четверки, посмеивается. — Я, вообще-то, еврей. Думаешь, я бы стал тусить с этими чуваками, если бы они были нацистами?»

«Музыкальная сцена Копенгагена очень дружная. Неважно, что ты играешь — хардкор, панк или индастриал, — все ходят на концерты, чтобы поддержать друг друга и пообщаться».

Примерно в этот момент нашего разговора группе принесли вегетарианскую пасту, и они принялись сосредоточенно жевать. Как только с ужином было покончено, пришло время саундчека, а возможность спокойной беседы становилась все призрачней. Настроив звук, они вернулись за стол вместе со своим менеджером, мужчиной средних лет, ругающимся отборным английским матом. В руках у него бутылка русской водки, которую он ловко разлил по стопкам: «Меня хорошим менеджером назвать сложно. Настоящий менеджер наливает водку музыкантам, а не пьет с ними. А я вот пью. Мы были знакомы еще до того, как они стали группой: моя дочка училась с ними в одной школе. Но я совершенно не чувствую разницы в возрасте, мне не приходится их контролировать. Сколько бы они ни выпили, они всегда играют отличные концерты. Мне очень нравится их музыка, мы весело проводим время, это работа в удовольствие».

Я отказываюсь от водки, хотя все очень настаивают («Мы же пили твое пиво!»). Через какое-то время Дан вырабатывает эффективный метод убеждения: ставит полную стопку на мой телефон, который я вынуждена передвигать по столу в направлении каждого из ребят, иначе диктофон ничего не уловит поверх шума и музыки. Теперь приходится отпивать из рюмки, чтобы не залить телефон. Все одобряют сообразительность Дана, а я начинаю краснеть и повторять те же самые вопросы. Концерт уже успел начаться, и парни по очереди исчезают из-за стола, чтобы пройти к сцене и послушать разогрев. В клубе становится так громко, что мы друг друга не слышим, и я прошу ребят выйти на улицу. На входе к ним подбегают двое парней и говорят, что очень любят их музыку, но у них совсем нет денег на билет. Элиас записывает их имена и просит организаторов внести их в список гостей.

«В Копенгагене мы ходили в основном на выступления своих друзей, и покупать билеты нам приходилось редко. Копенгагенская сцена очень дружная. Неважно, что ты играешь — хардкор, панк или индастриал, — все ходят на концерты, чтобы поддержать друг друга и пообщаться. Если среди участников группы нет вашего одноклассника, значит, там играет ваш сосед. Но я могу понять этих ребят», — отвечает Дан. Элиас добавляет, что хотя они слушают много разной музыки, кумиров у них нет, поэтому и просить вписки им было не у кого. «Нам, наверное, очень повезло. Мы не стремились к известности и ничего для этого не делали, все произошло само по себе. Мы выступали перед огромными залами на разогреве у Fucked Up и Jeff the Brotherhood, но я не могу сказать, что мы от них фанатеем. Нам больше нравится играть в маленьких подвалах, но знать, что люди пришли послушать именно нас».

«Иногда, конечно, надоедает играть абсолютно каждый вечер, но тогда мы спрашиваем себя: а какая у нас альтернатива? Сидеть дома и скучать? Ну уж нет. Раньше мы скучали по дому, когда были в туре, а теперь я скучаю по дороге, когда я дома. Да и вообще, нам грех жаловаться на свой образ жизни». Посреди разговора Элиас молча разворачивается и возвращается в клуб. Через пару минут мы следуем за ним, но вокалист больше не участвует в разговоре, а строчит что-то на желтой бумаге, которую достал из кармана пальто. Он старается закрыть бумагу рукой, и я не решаюсь спросить, что он записывает. Буду думать, что навела его на идею для новой песни. Йохан говорит, что все слова пишет фронтмен, а музыку они придумывают вместе.

Iceage выходят на сцену, и в битком набитом дымном подвале начинается настоящее безумие. Микрофон берет менеджер: «Мы можем заставить охрану съебаться, но вы не должны лезть на сцену. У вас есть один трек, чтобы показать, как вы себя ведете. Если вы проебетесь, пеняйте на себя». Охрана действительно тихо стояла в уголке и, скрипя зубами, наблюдала за беснующимися подростками. А я выпила столько водки, что мне пришлось эвакуироваться, не дождавшись конца выступления.

Фото: Аля Датий, Аня Захарова