«Одинаково разные»: интервью с граффити-художниками Adno и Gera IX

Граффити-райтеры и уличные художники со стажем — Футура 2000, Кринк, Фузи — рано или поздно уходили с улиц в галереи, принимались заниматься дизайном и собственными выставками. Сейчас это явление можно наблюдать и на московских улицах. Например, в пятницу, 30 августа, в московском центре «Фабрика» пройдет совместная выставка калининградского художника Андрея Adno и художника из Тюмени Геры IX «Одинаково разные». Мы заинтересовались явлением превращения райтера в галерейного художника, и тем, как парни с улиц меняют статус и образ жизни, и поговорили об этом с Андреем и Герой.

Почему вы вдвоём выставляетесь?

Андрей: Всё началось, когда Гера ко мне в Калининград приехал в гости. Сначала у него была одна выставка.

Гера: Да, я делал в Тюмени ради собственного интереса. Тюмень — очень небольшой город, мало культурных событий происходит. Ежегодно выставляют одни и те же картины студентов колледжа искусств — это основное художественное заведение в городе, и ежегодно выставляется какая-нибудь одна картина преподавателя тех времён, когда он ещё сам в колледже учился — типа это такая классная работа. У нас выставка будет — давайте несите свои работы, все несут — и получается трэш.

Андрей: Задач никаких не было, тем не было, и времени не было — все занятые, и Гера, и я. Пытаешься всё успеть. Одновременно у нас пошла общая тема с девушкой и пластикой тела. Так получилось, что мы одновременно начали работать. Пластика женского тела.

Не очень понимаю вашу идею о девушке и пластике — я-то выставку не видела, говорю с вами, как о коте в мешке

Гера: Писать девушек в пластике — мотив не новый, уже более трёх тысяч лет существует. Мы спросили как-то раз моего преподавателя по живописи, почему он постоянно рисует женщин. Он сказал: «Ну я же должен рисовать, что я люблю». Не рисовать же котят или мужчин. В принципе, можно многое проследить через пластику женского тела.

Гера, у тебя тоже есть какая-то предыстория, как уличного художника? Или сразу стали галерейным?

Гера: Нет, всё как у всех. Граффити занимался лет семь. Были все этапы: в 13 лет начал, возраст такой, когда хотелось больше дестроя, подростковый бунт, когда делаешь много и особо не думаешь о качестве. Постепенно пришел к тому, что в принципе мне это неинтересно и захотелось делать какие-то серьёзные вещи. Появилось понимание, чего я хочу, которого раньше не было. Сформировалось какое-то видение, я начал экспериментировать снова с аэрозольной краской, нашёл какие-то приёмы, и это тоже стало неким соприкосновением с Андреем.

Почему получилась выставка совместная? Потому что есть какие-то одинаковые приёмы у нас. Если посмотреть в разные периоды времени сначала Андрея работу, потом мою, можно решить, что это один и тот же человек писал в разные периоды времени, но если их поставить рядом, становится видна разница. Вот и получается, что мы «Одинаково разные».

Андрей, а ты продолжаешь рисовать на улице?

Андрей: Я в принципе не прекращал свободно рисовать. Просто у меня немножко другая история: я вышел не из граффити, я сначала получил академическое образование, окончил Пензенское художественное училище, а потом уже вышел на улицу. Окончил отделение графического дизайна — и дизайном продолжаю заниматься. Улицу примерно в то же время освоил как холст дополнительно. Мне нравится формат. Не так важно, кто это увидит, так как на улице в любом случае увидит много народу. Поскольку больших холстов не существует, стена, улица — самый подходящий формат.

Гера: Я думаю, тут ещё такой фетиш: стена даёт разные фактуры, это всегда интересно. Встаёшь перед задачей: такая-то стена, эскиз туда не входит, нужно придумывать что-то новое, стена сама диктует тебе условия. Это заморочки, но что-то в этом есть, просто хоп — и переметнулся на что-то другое.

Вы не испытывали внутреннего конфликта, меняя статус с уличного художника на галерейного? Это же разный подход, разные жизненные установки.

Андрей: Есть категория художников, которые делают практически всё, могут писать на электричках, могут писать на улице на разных поверхностях. Мне, да и Гере, нравится любой формат, я вообще не считаю себя граффити-художником. Много людей в Калининграде и в Москве знают меня как граффити-художника, но в то же время ходят в заведения, которые я спроектировал, смотрят на витрины и фасады домов, которые я спроектировал, ходят на разные мероприятия, для которых я делал всё оформление, но понятно, что они этого не знают, потому что это всё делается под другими именами.

Я знаю, что многие, кто выбрал изобразительное искусство в качестве своего пути, стесняются называть себя художниками. Особенно те, у кого есть академическое художественное образование. Что вы скажете об этом?

Андрей: Сейчас это не то чтобы громкое, но пошлое слово. В кого ни плюнь — тот художник, дизайнер и фотограф. Особенно в Москве это тема щепетильная. И когда в тусовках люди, которые не в курсе, спрашивают меня, чем я занимаюсь, я им отвечаю, что я разнорабочий. Раньше я говорил, что я включаю и выключаю фонари по вечерам и утрам. Потому что неважно, что я там учился много лет, сейчас это моветон.

Гера: В Америке все называют себя словом artist. Просто у нас это такой аналог, калька с английского. Мне без разницы. Смысл об этом думать? Как ещё можно человеку объяснить, чем ты занимаешься? Начать объяснять, ну вот я граффитчик, ну и ещё на холстах рисую, выставляюсь? Если всё можно объяснить одним словом. Просто так получилось, что у нас исторически ассоциация у людей: художник — это сразу берет, мольберт и т. п.

Андрей, ты из Калининграда давно в Москву приехал?

Андрей: Как раз по непосредственной работе пришлось приехать сюда по проекту. Уже два года тут.

То есть у тебя нет такого ощущения, что ты сейчас будешь «город завоёвывать»?

Андрей: В принципе, я в Москву приехал не как большинство, покорить, меня позвали в проект, не связанный с граффити. Для меня граффити и любое изобразительное искусство — это медитация, которую можно делать по утрам. Я знаю много художников, которые начали и бросили. Я такой вариант не рассматриваю: как можно бросить чай пить по утрам или вообще есть? Я в будни работаю, в выходные пошёл порисовал. Никаких целей вообще не преследуется — просто для самого себя.

Как тебе кажется, стоит ли вообще как-то каталогизировать эту субкультуру в России, какие-то вехи отмечать, документировать? Настолько ли она ценна?

Андрей: Ну, мне кажется, в начале прошлого века к Пикассо, Дали и прочим тоже относились несерьёзно, потому что они переворачивали сознание людей. Когда все привыкли к академизму, они делали это не так и всё смотрелось не актуально. Почему нет? Насколько я понял из разговоров с Алексеем (Алексей Партола собирается составить книгу о московском граффити — прим. ред.), это будет какой-то срез культуры на данный момент. В другой отрезок времени всё будет совсем другое. Хорошо, что появился человек, который хочет зафиксировать вот этот конкретный отрезок времени. Чтобы зрителям, которые придут позже, было понятно то, чем мы живем сейчас. То, что было раньше, до нас, можно понять по фильмам и клипам «Да Буги крю».

Собирая карту граффити Москвы, я узнала, что ты делал аналогичное приложение для смартфона. Это так?

Андрей: Не совсем. Я последние полтора года разрабатываю мобильные приложения, и как раз мне нужно было такое приложение, где бы я отмечал для себя места, стены — куда сходить порисовать и где уже порисовал. Я выложил это в App Store, но в России по каким-то причинам все как-то не очень воспринимают то, что кто-то делает рядом. Поэтому его используют в основном за границей. В Испании, в Индии, в Штатах. Честно говоря, можно просто кафешки там отмечать, где побывал, где красиво. Карта своих мест, которую я сделал для того формата, в котором мне удобно, а люди могут использовать это как угодно.

Сейчас основные «вандалы» уличные в Москве в возрасте 13-14 лет — из тех, кто ходит и чужие рисунки портит. В связи с этим у меня вопрос к Андрею: у тебя нет ощущения, что уже несолидно как-то граффити заниматься, в 27 лет?

Андрей: Скоро семь лет как я женат, и дочке четыре года. В нормальных семьях если мужчина уходит на ночь куда-то, это подозрительно. У нас это окей. В своё время спокойно уходил, и она знает, куда я пошёл. К тому же утром был отчет. Понимание в России такое — если идёт чувак в широких штанах, то это сразу подросток, а в Америке чуваки под сорок едут на bmx — это окей.

А ты давно попадался за всякие делишки?

Андрей: Да вот, недавно с Бодиком (Илья Bodik, граффити-райтер — прим. ред.) на Новослободской рисовали, менты подъехали. Ребята из полиции пришли моложе нас. Они на нас посмотрели и поняли, что нам уже, грубо говоря, можно рисовать, что мы не хулиганим. Спросили, конечно, собираемся ли мы закругляться — вы, говорят, дорисуете и мы сразу с вами в отдел поедем. Мы говорим: хорошо, через три часа подъезжайте, мы закончим и с вами поедем без проблем, мы же понимаем, что это ваша работа. Они приехали сначала пораньше, посмотрели, не ушли ли мы — мы дорисовывали. В шесть они пришли за нами — я как раз фотографировал работу. И уже я им предложил: «Ну что, едем или как?» Они сказали, ладно, пацаны, нам всё нравится, просто надо было приехать — кто-то вызвал. И полюбовно разошлись.

Чувствуешь, что годы и серьёзное выражение лица решают?

Андрей: Да на самом деле нет — пиво иногда в магазине не продают. Чувствую себя молодо. Сейчас время очень странное. Люди увидели картинку — через минуту её забыли. Поэтому двойственный вопрос — стоит ли себя удручать мыслями о том, что меня кто-то знает, растрачиваться.

Может быть, ты потому и выставляешься, что хочется увековечиться, запечатлеться в стене?

Андрей: Это же временно. Вот я недавно сделал фасад в 13 этажей — увековечился. Просто была такая задача, хотел сделать большое здание. Для самого себя. Я ведь не рисую на заказ, когда мне диктуют, какой рисунок рисовать. Я не могу медитировать за деньги. Придет время суперкризиса, когда надо будет, я подумаю о жене и детях и возьму заказ. Сегодня я могу этого избежать. Если придёт на выставку всего десять человек, я буду им рад. Всем, кто целенаправленно сюда придёт, я буду очень рад.

Фото: Александр Тихонов