«Пока тело не против, надо кататься»: Интервью с проскейтером Эриком Костоном

Перед вами интервью, которое удалось заполучить лишь с третьей попытки. По идее, каждая из них могла бы добавить красок к портрету героя, но в итоге охарактеризовала только лихорадочное московское расписание и загруженный график. На наших глазах вокруг него ломались скейтерские доски, начинался и заканчивался день, менялись пейзажи. Речь идет о прорайдере Эрике Костоне, катающимся сейчас за Nike SB. Совсем недавно Костон был в Москве, провел демо-катание в парке с хаббой, сделанной Nike SB на фестивале Faces & Laces, а после побывал еще в нескольких местах. Почти повсюду корреспондент FURFUR неотступно следовал за Костоном по пятам.

Начинается все с Faces & Laces: Костон раскатывался вместе с нашими проскейтерами Геной Какушей, Димой Флином, Максом Кругловым и другими. Парни летали со ступеней, Костон облюбовал бордюр с краю и осторожно его обкатывал. Собравшиеся в парке с хаббой, сидя на своих досках, рукоплескали нашим и оставляли без внимания катание Костона — и этим безразличием меня приятно удивляли — в отличие от благодарной театральной публики, аплодирующей заслуженному артисту вне зависимости от того, как он играет сегодня. Под конец прорайдер прыгнул с высоты backside 360 (большое спасибо ведущему контеста за своевременные комментарии), и вскоре соревнование завершилось. Раскаленный на солнце асфальт, щепки и куски сломанных досок, безжалостное солнце — это не помешало всей ораве, только что отпускающей скептические комментарии, отправиться за автографом к Костону. Сегодня интервью не выйдет, слишком большой ажиотаж.

В понедельник, после тяжких выходных, Костона ждали под тяжелым пасмурным небом Поклонки: операторы для съемок профайла, один позабытый альтернативный музыкальный канал, фотографы и пара случайных скейтеров, которые, как обычно, пришли покататься, а тут такая радость. Мое интервью перенеслось на вечер в связи с утром понедельника, тяжелым даже для проскейтеров.

Вечером того же дня команда, сопровождающая Костона, собралась на Красной Пресне на недавно открывшемся бетонном парке Nike SB. Наблюдать за происходящим было приятно: все резвились, прыгали и высоко, и низко, и резко, и плавно — в общем, успокаивающе действовали на сознание наблюдателя. Настоящее любование. На Костона тоже было приятно смотреть: как он прыгал, улыбался и весело смеялся, если скейт вылетал у него из-под ног. Короче, загляденье. Наверняка это будет видно при просмотре видеопрофайла, который снимали ребята.

Прошел еще час. «Вы не против поговорить с Костоном в машине?» — спросили меня и коллегу, и мы, конечно, были не против. В белый минивэн набилась съемочная группа, мой коллега, Костон и его агент, и, легко шурша на поворотах, машина отправилась на Ленинский проспект, а я начала интервью.

Тебе доводилось драться с кем-нибудь из других скейт-команд?

Прямо драться? Не думаю даже. Не помню, если честно. Я вообще неплохо лажу с людьми. Ни с кем не вступаю в открытый конфликт. Иногда я замечаю, что я кого-то в целом раздражаю. В таких случаях человек обычно принимается делать какие-нибудь трюки на споте. Один делает трюк, а другой наносит удар или старается помешать — такое вроде как соперничество у них выходит. Подобное случалось и со мной. Вся ненависть переходила в какой-нибудь трюк в итоге.

В общем, ни в каком «мясе» ты не участвовал, кулаки не разбивал?

Ну, не совсем. В Ванкувере есть один контест, Slam City Jam. И после него ночью все скейтеры отправляются в клуб повеселиться, конечно же. Чтобы купить выпить, тебе должно быть 19, иначе это незаконно. А там все довольно молодые, беззаботные и в целом ведут себя глупо, как и подобает сильно пьяным людям. И вышибалам по какой-то причине не нравились скейтеры. Наступил момент вечера, когда скейтеры разбушевались и стали немного более агрессивными. Они выстроились в очередь в клуб, их никто не пускал, а дальше понеслось. Какой же это был год?

Короче говоря, в какой-то момент ближайший к охраннику скейтер получает под дых, и остальное я помню как во сне. Я делаю шаг назад и вижу клубок из людей. Один из вышибал хватает скейтера за шкирку и отбрасывает его к стене, словно куклу. Видно было, что парень не особенно ушибся, и вообще со стороны все казалось довольно смешным.

Я не мог помочь вообще никак, потому что охранник был здоровый, как гора. Я просто заорал изо всех сил: «Бежи-им отсюда!» И тут чья-то мощная рука из темноты хватает меня за грудь, я оборачиваюсь, потому что знаю, что там находится его лицо, и хочу взглянуть на него. И никого не вижу. Только крепче ручища сжимает мою грудь. Я ему не глядя «засвистел» в голову и припустил наутек, что есть мочи. Все, что я видел, — лишь каменный кулак. Если бы я повернулся в другую сторону, меня бы просто размазали и уложили на обе лопатки. В голове шумели звуки ударов.

Мда, та еще была ночка. Я-то туда пришел не для того, чтобы вляпываться в неприятности. Это все те охранники сумасшедшие, которые ненавидели скейтеров.

Какая у тебя травма самая серьезная вообще была в результате катания? Ты вроде бы лишился одного пальца.

Не лишился — всего лишь вывихнул. Два раза один и тот же. Причем это был безымянный палец, где я ношу обручальное кольцо, поэтому, как видишь, он весь такой корявый. Еще, помню, я как-то раз со всей дури разбился на скейте. Остались швы. Ударился о землю головой, у меня вынесло локоть. Вот это, наверное, был первый раз, когда я реально был почти отправлен в нокаут. Это, кстати, случилось относительно недавно — лет пять назад, во время тура по Австралии. Я тогда широко распластался с заведенными за спину руками, с опрокинутой головой — она кружилась, я почувствовал тошноту, и пришлось присесть, чтобы немного прийти в себя.

Тебе не страшно после всего этого опять кататься? Или после стольких лет уже не паришься?

О, еще как паришься! Если есть что-нибудь настолько страшное, что ты не можешь покорить это, — ты понимаешь, что ты не боишься трюка в целом, ты просто думаешь о каких-то определенных вещах, которые вызывают у тебя опасения. Пытаешься себя обезопасить и не влипать в такую ситуацию. Подобных ситуаций много, и их я стараюсь избегать.

А когда уже, на твой взгляд, будет пора завязывать? Вообще есть такой возраст, когда кататься не комильфо?

Если и есть, я не в курсе. У меня есть друг, Эдди Элгьера — это он мне отыскал первое спонсорство. Вот он довольно старый. Ему лет 50. И он до сих пор катается, выглядит молодо и наслаждается катанием. В целом это индивидуальная история — пока тело не против, надо кататься. Дело в том, что я, даже будучи профессионалом, катаюсь в первую очередь для себя самого, для того чтобы привести себя в нужное состояние духа, в тонус — мне все еще нужно покататься. Я же катаюсь с 11 лет, сложновато будет сказать своему телу, что нельзя.

У тебя же есть дочка.

И сын. Сыну — 2, дочери — 4 года.

Ого. Тогда скажи мне, пожалуйста, что ты им будешь говорить по поводу поведения — как себя надо вести, чтобы тебя уважали?

Думаю, самое важное — быть тем, кто ты есть, а не кем-то еще. Просто делайте то, что хотите, и то, что по-настоящему любите. Я уверен, что всегда заметно, когда человек не настоящий, когда он занимается не тем делом, в которое верит, когда он выдает себя за другого.

Слушай, ты же с 15 лет катаешься за различные команды — это тоже значит быть тем, кто ты есть, или это работа на других?

Чтобы я сейчас был там, где я нахожусь, мне пришлось приложить очень много усилий. Не думаю, что я заставлял себя идти на компромиссы, чтобы получить еще какого-нибудь спонсора. Я так много работал, и нет ничего удивительного в том, что я наконец добился своего.

Фото: Андрей Исакин