Бьет — значит любит: Старейшие татуировщики Москвы и их лучшие работы

FURFUR продолжает рассказывать о современной культуре татуировок и ее всевозможных проявлениях. Тема этого материала — главные герои московской школы тату, продолжающие и сегодня свою практику. С каждым из них мы поговорили, а они выбрали для нас лучшие собственные работы. 

Когда я начинал татуировать (22 года назад), это было своего рода протестом: секс, наркотики, рок-н-ролл, мотоциклы и так далее. Тогда татуировка была атрибутом внешности, самовыражения и протестом обществу, у которой были свои рамки и стереотипы. После перестройки наметились новые тенденции в развитии общества, началась эпоха индивидуализма. На арену стали выходить молодые эпатажные люди, а татуировка стала отражением новых молодежных тенденций.

В те времена каждый новый рисунок на теле был неким событием. Индустрии никакой не было, мы просто любили рисунки такими, какие они получались, в чем-то примитивные, в чем-то наивные. Сейчас татуировки стали художественной деятельностью, бизнесом, работой профессионалов. За 20 лет в Москве уже сложилась полноценная культура со своими поклонниками, гениями и бездарностями. Татуировку нельзя тиражировать, она была и остается честным искусством и способом самовыражения. Она с каждым годом совершенствуется и становится все более изощренной, все более художественной. Если раньше это был больше китч, протест, то сейчас это конкретные произведения искусства от серьезных художников.

Мне лично интересны замысловатые композиции, сюрреализм и реализм. Я люблю экспериментировать с жанрами, но порой хочется сделать что-то классическое. Это зависит от настроения. Как-то, во время своего внутреннего кризиса, я разложил на полу все свои эскизы и фото работ. Я смотрел и думал о том, что двигаться нужно в том направлении, которое ты лучше чувствуешь, а не хвататься за все, что попадется.

В районе, где я вырос, было много татуировщиков-самоучек, я оказался в замкнутом кругу — сначала сам ходил татуироваться, что-то подсматривал у мастеров. Потом в 1993 году сломал магнитофон, вытащил моторчик, собрал машинку, пошел у одного местного татуировщика стрельнул иголку, у другого — краску. Первый мой рисунок — черепаха из какого-то иностранного журнала. Делал часа четыре, сейчас я бы справился с ней за полчаса. Человек, который в этой каше варится годами, больше нигде себя не видит и воспринимает татуировку не как работу, а как часть своей жизни. Бросить татуировать после стольких лет — это как стать инвалидом. Что дальше делать? Был татуировщиком и стал банковским клерком среднего звена? Смешно. 

Ко мне приходят очень разные люди, с некоторыми я понимаю, что мне будет удобно работать, они открытые, положительные и доверяют мне. Других нужно разговорить, подсказать. А есть совсем тугие, которые будут стоять на своем. Я потакаю капризам, но когда клиент переходит границы, мое терпение может лопнуть. Из самых интересных просьб клиентов мне запомнилась девочка, пришедшая ко мне пять лет назад. У нее были свои эскизы — 70 одноглазых гуманоидов с женской грудью и мужским половым органом. Все они были на разных листах. Она достала эти рисунки и сказала: «Мне нравятся все, поэтому выберите сами, кого из этих 70-ти мне набьете». Я и выбрал, картинку себе на память оставил.

Чаще всего я отказываюсь делать маленькие татуировки — например, иероглифы, бабочки, кошечки. Когда-то я работал на потоке, делал любые рисунки, но сейчас мне это неинтересно. Я сейчас работаю над традиционными татуировками. Со временем понял, что толстые линии и спокойный цвет более долговечны, нежели тысяча радуг в одной татуировке.

Я рисовал всю жизнь, хотя никогда не учился этому целенаправленно. Поскольку мой отец — художник, у меня всегда были карандаши под рукой, а я не боялся экспериментировать. Кроме того, я листал его альбомы по искусству и однажды был потрясен черно-белыми графичными иллюстрациями. Эти рисунки настолько меня впечатлили, что любовь к черно-белым изображениям у меня до сих пор не угасает.

Татуировать я начинал в очень сложное время — в 1991 году я сделал сам себе татуировку, потому что не знал, к кому обращаться. Не было каналов связи, мобильных телефонов и интернета. Иногда мы видели на улице человека с татуировкой, просто хватали его за руку и спрашивали, где он ее сделал. Так это начиналось. Сначала татуировка была моим хобби, но чем я больше делал, читал, тем сильнее меня затягивало. Информацию я добывал так: мне понравился, например, кельтский орнамент, я записывался в библиотеку иностранной литературы и узнавал, кто такие кельты, индейцы, маори. Появление интернета, с одной стороны, положительно повлияло на развитие тату-индустрии, поскольку новое поколение татуировщиков быстрее узнает все необходимое, им есть у кого учиться, не нужно придумывать, как из подручных средств собрать машинку. Но с другой стороны, практически исчезли вручную нарисованные татуировки, многие стали воровать эскизы из сети, таким образом они не учатся создавать что-то свое. Скопировал и распечатал — это не сел и нарисовал.

За эти годы работы я пришел к тому, что хочу делать только орнаменты. Я могу делать их мягкими, добавляя полукруглые детали, или жесткими с помощью углов и черного цвета. Могу из орнаментов нарисовать хоть «Мерседес», хоть портрет. Какое-то время меня волновало, что у меня станет меньше работы, если я буду работать только в одном направлении, но вышло наоборот — клиентов у меня стало больше. Сейчас я даже в орнаментах не берусь за рисунки, которые меня тяготят по энергетике или просто не нравятся. В моменты, когда я хочу отказаться от работы, я могу сделать это, потому что не заложник, работающий на боссов какой-нибудь государственной корпорации. Я сам себе хозяин — это один из плюсов моей работы.

Впервые я столкнулся с татуировкой как явлением еще в юности — тогда у меня был опыт общения с людьми, которые носили на теле рисунки исключительно криминального характера, поэтому сначала я к татуировкам относился плохо. Изменилось мое отношение несколько лет спустя, когда я служил на флоте: один моряк принес мне альманах с изображениями японских тату, я его позаимствовал, а затем и вовсе приватизировал. Глядя на эти фотографии, я не мог понять, как эти татуировки создавались. У рисунков на теле не было ни начала, ни конца — мне это казалось чем-то непостижимым, и в итоге я стал копировать рисунки со страниц альманаха. 

Впервые я взял в руки тату-машинку в 1992 году, чтобы переделать армейскую татуировку друга. Во время службы люди часто просили набивать им всяких акул и пароходы, но мне это было неинтересно, я хотел делать то, что увидел на тех красивых фотографиях. Проблема была только в том, что в 1990-е годы в России никакой индустрии тату не было, как и людей, которые могли бы передать мне свои знания. Я покупал западные издания о татуировках сначала в Москве втридорога, потом заказывал из Америки стопками. Иногда я просто звонил уже знакомым нью-йоркским татуировщикам и задавал им интересующие меня вопросы. Сейчас все иначе: у молодых татуировщиков есть прекрасные примеры для подражания, они могут легко получить базовые знания и расти дальше. 

Рисунки, с которыми я работаю, основаны на традициях английских и американских татуировок начала XIX века. Понимание того, что я хочу работать в традиционном стиле, пришло через изучение художественной культуры, искусства и долгие годы татуирования. Почему я столько лет этим занимаюсь? Потому что это доставляет мне удовольствие и заставляет двигаться вперед. Может быть, со временем я трансформируюсь во что-то другое, как художник, но пока татуировка — это моя жизнь. Она делает меня тем, кто я есть.

Я универсальный татуировщик, работаю в любых жанрах, кроме реализма. Для того чтобы рисовать портреты, нужно быть художником, а мне ближе графика. Первую татуировку, которую я сделал кому-то, я сейчас не смогу даже вспомнить, это было в прошлом веке. Помню только, что все началось с безделья. Мы с друзьями ходили на рок-концерты, носили кожаные куртки и рваные джинсы, а татуировка была неотъемлемым атрибутом рокеров. У некоторых из моих друзей были ужасные татуировки, словно гвоздем выцарапанные, я их исправлял. Сидели дома, сами собирали машинку, а в качестве краски иногда использовали гуашь или акварель. Эти татуировки потом плохо заживали, а иногда даже загнивали.

Экспериментировали в те времена в основном на себе. За деньги я впервые сделал татуировку в 1991 году — смерть в кожаной куртке с гитарой. Сейчас из десяти татуировок девять — это надписи и одна — что-то художественное. Когда я начинал, люди набивали чаще черепа, тигров, волков и орлов.

Лет десять назад я пробовал завязать с татуировкой и начать заниматься чем-то другим — не вышло. Там, куда я устроился, нужно было работать дисциплинированно, а мне это не подходит. Я вообще никогда не работал по строгому графику. Думаю, для любого татуировщика, старого, молодого, главное — ответственно относиться к татуировкам и понимать, что ты можешь испортить плохой татуировкой человеку жизнь. Самое приятное в моей работе — смотреть, как люди радуются своей новой татуировке, которую им сделал я. Раньше для меня татуировка была творчеством, сейчас это ремесло.

Чтобы столько лет заниматься татуировкой, ничего не нужно, кроме любви к этому делу. Когда я начинал, татуировщиков в Москве можно было пересчитать по пальцам. Нас было всего несколько человек, многие из которых уже скончались, кто-то уехал, кто-то забросил это дело. Первую татуировку я сделал в армии старшему сержанту в 1985 году. Это была эмблема группы Motorhead — череп с рогами. Работали в диких условиях: во-первых, мы все были самоучками без наставников, которые могли бы направить нас; во-вторых, у нас не было машинок, нам приходилось придумывать, практически изобретать тату-машинку и собирать ее из подручных средств. Что мы только не использовали в качестве краски. Честно говоря, в те времена работать было даже интереснее — нужно было находить оригинальные решения проблем и добывать информацию через препятствия. Сегодня все это разжевано в интернете.

Мне важно, чтобы пришедший ко мне клиент был адекватным человеком с адекватной идеей. Мне приятнее делать татуировки со смыслом. Меньше всего люблю делать реализм, потому что эти рисунки через несколько лет меркнут. Я не делаю сатанинские татуировки, поскольку являюсь верующим. Я не делаю порнокартинки, плюс у меня есть ограничения по зонам на теле. Например, не буду делать тату на лице и руках, поскольку считаю, что это выглядит некрасиво. Я на своем теле набиваю тату только в честь каких-то событий.