«Боюсь, что однажды проснусь и не смогу рисовать»: Последнее интервью граффити-легенды Кита Харинга

Работы американского художника Кита Харинга, ушедшего из жизни от СПИДа в возрасте 31 года больше 20 лет назад, продолжают жить в популярной культуре.

Все начиналось с рисунков мелом на стенах Нью-Йорка, а закончилось выставками на Тайм-Сквер и дружбой с Энди Уорхолом и Мадонной. Сегодня он стал одной из легенд уличного искусства Нью-Йорка наравне с Баскией и Кенни Шарфом, а его фигура то и дело всплывает в работах брендов уровня Comme des Garçons и Colette.

Этой осенью марка Obey совместно с Фондом Кита Харинга выпустили капсульную линейку одежды и аксессуаров, основанных на его работах. В честь этого и просто в память о легендарном художнике FURFUR выпускает архивное интервью Кита Харинга, которое он дал журналу Rolling Stone 10 августа 1989 года, за полгода до смерти.

Нью-йоркский художник и скульптор

Что побудило вас стать художником? 

Мой папа — мультипликатор, так что я с самого детства рисовал мультфильмы, персонажей, придумывал истории. То, что я рисовал, было одинаково далеко и от привычных художеств, и от мультипликации. Я принимал галлюциногены, мне было 16 или вроде того, и психоделические образы приходили сами собой словно из подсознания, как автоматическое письмо.

Вы стали принимать наркотики, потому что это было модно?

Наркотики были способом протеста и в то же время способом уйти от всего. Все эти антинаркотические штучки по телевидению еще больше подталкивали меня к протесту. Наркотики открыли совершенно иной мир, абсолютно изменили меня. И в то же время сделали меня настоящим огорчением для семьи, ужасным подростком, серьезно помешанным на наркоте. Угнетенный, я убегал из дома, а возвращался под сильным кайфом. Мы с друзьями потребляли и продавали «ангельскую пыль» (жаргонное название для PCP. — Прим. ред.). 

На одной из стен Нью-Йорка вы создали известную картину против наркотиков — «Crack is wack» («Крэк — это безумие»). А какая разница между детьми, употребляющими крэк, и вами, когда вы были моложе и также употребляли наркотики? 

Крэк — наркотик бизнесменов. Его изобрели люди, которые никогда не разбогатели бы на марихуане. По действию крэк кардинально отличен от расширяющих сознание наркотиков вроде ЛСД или марихуаны. Даже противоположен — он делает вас раболепно зависимым: вместо того чтобы дать уму свободу, крэк подчинит вас кому угодно, способному достать наркотик. Думаю, крэк хуже героина. Героин успокаивает и делает вас безразличным человеком, а крэк превращает в полного шизофреника, агрессивного и одержимого абсурдными желаниями большего. Самое отвратительное, что, кажется, нет силы, которая по-настоящему хотела бы решить проблему крэка. Правительство, единственный контролер ресурса, ведет мнимую борьбу с наркотиками, а за время пребывания Буша на посту вице-президента поток кокаина в страну был просто феноменальным.

Ваша кампания за безопасный секс — это откровение для меня. 

Да, люди очень сильно на нее реагируют. Учителя везде просят у меня наклейки, пропагандирующие безопасный секс. В США люди стесняются говорить об этом. В Европе же это абсолютно приемлемо. Многое из того, что мы видим в Штатах, является адаптированным. Это происходит из-за того, что некоторые думают, что люди не все могут воспринять. На самом деле, если людям давать полную информацию, то они оценят это. Я хотел сделать что-то, что несло бы информацию с чувством юмора. Сама по себе тема очень болезненная и несмешная. Людям трудно даже шутить об этом. Если они не привыкнут шутить о презервативах, нечего даже и думать, что они пойдут и купят их. 

Вы потеряли столько близких друзей. Не задумывались ли вы, почему это случилось?

К сожалению, смерть неизбежна. Я потерял многих, но не всех — мои родители и семья в целости. Всегда может быть хуже. Но столкновение лицом к лицу со смертью — сверхчеловеческий урок, особенно в юном возрасте. Это похоже на то, как исчезают друзья на войне. Однажды я нагнал впереди идущего прохожего, и мы говорили немного о нем, немного обо мне, обо всем, что происходит вокруг. Он сказал, что я счастливее, чем он когда-либо в жизни. И тут я все понял — так понял, как никогда не понимал до этого. Потому что он видел людей гораздо моложе и в лучшей физической форме, которые распались в ничто.

У вас есть какие-то еще симптомы, кроме поражения тканей? 

Нет. Я никогда не был болен так, чтобы не вставать с кровати. Но все, что происходит, будто происходит не с тобой: где-то далеко, не в том месте и в неподходящее время. Через десять лет все будет иначе. Неизбежно. Вначале никто не знает, что делать с любой новой болезнью. И я просто не вовремя заболел. Мы все заразились, потому что даже не знали, что эта болезнь существует. Когда люди заболевали, они понятия не имели, откуда это взялось и что они больны, так что мы не знали, как защититься и предотвратить это. Сейчас у людей нет оправданий.

Вы тусовались с Мадонной, Майклом Джексоном, Йоко Оно, Бой Джорджем, красивыми и обаятельными. 

Я знал Мадонну. Мы появились на сцене в Ист-Виллидж в одно и то же время. Она только начинала. Я видел, как она пела в «Фан Хаус». С другими я познакомился через Энди, который был таким человеком, вокруг которого всякое происходило. Я больше не хожу на все эти вечеринки, не веду эту гламурную жизнь. Когда я ходил туда, то был молод и наивен, и все это было действительно восхитительно и невероятно — встретить за кулисами Майкла Джексона или попасть в дом к Йоко. Я не мог поверить, что нахожусь там. Еще более неправдоподобным был обед у нее. Я привел Мадонну и художника Мартина Бургуна. Боб Дилан был там, Дэвид Боуи, Игги Поп. Так, потолкались на кухне. Сначала ты ошарашен всем этим, но потом действительно быстро привыкаешь. 

Остается ли сейчас у вас время на жизнь вне работы?

Я законченный трудоголик и очень переживаю, что однажды проснувшись, не смогу ничего сделать. Я получаю от этого удовольствие. Я не жалуюсь. Совсем. В какой-то степени это привилегия. Когда я был маленьким ребенком, всегда чувствовал, что умру молодым, в 20 лет или около того. Так что я всегда жил так, как будто ожидал этого. Я делал все, что хотел, и сейчас делаю все, что хочу. 

Не важно, как долго ты работаешь, это всегда заканчивается. И всегда останутся какие-то вещи, которые ты не доделал. И это ничего бы не значило, если бы ты дожил до 75. Всегда будут новые идеи. Всегда будет что-то, что бы ты хотел завершить. Ты можешь работать за десятерых. Если бы я мог себя клонировать, то и тогда хватило бы работы на всех, даже если бы меня было пятеро. И я ни о чем не жалею. Одной из причин того, что я не боюсь смириться с приближением смерти, это то, что это не ограничение, но это путь. Это могло бы случиться в любое время, и это когда-нибудь случится. Если ты разделяешь такую философию, то смерть ничего не значит. 

Спасибо магазину eclothes за предоставленную возможность публикации интервью.
Фотографии с официального сайта Кита Харинга