«Мы бесов гнали, а не призывали»: Интервью с группой USSSY

Новый альбом московской группы USSSY был встречен если не восторгами, то уж точно дружным одобрением, а облако тегов, определяющее стилевую принадлежность «Усов», обогатилось словами dada и «этнический символизм». Меж тем, просматривая интервью с музыкантами, мы не нашли ни одного, где за этими характеристиками можно было увидеть, кто же на самом деле эти двое. Именно поэтому FURFUR решил встретиться с Артемом Галкиным и Пашей Еремеевым лично.

Группа USSSY

На столе три чашки чая и два маленьких пирожных, порезанных на кубики. Павел и Артем много улыбаются и изредка отхлебывают из чашек. Мы легко переходим с темы на тему, но в некотором беспорядке беседы есть семантические якоря. Такое же ощущение складывается и после прослушивания музыки USSSY. Когда интервью закончится, чай закончится тоже. 

Как вы начинали?

Артем: Мне было лет 12. Я тогда жил в полном одиночестве на даче с бабушкой. Друзья все разъехались, свободного времени масса. И чтобы не впадать в тоску и в печаль — хотя сложно сейчас представить печаль в 12 лет, — я и начал заниматься музыкой. Мне стало интересно, могу ли я сам написать музыку, да так, чтобы мне самому нравилось, и то, что я не слышал у других.

Павел: Какая у тебя хорошая история. Я вот только что понял, что у меня был скорей более животный и обезьяний инстинкт. В 11 лет мне подарили гитару. До этого, когда я только еще хотел гитару, я ездил из школы на троллейбусе домой, включал в плеере Metallica и представлял: вот я стою на сцене, полный зал народу и я играю «Металлику». Когда мне подарили гитару, я в первый же день легко подобрал одну из их песен и записал это на катушечный магнитофон. И собственно и пошло. А потом я стал свои песни писать. Мы с моим другом на даче летом в детстве начали придумывать песни про бомжей. Какие-то дурацкие, вроде песни «Гладиаторы-бомжи» с сюжетом, что они на помойке из ведосипедных деталей собрали себе доспехи.

А как же традиционное «я влюбился, она разбила мне сердце, и я понял, что буду музыкантом»?

Павел: Если бы такое было, мы бы другую музыку играли. Такого импульса не было. Песен о любви не было у меня. У меня все больше о смерти.

А почему вас называют сатанистами?

Павел: У нас начиналось все с жесткой и агрессивной музыки. Но про сатанизм все навешивали — мы не поклонялись сатане, это у людей просто такие ассоциации, когда они слышат шквал звука и не могу разобрать слова.

Артем: Мы, скорей, бесов гнали, а не призывали.

А вы вообще как относитесь к определениям, которые вам дают?

Артем: Нам-то по барабану. Нас иногда просят «напишите что-нибудь о группе, представьте себя — что вы вообще играете?» Задаешься этим вопросом, но как все это в какие-то простые теги уместить, совершенно непонятно.

Павел: У нас на каждом новом альбоме музыка отличается, и нужен отдельный набор тегов. Первый мы бы называли блэк-метал-техно-блюзом. Второй более выстроен и там уже, не знаю… сторм-метал-нойз. А третье, там уже что-то такое…

Артем: Там уже довольно-таки сильное, грубо говоря, ориентальное влияние…

А в бога верите?

Павел: Я верю в бога, но не в рамках религии. Я вообще не очень хорошо отношусь к самому понятию «религия». В высшие силы — у них много названий. Просто верю, грубо говоря, что человек — не последнее звено и не самое высшее существо. Что-то еще есть, что вообще вся вселенная — тоже существо. Хочется какую-то линию вселенской честности поддерживать, чтобы музыка была честной и настраивала людей на раскрепощение, очищение. Ритуальный акт такой. 

Если бы вам дали возможность влиять на происходящее вокруг, что бы вы сделали?

Павел: Я бы начал потихоньку сносить здания в Москве, расселять отсюда людей и парки высаживать. Слишком много домов и слишком густая населенность.

Артем: Я бы упразднил все цирки, зоопарки и кладбища.

А кладбища-то зачем?

Артем: Не нравится мне этот институт.

Павел: Да сжигать их надо.

Растворять…

Павел: В кислоте!

Артем: В космос выпускать… Вывозить — в лес отвез и закопал.

Павел: Нет, знаешь, тогда повсюду будут могилы; хотя они и так повсюду. Самое разумное — это кремация.

То есть, в случае Страшного суда в тело мы не вернемся?

Павел: Чтобы как зомби ходить? Ну уж нет. Это тело уже свое отработало, пусть уходит побыстрее. А душа найдет себе что-то поинтересней.

Артем: Если ты сейчас сжег тело, ты его не можешь закопать где захочешь. Мне весь институт не нравится. И зоопарк и цирк не просто как зоопарк и цирк, а социальный этот цирк и зоопарк.

Есть у вас как артистов какая-то высшая задача?

Артем: Важнее, как сейчас музыка работает, и есть ли у нас возможность и дальше этой музыкой заниматься и двигаться вперед. На фоне большого ахуя хочется, чтобы хоть кто-то занимался таким делом, которое свет дает.

А под этим «ахуем» что имеете в виду? Pussy Riot или плохая музыка?

Артем: Все вместе — политика, культурная ситуация. Мы же тоже переживаем.

Павел: Например, у нас как Kruzer Ken (параллельный проект музыкантов USSSY. — Прим. ред.) недавно взяли трек для фильма. Попросили право на использование композиции в фильме «Поцелуй Путина». Мы согласились. Получается, что мы поучаствовали в данном политическом процессе. Но лучше в это не ввязываться — в конечном итоге все равно будешь обманут.

А зарабатывать деньги для художника не слишком низкое занятие?

Артем: Если ты занимаешься любимым делом, это не стыдно. Это же честный труд, мы никого не обманываем, конфликты не создаем.

Павел: Иногда друзья-промоутеры устраивают концерт на собственном энтузиазме. Стыдно иногда брать гонорары от них, когда понимаешь, что они сами ушли в минус. Но нам же надо покупать струны и барабанные палочки. Что поделать.

Что нужно, чтобы быть музыкантом? Знания какие-то?

Павел: Мне кажется, для музыканта важно понимание того момента, когда музыка начинает работать. Выполнять какую-то полезную работу. Это какое-то чувство должно быть такое — с опытом приходит. Учись понимать момент. Учись слушать то, что играешь.

Артем: Я вот понял, что группы разваливаются, и работа идет тяжело, когда люди уделяют много времени своим несчастьям и недостаткам. Лучше, когда люди сконцентрированы на работе, делают одно дело. Надо какие-то претензии на задний план отодвинуть. Тогда получится нормально работать.

А есть в вашей жизни, избавленной от сантиментов, место каким-то материальным вещам? Вы хотите машину или мопед или что-то такое, что обычные люди любят?

Павел: У меня уже есть машина. Теперь я хочу машину побольше. Это правильная логика.

Артем: У меня все тупо ограничивается музыкальными потребностями. А владение вещами я стараюсь ограничивать. Мне очень не нравится ощущение того, что у меня большие чемоданы в руках.

Павел: У меня вот большие чемоданы; и я их буду разбирать и выкидывать.

Артем: А я уже основательно разобрал.

Павел: Какие-то вещи не нужно выкидывать.

Вы будто к войне готовитесь...

Артем: Нет, это подготовка к вечному путешествию. Что всегда, в любой момент можешь собрать все необходимое и сняться с места. Психологически гораздо проще жить с этим настроением, не думаешь о материальных штуках, освобождаешь свое сознание.

Павел: Накопительство — это странная штука. Это определенная слабость. Надо избавляться от личных вещей, раздаривать их.

А что вы дарите?

Павел: Какие-то ненужные вещи.

Прекрасный подарок!

Павел: Нет, ну, тебе не нужно, а кому-то нужно. Музыкальный инструмент вот Артем подарил мне. Сам сделал и сам подарил мне.

Артем: Называется плинтус. Это струнный музыкальный инструмент. Коробка из-под конфет и обычный плинтус вместо грифа.

Павел: И три струны. Он похож на банджо. Лучше всего смычком на нем играть: сустейна нет практически — длительность нот совсем короткая. Но, тем не менее, если играть смычком, то вполне себе здорово звучит. Можно медиатором играть, но тогда похоже на глухую балалайку. Она у нас есть на последнем альбоме. У нас так часто бывает.

Артем: Можно все что угодно использовать!

Павел: Мы записывали на втором альбоме скрипящий стул барабанный. Там сидушка и ножка снизу. Между сидушкой и ножкой втулка очень скрипела. Артем сидел на стуле и медленно поворачивался, а я держал микрофон и записывал этот тарахтящий звук.

Артем: Велосипедные колеса записывали, например.

Павел: Переворачивали велосипед, разгоняли колесо, картонную коробку прикладывали бортиком к покрышке, и она издавала жужжащий звук.

Артем: Когда представляешь композицию и настроение этой композиции, какого характера звук должен быть. Пробуешь разные варианты — что подходит, записываешь, как это все вместе сочетается. Перед тем как записал, примерно уже знаешь, как ты там.

Чем стыдно заниматься сейчас?

Павел: Стыдно заниматься деятельностью, которая приносит вред. Например, вредно сбрасывать ядохимикаты.

Артем: Бабушек обманывать.

А вам конкретно? 

Павел: Сложно вспомнить.

Артем: Мне не сложно вспомнить. Но рассказывать стыдно.

А чем гордитесь?

Артем: Гордыня — плохо.

Павел: Приятно, когда помогаешь. Оказывать помощь всегда приятно. Более конкретно — не могу вспомнить.

Артем: Тоже не могу вспомнить. Нет такой привычки гордиться.

Павел: Петухом каким-то себя чувствуешь, когда гордишься. Если совершаешь много хороших поступков, в жизни появляется комфортный для существования фон. Если начинаешь плохо поступать, то все время стыдно.

Кем вы хотите стать, когда вырастете?

Павел: Человеком стать хочется. По-человечному, осознанно поступать. Чтобы больше было удовлетворенности от той музыки, которую делаешь.

Артем: У меня так же.

Павел: Хотелось бы сыграть для всех по миру. И жить на природе, а не в городе.

Ты поэтому хочешь озеленить в Москву и всех выселить?

Павел: Все будут тоже в городе жить, просто все будет по-божески. Побиологичнее все будет.

Bandcamp USSSY

Фотографии: Валерий Белобеев