«Настоящий мужик — это...» № 9: Быть патологическим игроком

В серии «Настоящий мужик — это...» в прошлом футбольный комментатор и редактор мужского журнала, а теперь просто смелый журналист, честный человек и крутой парень Рубен Зарбабян рассказывает о том, как именно должен поступать настоящий мужчина.

«Настоящий мужик — это...» № 9: Быть патологическим игроком

Конечно, дедушка немецкой классической философии Готфрид Лейбниц не ведал автомобилей (хотя он сформулировал закон сохранения энергии) или компьютеров (хотя он изобрел двоичную систему счисления), но он искренне считал, что «нигде талант человека не проявлялся с такой силой, как в изобретении игры».

Уже будучи знаменитым автором «Алисы», Льюис Кэрролл не обломался написать целый трактат об изобретенной им «Логической игре» (она представляет из себя простое упражнение в логической комбинаторике). Кэрролл также изобрел ряд буквенно-словарных игр, которые со временем легли в основу Scrabble.

Главный роман Германа Гессе собран вокруг мифической игры из будущего, которая настолько сложна, что даже сам нобелевский лауреат оказывается не в состоянии ее описать в полной мере. Мы лишь приблизительно предполагаем, что речь идет об очень многогранном семиотическом манипулировании.

Все эти парни неглупого, доложу вам, десятка посвящали значительную часть своей жизни играм в том или ином виде. И я вспоминаю о них всякий раз, когда какая-нибудь нарочито деловая телка вещает менторским тоном: «А я не играю в компьютерные игры, у меня нет на это времени». Конечно нет, дорогая, ты ведь все время читаешь, в перерывах между походами в Большой театр!

Наша жизнь — игра, как метко указал герой «Пиковой дамы» Пушкина. Но когда ты в жизни играешь размашисто, рискованно, как Берни Мейдофф, например, или Муаммар Каддафи, и проигрываешь — тебя либо закрывают на очень много лет, либо вовсе пускают тебе кишки. А уступая в рамках игры, с конкретными, заранее оговоренными правилами, можно просто отряхнуться и начать новую партию.

Мы все время говорим: «Если б у меня была еще одна жизнь, я бы...». Так вот каждый раунд игры в «камень-ножницы-бумага» — это новая маленькая жизнь. И чем сложнее игра, тем масштабнее эта жизнь. Можно попробовать тактику в «камень-ножницы-бумага» (профи вот хвалят основанную на ряде Фибоначчи) или — новый дебют в шахматах, можно, наконец, пройти «Фоллаут 2», продав Сулика в рабство (всегда любил разок перепройти RPG, делая все максимально по-злому, чтобы снова осознать, что гейм-дизайнеры традиционно слабо продумывают этот сегмент игрового сценария).

Таким образом, лудопатия — ничто иное, как стремление прожить максимальное количество жизней, вместо одной. Все еще считаете ее отклонением?

С практической точки зрения игры помогают поддерживать себя в рабочем состоянии в ожидании неких грядущих жизненных задач. Здесь особое значение имеют спортивные игры и главная из них — футбол.

Еще Йохан Хёйзинга в XII главе своего знаменитого трактата «Человек играющий» назвал футбол главной спортивной игрой в истории. «Хотя люди всегда старались превзойти друг друга в беге, гребле или плавании, в продолжительности ныряния (вплоть до того, что намеренно удерживали под водою друг друга, как в «Беовульфе»), эти виды состязаний лишь в незначительной степени принимают характер организованных игр. И все же мы без колебаний именуем их играми именно из-за их агональных (состязательных. — Прим. ред.) особенностей. При этом существуют и такие формы, что сами собой развиваются в организованные игры с системою правил. Прежде всего это игры с мячом или же игры, когда участники убегают и ловят друг друга», — писал он.

Дальше Хёйзинга, правда, скатывается в банальное кузмичевское нытье, мол, профессиональный футбол — это уже все не то, «непосредственности и беспечности в нем уже нет». Тут он, конечно, неправ (скажите, например, Марио Балотелли, что ему не хватает «непосредственности и беспечности»!), и наличие профессионалов придает современному футболу дополнительный драматизм, делая его сходство с жизнью более полным. Поэтому в футболе можно найти сюжеты, не уступающие ни «Вишневому саду», ни Шестой симфонии Густава Малера. Такой уровень драматизма поднимает, собственно, агональный экспириенс футбола до космического уровня.

Чтобы доказать последний тезис, я хотел бы сделать то, что и полагается делать в тексте о лудопатии: предложить всем читателям небольшую игру. Смысл такой: вы называете в комментариях любое плюс-минус классическое произведение любого вида искусства — от музыки до кино, — а я в ответе перекладываю его сюжет на футбольную реальность.