Как я провел неделю на атомной субмарине: Репортаж британского журналиста

Они спят в обнимку с ядерными боеголовками, месяцами не видят женщин и, незамеченные надземными радарами, живут на большой глубине, всегда готовые к плавлению атомного реактора. Они — это офицеры атомной подлодки, курсирующей в бассейне Средиземноморья и Атлантики. Британский натуралист и тв-продюсер Стивен Мосс неделю провел на субмарине HMS Triumph, и попытался понять, как живут настоящие подводники. FURFUR не смог пройти мимо репортажа Мосса для The Guardian и полностью публикует перевод истории о жизни на большой глубине. 

«Главное, когда идешь на глубину, не застрять в туалете, — предупреждает меня строевой офицер Дэвид „Бинг“ Кроссе. — Перегородки на судне наклоняются, и двери блокируются». Забудьте все эти технические дела с «баббл-чеком» оборудования, я вообще никогда не понимал предназначения этих предметов — это почти все, что нужно знать.

Все это время я постараюсь далеко не отходить от Бинга, второго по старшинству, веселого и самого благоразумного человека на атомной субмарине HMS Triumph. «Они как дети, — говорит он, наблюдая, как младшие офицеры пытаются отвоевать себе местечко на утреннем собрании. — У меня вот есть дети, и они, по-моему, даже хуже». Последнее он произносит с нежностью.

Я нахожусь на лодке — субмарины всегда зовут лодками, а не кораблями, — меньше суток, и пишу это с глубины 60 метров. Извините, что сразу проболтался. Мы только достигаем перископной глубины — 18 метров под водой — и высокий стол, за которым я сижу, уже стал крениться. Но я, хотя бы, не в туалете.

Субмарина подхватила меня на Крите, чтобы после совершить недельное погружение. Прежде я не бывал на подводных лодках, и мне не очень по нраву замкнутые пространства. Через шесть дней я рассчитываю сойти у Гибралтара, хотя капитан меня уже предупредил, что может быть и не сойду, поскольку в том районе ожидается смог, и лучше всего по ту сторону борта не появляться.

Лодка HMS Triumph проявила себя в прошлом году в Ливии, когда открыла огонь по ключевым военным подразделениям Каддафи, включая личный состав полковника. Капитан субмарины, Роберт Данн, сказал, что они просто стерли с лица земли ливийскую военную кампанию и что хочет, чтобы команда должным образом отнеслась к этому. «Но если жаждать славы — великий грех, то Я самый грешный из людей на свете», — говорит он мне за завтраком, цитируя Генриха V.

Траектория следования субмарины HMS Triumph: 1.Остров Крит, где Стивен присоединился к команде подлодки 2.Мессинский пролив 3.Недалеко от Алжира 4.Гибралтар, место высадки.

Это последнее дело капитана Данна, его последняя неделя в море. В свои 48, после трех лет плавания на HMS Triumph, он будет работать на обычной офисной работе. Это еще и последний выход в море капитан-лейтенанта Саймона Джонсона. Мне повезло, что именно в тот момент, когда я на борту, субмарина должна пройти сквозь узкий Мессинский пролив (протекающий между итальянскими Сицилией и Калабрией, прообраз легендарных Сциллы и Харибды, — прим.ред.). Сейчас рассвет, мы как раз проплываем пролив, и лейтенант Джонсон, стоя на бортике, говорит мне, что он впервые идет мимо Стромболи (небольшой остров с действующим вулканом, — прим. ред.) с тех пор, как начал свою тридцатилетнюю морскую карьеру на фрегате HMS Leander.

Я интересуюсь у капитана-лейтенанта Джонсона, почему он сменил надводные корабли на субмарины: «Меня призвали в 1983-м, у меня не было выбора. Я пытался уйти, не хотел быть подводным плавателем. Если спросить у простого парня в штатском, что он думает про субмарины, он скажет примерно следующее: ужасно, грязно, шумно, нет душевых кабин и ты постоянно воняешь. Вообще, в стародавние времена так и было — с водой было строго — но сейчас, ты и сам видишь — условия вполне сносные. То ли дело было на моей первой лодке, „Спартанце“, в 1983-м — там жизнь кардинально отличалась от условий на корабле».

Он повторяет расхожее моряцкое высказывание о том, что они больше всего любят в жизни под волнами: относительная неформальность. Есть, конечно, некоторые разграничения между офицерами и их рангами, но пребывание в замкнутых пространствах не имеет ничего общего со строгостью надводных кораблей. Здесь собралась морская элита, имя которой «братство»: товарищество, привыкшее полагаться исключительно друг на друга.

Когда человек — вне зависимости от его офицерского ранга — становится подводником, он получает бейдж с двумя дельфинами и короной. Бейдж — значит принадлежность к закрытому клубу, состоящему из 3500 британских подлодок. Это означает, что в экстренных ситуациях ты скорее помогаешь, чем мешаешь. В остальное время, согласно бескомпромиссному языку подводников, ты «кислородный вор».

«Все, кто носит значок с дельфинами, обладает командным духом, командным воспитанием и командной целью», — говорит лейтенант Стюарт Кейлор, внушительный 31-летний человек, который однажды станет командовать подлодкой. «Никто не справится с этой работой, если сам не захочет. Чтобы сознательно идти работать в такой обстановке на длительный срок, требуется большая сила воли. Нужно быть довольно лояльным — и по этой причине мне нравится работать со своей командой. Им, конечно, еще многое предстоит доказать, но, коль скоро они в клубе, можно быть уверенным, что они добьются необходимых стандартов».

Я знаю, что мне никогда не стать членом клуба. Я очень устаю, когда взбираюсь по палубным лестницам; я постоянно прячу голову от торчащих кусков металла; однажды, находясь в машинном отсеке, я облокотился на перископ, споткнулся и случайно нажал на кнопку. К счастью, это была кнопка с надписью «поиск», а не соседняя, где было написано «атака». Не хотелось бы мне нести ответственность за пуск ракеты на Алжир, неподалеку от которого мы сейчас находимся.

Субмарина делится на два разных мира. В передней части, где мужики (в данный момент на лодке только мужчины, хотя со следующего года будут и брать и женщин) спят, едят и воюют. В задней части расположен атомный реактор и туннель, разделяющий жилую и нежилую части подлодки. Я бываю в задней части не так-то часто, но захожу туда за пайком — картошкой, запеченной на дроссельной заслонке двигателя. Грубо говоря, команда подлодки разделяется на тех, кто воюет и тех, кто управляет лодкой. «Мы жмем, они дерутся», — лаконично объяснил один из обитателей задней части.

1.Торпедный отсек 2.Каюты и столовая 3.Хранилище торпед 4.Пункт управления 5.Машинный отсек 6.Реактор 7.Двигатели

Инженеры зовут атомный реактор «большим чайником». Благодаря ему подлодки быстрого реагирования могут отправиться на длительные операции, не нуждаясь в дозаправке. Главный инженер, капитан-лейтенант Энди Шарп, дал понять, что наличие реактора на борту — это огромная ответственность. Когда я спрашиваю его, что самое ужасное может случиться, он говорит: «Ну, нет, он никогда не взорвется. Но он может расплавиться. Если на борту атомной подлодки произойдет нечто такое, что заставит ее пойти ко дну и расплавиться, у нас больше не будет ядерной флотилии. Это будет означать конец атомных подлодок. Вот о каком уровне ответственности я толкую».

Важно понять ключевую разницу между субмаринами быстрого реагирования и атомными подлодками, одна из которых находится на боевом дежурстве и готова выпустить ядерные ракеты в день апокалипсис. Новейшие — называемые баллистическими субмаринами или «бомберами» — 180 метров в длину, почти в два раза больше Triumph, команда на борту по численности тоже больше и, по словам тех, кто на них служил, скука там смертная. «Их работа заключается в том, чтобы молчать», — говорит один из офицеров. «У вас вообще никакой связи с миром». Бомберы находятся всегда на глубине, очень медленно передвигаются и делают все, чтобы избежать обнаружения.

Другой матрос рассказал мне, что команда на борту бомбера раньше развлекалась тем, что рассказывала друг другу разные истории. «Spinning a dit» — это фраза, которую часто слышишь на борту HMS Triumph. Она означает рассказать байку — байку, которая по мере рассказывания всегда обрастает новыми подробностями. У одного парня c экипажа на спине огромная татуха: «Никогда не мешай мне мечтать», — что можно было бы считать девизом всего экипажа.

На четвертый день на борту я сделал величайшее открытие: говорят, где-то в заднем отсеке живет барсук, которого смыло на днище лодки в районе Бахрейна. И что есть даже реестр, предписывающий, как его кормить, и потому барсук каким-то чудесным образом жив. Я настоял на том, чтобы на него посмотреть — ведь это просто великолепная история! Мне сказали, конечно, заходи вечерком. Через пару часов, даже будучи в каком-то тупом, затуманенном состоянии и с больной головой, я понял, что меня просто надули. В Бахрейне вообще есть барсуки?...

Но для некоторых членов экипажа фантазия стала чем-то очень важным. «Помогает скоротать время», — делится со мной главный по барсуку. «Лишает наше существование всяких границ, — говорит один из старших по званию. — Когда обстановка накаляется, стоит вспомнить барсука, и все становится на свои места. Если ты все время на 100% сосредоточен, это очень утомляет. Способность расслабляться позволяет тебе, когда надо, оперативно отреагировать». Эта способность переключаться с барсука на потенциальное плавление реактора и определяет хорошую команду.

Это крайне сегрегированное, но органичное сообщество. Есть три раздельных пункта питания для офицеров старших и младших рангов, каждый расположен в коротком коридоре, служащем также жилым отсеком. За каждым столом своя атмосфера — со стола младших никогда не сходит Xbox — что предполагает некое ранговое разделение. Зарплата по контракту фиксированная: капитан Данн получает около 85 тыс. фунтов; самая высокая зарплата младших чинов достигает 30 тыс.фунтов. Какая еще организация имеет такой разброс между низами и верхами? И каждый член экипажа притом должен знать все про лодку — как функционирует каждый из тысяч клапанов. На лодке находятся десятки стажеров, сдающих тесты на обладание дельфиньим значком. Каждый раз, ложась засыпать, они пытаются повторить и запомнить выданные им записи, потому что опасность прохождения теста может наступить в любую минуту с каждым из них.

Главный старшина Пол «Джеки» Форан, приятный, но внушающий ужас, следящий за тестами, может заставить пройти этот тест любого стажера (ака «кислородного вора»), которого застали с чашкой чая за столом младших по рангу. «Я считаю, что без квалификации вы бесполезны на борту — говорит старшина Форан. — Я говнюк, но в хорошем смысле».

Ты легко забываешь поспать. Экипаж работает 12 часов в день, с шестичасовой сменой дозора в час и в семь. Обитатели заднего отсека из-за условий высоких температур, в которых они вынуждены работать, стоят на посту меньше и чаще меняются. Когда они не работают, то большая их часть проводит время на полке, но спать на подлодке — дело непростое. Капитан единственный на борту спит в собственной каюте. Старшие по званию делят одну каюту. Все остальные спят в жарких, тесных и вонючих общагах. Кроватей так мало, что большинство младших чинов вынуждены делить кровать с кем-то еще, спать на полке, освобожденной человеком, который отправился дежурить.

Дельфиний значок, выдающийся всем морякам-подводникам

На полке особенно не поворочаешься — сидеть просто невозможно — и если перевернуться, можно просто выпасть и завалиться на пол. Кроме тебя на полке лежит еще противогаз и другие атрибуты безопасности, плюс куча каких-то твоих личных вещей. Есть еще небольшие сейфы, но мне ни разу не предлагали им воспользоваться, так что сумку с вещами и обувью приходилось держать в кровати. Над каждой полкой — система вентиляции, и это немного спасает от жары, но одновременно вдувает тебе в ухо холодный воздух. «Если воздух больше не дует, значит, что-то пошло не так», — убедительно говорит мне один из членов экипажа. Однажды утром я просыпаюсь от глухого звука и начинаю готовиться к худшему. Позднее узнаю, что это была стандартная операция по выпуску воздуха из подлодки.

Несколько человек говорят о «гробовых снах» — кошмары, в которых спящий начинает орать о том, что водой затопило машинный отсек или что его торпедировали. Я очень им сочувствую: мне хоть и не снились кошмары — не удавалось глубоко уснуть — спать на полках реально все равно что в гробу. Лучше всего спать в «бомбовом магазине», где хранятся ракеты и торпеды. Это самое тихое и просторное место на лодке, и спать в обнимку с 18-футовой круизной ракетой довольно прохладно, что приятно.

После долгих лет, проведенных под водой, некоторые начинают слетать с катушек; они просто уже не выдерживают вечный недостаток сна, отсутствие какого-либо личного пространства, повторяющиеся разговоры и одни и те же блюда в определенные дни (если среда, то карри), постоянную опасность, о которой не говорят вслух. Как понять, что кто-то слетел с катушек? «Шумные становятся тихими, а спокойные внезапно начинают шуметь», — говорит мне один матрос. Джонсон вспоминает одного опытного подводника, который «поехал» и завел книгу на тех его коллег, которые вызывали у него подозрение. «Ты тоже в списке», — так он сказал Джонсону перед тем, как его сняли с лодки. Он согласился уйти при условии, что официально остается капитаном спасенного судна.

Правда, такие люди, скорее, исключение. Большинство погружаются в ежедневные дела — работу, сон (насколько могут), чтение (где kindle — настоящий подарок небес в такой тесноте), просмотр фильмов, рассказывание баек и дриппинг. Дриппинг — это другое ключевое понятие лексикона подводников: это значит нытье, чаще всего в легкой форме, касательно еды. «Вау, я нашел гриб в грибном супе!» — говорит лейтенант Гарем Батсфорд, один из местных сочинителей афоризмов. «Сложно поверить в неспособность хорошо натренированного офицера с высшим образованием заменить рулон туалетной бумаги», — шутит он.

Я проникаю во многие аспекты жизни на подлодке за эти шесть дней на борту, но нераскрытой остается только тема секса. «Говорят, то, что случилось в море, остается в море, — загадочно говорит медбрат Ричард Бастианпулле. — Лично я не особо о нем думаю, пока не лягу спать...в одиночестве. Народ выпускает пар, когда выходит за борт. На этом я замолкаю, чтобы дать вам возможность самому придумать, что я имею в виду». Лодка пришвартовывается в порту каждые два месяца или около того, чтобы запастись провиантом, ну а мужчины — во всяком случае, холостые — пускаются во все тяжкие.

На борту есть только один открытый гомосексуалист. «Нет никакой разницы в отношении экипажа ко мне по сравнению с тем, как они относятся к другим, — говорит он. — Поначалу я никому не говорил. Давал им возможность интересоваться самим. Но лучше, конечно, не скрывать таких вещей и быть честным, чем пытаться это отрицать. Тебя все равно раскусят и станут распускать малоприятные слухи». Из-за его ориентации над ним частенько подшучивают, но он говорит, что тут вообще над всем подшучивают. «Подколы меня особо не парят. Я об этом стараюсь не думать. Иногда, конечно, приходит в голову всякое, но надо периодически чистить себе мозги и выкидывать это из головы».

В последнюю ночь перед моей высадкой на берег мы всем экипажем смотрим «Операцию "Нижняя юбка"» (комедийная кинолента про подводников 1959 года, — прим.ред.) — старый фильм с Кэри Грантом и Тони Кертисом. Они, наверное, уже сто раз это кино смотрели, но все равно его любят. Офицеры, особенно капитан-лейтенант Кроусби, который ужасно скучает по своим маленьким детям — не стесняясь, плачет в трогательные моменты фильма. Энди Шарп дает свою рекомендацию по фильмам, которые хорошо идут на борту, особенно у обитателей заднего отсека: «Немного насилия, время от времени немного ерунды, определенно побольше любви, преследования на автомобилях ну и хэппи-энд». У большинства этих крепких мужиков доброе сердце.

Мне удается сойти на Гибралтаре в двух милях от побережья где-то на мелководье. С подлодки спускают шлюпку, и кто-то из экипажа подталкивает меня к шлюпке. Вовремя спрыгнуть в шлюпку — принципиальный момент; что-то пойдет не так и последствия будут самые плачевные. Я приземляюсь кверх-ногами и вывихиваю плечо. Я просто не создан быть подводником, и у меня нет шарма Кэри Гранта. Меня загружают на небольшое патрульное судно, из труб которых выпускают приветствия субмарине. Я с облегчением вдыхаю свежий воздух, хотя и сожалею, что не возвращаюсь домой вместе с командой HMS Triumph. В качестве подарка капитан дал мне почетный дельфиний значок, который я сберегу как большое сокровище. Несмотря на все мои жалобы, я почти стал частью команды. Вместе с моим барсуком.