Горькая мысль о том, сколького мог бы достигнуть человек, если бы не надобность зарабатывать на жизнь, посещала, наверное, каждого из нас. С началом экспериментов по введению безусловного основного дохода не думать о том, как можно было бы потратить свой полностью свободный от работы день, становится всё сложнее. Но и у этих мыслей есть тёмная сторона: а что, если ничего не выйдет? Что, если без привычных восьми часов приятной или не очень приятной трудовой деятельности нам просто не удастся проживать день за днем? Вдруг мы не в состоянии писать пейзажи, читать Платона и уж тем более творчески коммуницировать друг с другом семь дней в неделю?

Текст: Марыся Пророкова

Психология свободы: Сможет ли человек жить без работы?. Изображение № 1.

Никита Сетов

старший преподаватель факультета политологии МГУ имени М. В. Ломоносова 

Представьте, что вам больше не нужно вставать в полседьмого утра, вливать в себя чашку гадкого растворимого кофе и тащиться на другой конец города в офис, чтобы получить по итогам месяца некоторую сумму денег, которой всё равно не хватит на то, чтобы удовлетворить все ваши потребности, но которая позволяет вам относительно безбедно существовать. И вдруг вы узнаёте о решении правительства ввести безусловный основной доход в размере, предположим, той самой суммы, которую вы зарабатываете в ненавистном офисе на другом конце города. Думаю, вы сразу испытаете эйфорию: больше нет необходимости впахивать, можно посвящать больше времени семье, хобби, иным занятиям и так далее. Но что последует за этим? 

Уверен, что многие будут говорить о взлёте культуры, мощном импульсе развития социальных проектов, новых формах общественного взаимодействия и так далее. На мой взгляд, ничего этого не произойдёт. Наступившая эйфория очень скоро сменится индивидуальной и общественной апатией, которая в крайней и наиболее распространённой форме будет предполагать дислокацию на диване перед телевизором с пакетиком чипсов. Причиной этого нелицеприятного сценария станет то, что свобода, обретённая индивидами в силу появления свободного времени и независимого от трудовой деятельности дохода, будет слишком неопределённой. Человек XXI века испытывает постоянную потребность в регламентирующих его деятельность схемах, устоявшихся традиционных моделях поведения, где каждый час и минута расписаны в органайзере. Не стоит также забывать о том, что человек, живущий в капиталистическом обществе XXI столетия, есть человек работающий — и никак иначе. Введение безусловного основного дохода может стать триггером уничтожения нашей основной социальной функции — трудовой деятельности, которую мы обмениваем на заработную плату. 

 

Сергей Шклюдов-Риекстиньш

политтехнолог, журналист 

Подразумевается, что всё равно при сокращении рабочего времени будет достигнут какой-то предел, граница, за которыми всё-таки придётся взять в руки лопату и копать траншею «отсюда» и «до обеда». Даже Карл Маркс, который обещал, что после конца истории и наступления коммунизма, когда каждый человек сможет выбирать, чем ему заниматься — рыбной ловлей, критикой или же любимым занятием Уинстона Черчилля, а именно строительством кирпичной стены в никуда, — всё равно сохранится место для принудительного труда. Даже в утопическом раю каждому человеку, преодолевая свою лень и фрустрацию, придётся возложить на себя «час-два» негативного труда. Правда, при этом коммунизм предполагал преодоление отчуждения и раскрытие всех творческих способностей человека. Считалось, прямо как в «педагогическом» романе Бориса Акунина «Азазель», что природой созданы люди, ловящие неимоверный кайф от мытья посуды или прокладывания траншей. Капитализм частично воплотил марксову утопию в жизнь, переложив часть забот на роботов и технику. В роботах и технике видел спасение от труда и сам Карл Маркс. 

Даже сегодня, в сумерках постмодерна, политическая теория по-прежнему смотрит на понятие работы из двух башен из слоновой кости. И имена им «капитализм» и «социализм». С детства, с «учебника по экономике за первый класс» нам внушали теорию нежного немца-статистика Эрнста Энгеля, которая в упрощённом виде гласит, что «при удовлетворении всех материальных потребностей человека в нём просыпается спрос на товары духовные». Хлеба и зрелищ мы хотим не одновременно, но последовательно. «Духовный продукт» может быть сфабрикован только «внутренне свободным человеком», пролетарием умственного труда, преодолевшим своё отчуждение. В этом вульгарный капитализм и вульгарный социализм сходятся. Однако наблюдается забавная вещь. Даже несмотря на то, что капитализм сегодня по-прежнему характеризуется как «отчуждение», «принуждение», «несвобода», а социализм — как «свобода», «преодоление отчуждения», «безграничное творчество», на самом деле две равновеликие формации, как два магнитных полюса Земли, уже начали меняться местами.  

 

Смогут ли люди распоряжаться своим свободным временем так, чтобы отсутствие необходимости заботиться о своём выживании не привело их к деградации? Полагаю, что ответ в целом должен быть положительным. Тому порукой — функционирование той же системы пенсионного обеспечения. 

 

Капитализм сегодня даёт нам полную свободу предпринимательства и творчества, облачные сервисы, биткоины и аутсорсинг. Социализм же наоборот: перед левыми правительствами современной Европы остро встаёт вопрос о том, как прокормить неработающее большинство за счёт активного капиталистического меньшинства, как преодолеть экономический, демографический, миграционный кризис и кризис массовой безработицы разом. В результате мы видим удивительное: в лейбористской, дотэтчеровской Англии кризис привёл к тому, что в неделе осталось три рабочих дня и массы трудящихся требовали одного — труда; в шрёдеровской Германии социал-демократы воплощают в жизнь программу «Повестка дня — 2010», цель которой — сократить льготы, ужесточить трудовое законодательство и через это «встряхнуть рынок»; в современной Дании в 2011 году левоцентристское правительство предлагало увеличить рабочий день на 12 минут, через это выцыганить у рынка лишний час в неделю и уже через это «поднять экономику»

Мы приходим к выводу, что сегодня развитой капитализм символически несёт нам освобождение, а евробюрократический социализм, наоборот, принуждение к работе и труду. Поэтому на вопрос, приведёт ли освобождение от Работы (с большой буквы) к культурному росту, ответ определённый: да. Но только не той прямой дорогой перерастания количества материальных потребностей в духовное качество. А так, как и завещал Карл Маркс: через технику, прогресс и тотальную роботизацию. Так же на сон грядущий будет уместно вспомнить практику безусловного дохода, внедряемого сегодня в Финляндии и Швейцарии отнюдь не евробюрократами и поклонниками бюджетных правил. Государство даёт тебе несколько тысяч евро в месяц, толкает в спину и как бы ненароком говорит, если цитировать известный демотиватор: «Развивайся, мудак». И все инструменты для развития у нас уже есть.

Дмитрий Ахтырский

кандидат философских наук,
независимый исследователь, США

Итак, представим себе, что программа введения безусловного основного дохода вступила в действие. Для начала замечу, что эта идея не настолько радикальна, как многим представляется. Во всяком случае, такие социальные нововведения, как всеобщая воинская повинность и затем её отмена, система пенсионного обеспечения и фиксированного восьмичасового рабочего дня, женское равноправие и так далее — всё это столь же революционные трансформации. Общество, несмотря на то, что большое количество индивидуумов и социальных групп боялось этих нововведений, пошло на эти перемены, поскольку эксперимент есть базовый элемент реформистского социального пространства. 

Система вэлфера, пенсионного обеспечения и гарантированных оплачиваемых отпусков как раз и представляет собой элементы социальной структуры, предваряющие введение безусловного основного дохода. 

Смогут ли люди распоряжаться своим свободным временем так, чтобы отсутствие необходимости заботиться о своём выживании не привело их к деградации? Полагаю, что ответ в целом должен быть положительным. Тому порукой — функционирование той же системы пенсионного обеспечения. 

Экономической проблематики введения безусловного основного дохода я здесь касаться не буду. Что же касается того, повысится или понизится в результате культурный уровень социума, который реализует эту идею, то результат будет зависеть от того, сумеет ли общество трансформировать систему образования и иные институции так, чтобы помогать индивидууму вырабатывать более высокие мотивации к творческой деятельности. Полагаю, что переход к более высоким мотивациям деятельности есть едва ли не важнейшая задача человечества, если оно намерено идти по пути развития. Отказ от экспериментов в этом направлении был бы равносилен отказу от развития, признанию принципиальной непреодолимой ущербности человеческой цивилизации.