О том, что язык — лучший индикатор происходящих в обществе изменений, говорили ещё вершители пресловутого лингвистического поворота более полувека назад. Сейчас, впрочем, как и всегда, мы переживаем бурные перемены в словоупотреблении: грань между обыденным и литературным языком стирается, СМИ всё чаще отказываются от установок на лексический консерватизм, слова «свитшот» и «гаджет» прочно утвердились в русской речи. 

В таком случае почему столько возмущения у широкой аудитории вызывают «авторка», «депутатка» и другие феминитивы? Что это — неожиданный лексический консерватизм или попытка уцепиться за привычные патриархальные установки? И, в конце концов, насколько обосновано употребление этих слов с точки зрения академической грамматики? Отвечают филологи, социальный исследователь и редактор литературного журнала.

 Текст: Марыся Пророкова

  

Ольга Северская

кандидат филологических наук,
ведущий научный сотрудник Института
русского языка имени В. В. Виноградова РАН,
автор и ведущая программы «Говорим по-русски!» на радио «Эхо Москвы» 

Принято считать, что разговорные формы женского рода несут в себе оттенок пренебрежительности. Дескать, врач, повар должен быть мужчиной, женщина — врачиха, повариха, адвокатесса — не в состоянии соответствовать эталону профессии, слишком многое её отвлекает: то дети плачут, то котлеты горят, да и мозги у них иначе устроены…

На феминитивах зачастую настаивают феминистки, возражая против маскулинности нашего мира. И с их точки зрения, «поэтка» звучит так же гордо, как и «поэт», от качества поэзии это никак не зависит. Гендерные тонкости легко в таких номинациях превращают минус в плюс и наоборот.

Почему «авторка», «блогерка» раздражают? Потому что, в отличие от уже привычной «литераторши», «журналистки», это слова новые, режущие слух своей непривычностью.  

Анна Дыбо

доктор филологических наук,
лингвист, член-корреспондент РАН

Сложившаяся традиция устроена так, что «женские» названия профессий, производные от синонимичных «мужских», в общем случае употребляются пейоративно (ещё Цветаева, помнится, утверждала, что она не поэтесса, а поэт; сравните также: «Доктор выписала мне рецепт» и «Докторша/докторица выписала мне рецепт»). Поэтому следует ожидать, что использование феминитивов на первых порах будет вызывать негативную реакцию у всех носителей русского языка, неравнодушных к стилистическим и коннотативным окраскам высказывания.

Правила — это же то, что кодифицировано, то есть где-то записано и печать стоит. Допустим, так вопрос о роде названий профессий трактуется в академической грамматике — 80 (это последнее на данный момент издание):

«Категория рода у одушевлённых существительных — названий лиц имеет свою семантическую характеристику: слова мужского рода называют существа мужского пола, слова женского рода — существа женского пола. В количественном отношении существительные мужского рода преобладают. Это объясняется как внеязыковыми социально-историческими условиями, так и собственно языковыми причинами. Слова мужского рода прежде всего заключают в себе общее понятие о человеке, обозначают его социальную или профессиональную принадлежность независимо от пола. Поэтому слова мужского рода могут применяться к лицу как мужского, так и женского пола: композитор Д. Шостакович и композитор А. Пахмутова... 

В словах женского рода, называющих лиц, категория рода указывает на пол называемого лица. Одушевлённые существительные женского рода — названия лиц женского пола, как правило, имеют словообразовательные характеристики: делегатка, коммунистка, большевичка, избирательница, докладчица, героиня, кондукторша, лифтёрша, ткачиха, бегунья, поэтесса. При отсутствии словообразовательной характеристики отнесённость к лицу женского пола показывается лексическим значением основы: мать, дочь, сестра, жена, девушка, барышня, девочка, женщина».

Итак, пособия объясняют, что феминитив в русском языке неправильно употреблять в случае неопределённости по полу (это то, что уже побороли немецкие феминистки); кроме того, разрешают употреблять названия мужского рода по отношению к лицам женского пола и неуверенно цитируют великих насчёт пейоративности. Значит, феминитивы употреблять не запрещено грамматикой по отношению к лицам женского пола и не одобрено по отношению к лицам мужского пола.  

 

Марина Симакова

социальный исследователь
и критик культуры, редактор Openleft.ru: 

Необходимость использования феминитивов, как и любой гендерной коррекции языка, связана с тем, что в нашем языке постоянно конструируются и воспроизводятся коллективные представления о мире и обществе. Вне зависимости от убеждений того, кто говорит, в его/её речи могут одновременно сосуществовать и самые прогрессивные установки, и жутко архаичные положения. Эта идея, с одной стороны, восходит к так называемой гипотезе «лингвистической относительности», возникшей в Америке в начале прошлого века, а с другой — к французскому постструктурализму. Сегодня нам совсем необязательно знать положения этих теорий для того, чтобы увидеть, что язык является универсальным проводником наших представлений. Приведу популярный пример. Как правило, в русском языке те профессии, которые принято связывать с высоким статусом и ответственностью, имеют только мужскую форму — директор, автор, председатель, пилот и т. д. На это можно возразить, сказав, что все эти слова имеют иностранное происхождение, но подобное возражение ничего не объясняет: тот факт, что у профессии не нашлось женского аналога (не выработалось в процессе ассимиляции слова) или не было принято вместе с мужской версией из иностранного языка (если он там имеется), определённым образом говорит о той или иной культуре. Очевидно, что большинство людей, стоящих на позициях гендерного равенства, видит в этом проблему. Принудительное введение феминитивов в речь представляет собой один из способов её разрешения. 

Однако такое решение само по себе является проблемным. Да, мы не умеем мыслить вне языка — язык конструирует саму мысль, и высказывание, вливаясь в речь, воздействует на сам язык. Эти процессы взаимосвязаны и параллельны. Именно поэтому язык обнаруживает не только позиции отдельного человека, но коллективную картину мира, нашу культуру и историю, включая историю наших общих заблуждений. Из этого следует, что использование феминитивов может работать в одностороннем порядке: корректируя языковые и культурные проявления гендерного неравенства, оно никак не влияет на неравенство, существующее на материальном и институциональном уровнях, на уровне отношений между людьми. Для того чтобы гендерная коррекция языка возымела должный эффект, борьба с неравенством должна вестись на всех фронтах. В противном случае мы можем столкнуться с крайне неприятными последствиями. Допустим, что мы приструнили маскулинный язык, договорились о феминитивах, выдумали массу женских словоформ, выпустили новые словари и обязали всех подчиниться новым правилам. Это будет означать, что мы не справились с неравенством, а напротив, замаскировали его. Наш язык приобретёт качества тоталитарного новояза (прямо как у Оруэлла) и утратит способность сообщать нам правду — правду о том, что неравенство не устранено и с ним всё ещё нужно бороться.

 

Любимый феминистками суффикс «-к», одним махом превращающий «автора» в «авторку», довольно часто носит уменьшительный, уничижительный или инструментальный оттенок.

 

За примерами далеко ходить не надо: некоторые женские издания среагировали на модную феминистскую повестку и стали агрессивно вводить в свои тексты феминитивы, при этом материалы этого издания могут быть посвящены необходимости ежедневно втирать в свою задницу 33 органических крема. И всё же в большинстве случаев наш язык пока ещё точно сигнализирует нам о гендерном угнетении. Он является важным и наглядным инструментом разоблачения неравенства и весомым аргументом в той ситуации, когда кто-то говорит: «Лично я с гендерной дискриминацией не сталкивалась». Нет же, сталкивались! Когда мы говорим, пишем или читаем, мы все неизбежно сталкиваемся с ней — и мужчины, и женщины, и люди с небинарной гендерной идентичностью.  

Ещё одна трудность с феминитивами связана с устройством грамматики. За каждым элементом слова закрепилось определённое значение, смысловая прибавка. Например, любимый феминистками суффикс «-к», одним махом превращающий «автора» в «авторку», довольно часто носит уменьшительный, уничижительный или инструментальный оттенок (панибратская «Маринка», неформальная «картошка» или инструментальная «отвёртка», пригодная лишь для выполнения того или иного действия). Возникает резонный вопрос: что же мы делаем, когда конструируем феминитив с помощью суффикса «-к» — боремся с гендерным неравенством или в действительности его укрепляем? 

Я не поддерживаю требование тотальной регуляции языка, а значит, и повсеместное обязательное использование наскоро придуманных феминитивов, но оставляю за собой и другими право конструировать и использовать женские формы тогда, когда это представляется действительно необходимым (кто-то, вероятно, считает, что это необходимо всегда). Мне же, к примеру, кажется важным использовать местоимения и мужского, и женского рода, если речь идёт о человеке, об абстрактном индивиде («когда он/она находится за рулём автобуса…»). В то же время я стараюсь быть осторожной с использованием феминитивных суффиксов. Положение, при котором феминистки, исследователи и активисты вынуждены постоянно подвергать свою речь самоцензуре, кажется мне чрезвычайным и неконструктивным. А вот разнообразие практик, напротив, указывает на живой статус языка, его противодействие консервации. Именно тогда язык становится полноценным пространством борьбы за интерпретацию мира, пространством артикуляции несогласия, то есть пространством политического действия.   

Серафима Питерская

редактор литературного журнала «12Крайностей», вокалистка группы «Кружок»

Речевая культура — это не про чистоту языка, а про уместность словоупотребления. Поэтому, мне кажется, феминитивы могут встречаться и в статьях, и в обыденной речи. Точно так же, как и любое другое слово, вписанное в контекст. Недавно один мой друг раскритиковал меня за неуместное, по его мнению, употребление слова «стих» в одном из интервью — то есть не в значении «строфа» или «всё стихосложение». Дескать, это всё равно что сказать «евонный» или «ихний». Мне пришлось парировать: во-первых, в указанном случае речь шла о чём-то детском, наивном, и слово «стих» отлично подходило; во-вторых, не вижу ничего плохого в словах «евонный» и «ихний», использованных, например, чтобы передать особенность речи персонажа или, скажем, ради шутки. С феминитивами та же штука. Если целесообразно упомянуть, что компанию возглавляет именно директорша, а рассказ написала авторка, то почему бы и нет. Проверить, уместно ли слово, легко: в хорошем произведении, как известно, всё стоит на своих местах, и одно слово действительно может привести к драматическим изменениям в характере или сюжете. Мне как редактору намного меньше нравится, когда не смешно и если злоупотребляют стилизацией — вот уж что по-настоящему грустно и предсказуемо. 

Русский язык — пластичный: новые слова могут звучать непривычно, но если они обозначают что-то, чему прежде не было названия, то почему бы и нет. Феминитивы вроде как называют уже существующие явления, но придают им женственности, которая может не нравиться. Самим женщинам в том числе — думаю, читатели этого текста уже неоднократно слышали о явлении мизогинии. Проблема феминитивов не в том, что они противоречат русскому языку, а в социальном аспекте. В традиционном обществе всё ещё довольно популярно восприятие мужского пола как чего-то превосходного, первородного, поэтому всё женское воспринимается многими как второстепенное, второсортное, унизительное. Проблема феминитива — это то же, с чем борется феминистское движение. Согласно стереотипу, чисто мужские качества — честность, открытость, простота, широта души, щедрость, лаконичность; женские — внешняя красота, хитрость, скрытность, трата слов и времени. По этой логике директор — нормальный человек, хороший управленец, платит адекватные деньги; директорша — не человек, а женщина: скандалистка, сплетница, жадина или просто для красоты. Короче, сплошной набор стереотипов. У меня есть подруга — поэт и писатель. Она много лет пишет стихи (которые я очень люблю), рассказы и исследования на тему феминизма, но не любит слов «авторка», «авторша» и «поэтесса». Говорит, что это может вызвать дурные ассоциации с так называемой «женской прозой», то есть чем-то очень вульгарным, лишённым изящества, не имеющим глубины. То есть тем, чего никак, по-моему, нельзя сказать про её прозу и поэзию, но общество зачастую именно так априори воспринимает тех, кого называют феминитивами. Короче говоря, неприязнь феминитивов — это, скорее, проблема общества, которое по-прежнему относится к женщине всего лишь как к украшению в жизни её мужчины, к чему-то несамостоятельному. К сожалению, редко слышу, чтобы эту форму употребляли не для того, чтобы унизить человека. Думаю, отношение к феминитивам может поменяться только с переменой этого устаревшего отношения к женщинам как к существам второго сорта. Поэтому просто подождём, пока эти патриархальные стереотипы сами поумирают. 

Изображения: «Википедия»