Психология свободы: Почему мы ходим на протестные митинги?

Если верить исследователю политического поведения Берту Кландермансу, люди собираются выразить свой протест тогда, когда осознают свою принадлежность к определённой группе (спортивная команда, семья, социальный класс, нация) и противопоставляют себя «чужой», аут-группе. Есть и ещё один немаловажный ингредиент социального протеста — групповая ущемлённость, то есть неудовлетворённость условиями. Уровень относительной групповой депривации возрастает в периоды резкого ухудшения условий жизни или при резком росте ожиданий — когда условия жизни других групп явно отличаются в лучшую сторону. Историки французских революций, например, обнаружили, что если после периода экономического роста возникает срыв, ощущение относительной ущемлённости в обществе доходит до уровня, мотивирующего коллективную борьбу за утраченные надежды. 

Кландерманс подчёркивает, что протестное поведение возникает не тогда, когда мы сравниваем условия своей жизни с условиями жизни других, а когда мы сравниваем условия «своей» группы с условиями «чужой». Осознание личного несчастья, если оно не характерно для большинства участников значимой для нас группы, не является достаточным мотиватором для протестной активности. В то же время личное материальное благополучие не является сдерживающим фактором при принятии решения об участии в протесте, если есть ощущение депривации на уровне группового сознания. Осознание своей группы как равной или превосходящей другие по условиям жизни, внушаемое с помощью государственных СМИ, — надёжный фактор, предотвращающий протестные настроения в обществе.

Мы ходим на митинги не только за лучшими условиями, но и за справедливостью. Второй мотив социального протеста по Кландермансу — восприятие условий жизни своей группы как более справедливых, чем у аут-группы — по сути, комплекс вины. Коллективная депривация в таких группах приводит к нормативным формам протеста, в то время как депривация, связанная с чувством ущемлённости в сравнении с аут-группой, чаще вызывает агрессивные протесты. Это — два «аффективных» пути к протесту, основанных на теории относительной ущемлённости.

Другой путь — когнитивный, связанный с осознанным принятием решения в большей степени, чем с эмоциональным импульсом, — был продемонстрирован в «сине-зелёном» эксперименте Сержа Московичи, исследовавшем влияние меньшинств на социальные сдвиги (1969). 

В ходе эксперимента шесть человек называли цвета предъявляемых карточек, при этом два человека из группы были подставными лицами и намеренно называли предъявляемый синий цвет зеленым. После эксперимента у испытуемых оценивался порог различения зелёного цвета. Мнение двух подставных лиц о том, что синее — это зелёное, оказалось способным повлиять на мнение большинства (четырёх ни о чем не подозревающих испытуемых) — 32 % испытуемых ошибочно называли синие карточки зелёными не меньше четырёх раз. При последующей оценке цветового восприятия испытуемые воспринимали предъявленный им цвет как зелёный чаще, чем люди, не контактировавшие с «влиятельным меньшинством».

Московичи сделали вывод, что влияние уверенного в своей правоте меньшинства на внутренние убеждения большинства проявляется не только на осознанном, но и на бессознательном уровне. В свете результатов социально-психологического исследования выглядят обоснованными постулаты современных представителей социальной философии (Рауля Ванейгема, например), утверждающих, что эра счастливого человечества наступит тогда, когда оно перестанет руководствоваться мнением большинства и, преодолев свою стадную структуру, возведёт в решающую категорию справедливую точку зрения вменяемого меньшинства.