Перемены
«Быть феминисткой в Бурятии сегодня непросто»: Кто борется за права женщин в регионах
Летом на FURFUR вышел материал о кибер-феминизме в России. Тогда мы поговорили с девушками, чьи каналы в соцсетях разными способами — через комиксы, видео, личные истории или аналитику прессы — показывают, почему феминизм необходим здесь и сейчас. Мы просчитались в одном — почти все героини находились в Москве. Там не было историй о победе феминисток над сексистской рекламой в Хабаровском крае или о всеобъемлющем клановом контроле над дагестанскими женщинами при помощи инстаграмма.
В этот раз мы нашли активисток из семи регионов России, которые ведут паблики в ВК с численностью от сотни до нескольких тысяч подписчиц и подписчиков. Ситуация в Улан-Удэ, Уфе или Томске отличается от столичной: в большинстве случаев среда значительно агрессивнее сопротивляется тем, кто отстаивает свои права. Ниже - семь историй от феминисток из Сибири, Дальнего Востока, Поволжья, Кавказа, Урала и Северо-Запада.
Интервью: Андрей Носков
После феминизации ты, конечно, иначе выбираешь друзей, иначе общаешься с противоположным полом, иначе воспитываешь ребёнка. К сожалению, многих авторов ты уже не можешь читать.
Началось всё с общегражданских движений: градозащитные, зелёные, левого толка, профсоюзные... Благодаря активизму я познакомилась с феминистками, мы стали общаться. Как среднестатистический человек, я думала: «Феминизм — это что-то для ненормальных женщин. Да, проблемы дискриминации надо решать, но я-то не такая, у меня-то всё хорошо, вот, пожалуйста — муж и дети». Но чем больше я общалась с феминистками и читала, тем больше понимала, что это касается абсолютно всех — и меня в том числе.
«Рёбра Евы» — это основной проект, который я сейчас веду. Название напоминает, что пока в обществе принято считать женщину собственностью мужчины, поскольку она была создана из ребра Адама, рёбра реальных женщин ломаются за закрытыми дверями. Цель проекта — координировать региональные активистские группы, которые занимаются гендерной повесткой, делиться с ними навыками и знаниями. Мы умеем делать визуалку, и, следовательно, мы рассказываем, как монтировать видео, как снимать ролики, как ставить спектакли, как делать перформансы на улице. Мы привозили группы из разных регионов, рассказывали, у нас были серии занятий. После таких семинаров группы разъезжаются и готовят что-то, с чем можно приехать к нам на открытый публичный фестиваль: например, спектакль, перформанс, кино. Этим летом к нам приехало около десяти групп, и все перформансы, которые они у себя делали в регионах или в других странах, они повторили на улицах Питера, показали четыре спектакля. В общем, мы даём инструмент для взаимодействия со зрителем, чтобы активист мог показать насущность феминистской проблематики, сделать её интересной для своей аудитории.
Мы ведём перманентную работу, формируя комьюнити и проводя образовательные мероприятия. Например, летом у нас был уже второй выезд «Фем-школы» за этот год. Среди прошлых тем есть феманимация, проституция, аборты — эти темы у нас расписаны на год вперёд. Мы даём лекции — последним был доклад о проблемах освещения проституции или истории фемдвижения в России и за рубежом. Проводим акции, когда есть непосредственный повод. Кроме того, каждый месяц мы проводим ночь феминистского кино.
Недавно я искала фильмы для такого показа на тему «воительницы», и выяснилось, что список заканчивается на «Убить Билла», «Мулан» и «Жанне д’Арк». Мне посоветовали «В небе „ночные ведьмы“» — советский фильм 1981 года про авиационный бомбардировочный полк, бойцы которого во Второй мировой на учебных самолётах обстреливали позиции противника. Евгения Жигуленко, снявшая фильм, служила в этом полку. Я открыла «Википедию» и была в восторге. Среди этих женщин было множество героев Советского Союза, они совершили огромное количество боевых вылетов, а у кого-то их было даже больше тысячи вылетов за время военных действий. Одна из них, Марина Раскова, получила звание героя Советского Союза до начала войны, потому что она была лётчицей-испытательницей и первая совершила перелёт из Москвы на Дальний Восток. Другая советская разведчица Мария Фортус прошла три войны — гражданскую в России, гражданскую в Испании и Вторую мировую — и разработала множество разведывательных и диверсионных операций. Ещё одна «ночная ведьма», Ирина Ракобольская, преподавала ядерную физику, написала больше 300 работ, в том числе основной учебник по ядерной физике. Такие крутые женщины — и все из «ночных ведьм».
С активизмом жить намного веселей, исчезло давящее чувство, что ты ничего не можешь изменить. Теперь я вижу мерзость и понимаю, что это можно исправить.
Здесь, в Петербурге и Москве, больше ресурсов, больше возможностей по сравнению с остальной Россией. Но не потому что у нас больше феминисток или правозащитников на квадратный метр, а потому что больше активистских инициатив вообще. У нас есть открытые площадки, где можно провести своё мероприятие; есть заинтересованные СМИ. У людей вне крупных городов проблема сексуального насилия стоит намного страшнее, потому что оно замалчивается, не выходит на поверхность и вообще практически нормализовано. В Петербурге же тебе проще сообщить в полицию, проще добиться справедливости и, что важно, проще найти единомышленниц и единомышленников. У нас есть кризисные центры, есть они и в Москве — но можно ли найти кризисный центр в Ярославле или в Мончегорске?
С активизмом жить намного веселей, исчезло давящее чувство, что ты ничего не можешь изменить. Теперь я вижу мерзость и понимаю, что это можно исправить — например, сделать в сети пост, который решит ситуацию в реальности. В сентябре одну девочку отказались назначать старостой группы в московском экономическом вузе, потому что «традиционно у нас мужчины управляют коллективом». Она сделала заявление в соцсетях, получила огромное количество репостов, и это стало прецедентом для разбирательств на факультете. Я чувствую и надеюсь, что общественная среда расшевеливается, просыпается неравнодушие. Меня вдохновили рассказы фонда «Вита», который занимается зоозащитой, об их меховых кампаниях, где согласилось участвовать множество медийных лиц. Шесть лет назад на них смотрели как на умалишенных, а сейчас они на уровне РОНО договорились вести уроки этики в школе и рассказывать о том, почему недопустима эксплуатация животных.
После феминизации ты, конечно, иначе выбираешь друзей, иначе общаешься с противоположным полом, иначе воспитываешь ребёнка. К сожалению, многих авторов ты уже не можешь читать: ты видишь гендерные перекосы, и потому со своим ребенком вы обсуждаете: «А что же в этой книжке было не так? Давай почитаем ту книжку, в которой всё так, давай это обсудим?» Моя дочь в этом году пошла в первый класс, и она рассказывает, как всё время защищает девочек. Был даже случай, когда она предложила мальчику поиграть в футбол, а он сказал: «Ты проиграешь, девочки слабее». Тогда набежали девочки, рассказали ему, что у нас есть женская олимпийская сборная, между прочим, нечего тут. Мальчик признал, что, может быть, он и был неправ.
Мы хотим, чтобы в группе каждый мог высказать свою точку зрения и обсуждать её без холиваров.
Читая материалы сообществ в ЖЖ, разговаривая с подругами, я осознала, что многие с виду благополучные браки скрывают в себе насилие. Сейчас развожусь я, мой брак был крайне абьюзивным, я наглядный пример необходимости борьбы с домашним насилием. Когда я впервые вызвала полицию, сотрудники правоохранительных органов приехали, посмеялись, мол, бьёт — значит любит, и уехали. Случались и совсем жёсткие ситуации, когда мне был необходим кризисный центр — оказалось, что в такой ситуации совершенно некуда обратиться. Тогда я поняла, что надо самой что-то подобное создавать.
Этой весной мы запустили в Уфе клуб «Подруга», который начался с желания сделать свой вклад в защиту женщин от домашнего насилия в нашем городе. Наш план минимум — создать горячую линию и кризисный центр, где можно принимать женщин, оказывать им социальную, юридическую, психологическую поддержку. Сверхзадача — организовать шелтер, то есть отдельное помещение с возможностью ночлега и с засекреченным адресом. Мы уже начали с групповой терапии, а наши дружественные юристы готовы оказать юридическую поддержку женщинам. Сейчас «Подруга» — это пока что скорее группа активистов, а не полноценный кризисный центр.
В России такие центры работают по-разному: кто как смог устроиться, кто где нашел поддержку. Есть МУПы, которые получают помощь от города, им полегче с ресурсами, но они скованы определёнными обязательствами (им может быть запрещено принимать женщин без прописки или, например, только что прибежавшую женщину). Встречаются НКО, которые сами себе задают правила, а значит, могут принять тебя и без прописки — но этим организациям нужно самостоятельно искать финансирование.
Пишут, что каждая третья женщина сталкивалась с гендерным насилием. По опыту моих подруг и меня — практически каждая первая.
Моя знакомая Тансулпан организовала паблик «Феминизм в Башкортостане» как площадку, где могут свободно самовыражаться представители всех направлений феминизма. Мы хотим, чтобы в группе каждый мог высказать свою точку зрения и обсуждать её без холиваров. Я модерирую этот паблик, делаю репосты, в последнее время стараюсь публиковать больше про гендерное насилие и смежные темы. Время от времени мы пишем об акциях местных активистов, но такое бывает не очень часто.
В Башкирии недавно была ужасная ситуация: после побоев девушка попала в больницу с сотрясением мозга, потом родители забрали её домой, но пришёл муж с друзьями и увёз её и двух детей в неизвестном направлении. История шумела в соцсетях, девушка записала (я считаю, что под надзором мужа) видеообращение, чтобы её перестали искать, в розыск никого не объявили. И это может произойти в любом регионе — женщине легко оказаться абсолютно бесправной в российской глубинке. Но интернет-сообщество — важный источник поддержки и способ обнародовать информацию о домашнем тиране и его действиях. Когда я опубликовала в Facebook свою ситуацию, я получила громаднейшую поддержку от моего феминистского окружения, это очень помогло не скатиться обратно.
Феминизм сравнивают с выходом из матрицы. Ты видишь разрозненные явления, но в голове они не составляют систему, поэтому тебе просто кажется, что это человек плохой, что ситуация такая, что девушка сама виновата. Когда ты усваиваешь феминистский массив знаний, то ты понимаешь, что всё это имеет системные причины и видимые нами последствия.
Я хочу изменить положение женщин в нашем городе, опираясь на феминизм в себе, но я не собираюсь идти воевать под феминистским знаменем — хотя бы потому, что в таком случае я не договорюсь с дядями из администрации. Для меня феминизм — это маркер отношения к женщинам, и если я вижу психолога, который говорит о женском мазохизме или виктимности, то нам не по пути. Феминизм — это критерий адекватности человека, исходя из которого я понимаю, можем ли мы быть в одной команде.
Среди нас большинство тех, кто публично свою принадлежность не высказывает, на людях это набожные девушки.
Я выросла в Махачкале. Моя семья — лезгины, бабушка и дедушка из горных селений. Мне никогда не доводилось ощущать давления с их стороны в духе «ты девочка, ты должна быть аккуратной». Мои родители в разводе, но с отцом мы общаемся близко. Я живу с мамой и её родителями, которые для меня всегда были важным примером. Мама работает в полицейской среде и не имеет права быть слабой женщиной, с её стороны никогда не было просьб о помощи. У девочек из других семей главное занятие — приводить дом в порядок, готовить, обслуживать братьев, родителей. В моей семье фокусом была учёба. У меня были стопки книжек, которые я должна была читать, а когда я не читала, я делала уроки.
Я была как тепличный цветочек — я не из тех, кто постоянно общается с друзьями. В Дагестане все девушки ведут тухумный образ жизни. Перед каждой лежит телефон, и с помощью этого телефона она постоянно связана со всеми членами своей семьи, своего тухума, клана. Она обязана проводить время только со своими сёстрами, золовками и другими родственницами. Когда они не находятся физически вместе, они с помощью мессенджеров и соцсетей отслеживают жизнь своего окружения, дают другим возможность отслеживать свою жизнь, выкладывая свои фотографии и комментируя фотографии других. Это матрица, где все связаны и все сообщаются, а выходить из системы чревато: люди начнут интересоваться, осуждать: а почему она не общается со своими сёстрами, почему у неё нет аккаунта в Instagram, почему я не могу посмотреть её фотки, где их взять, чтобы показать мальчикам. Я единственный ребенок в семье, у меня всего одна двоюродная сестра, поэтому этот тухумный образ жизни меня не затронул. Для меня стало шоком в 17 лет, что это всё действительно происходит не где-то в селениях на вершинах гор, а у моих соседей и у моих однокурсниц — здесь, рядом со мной.
У дагестанского феминизма сегодня должны быть, наверное, немного другие цели, нежели у феминизма в целом — нужно не выяснять с девочками, интерсек или радфем. Нужно говорить: дорогая моя Патимат, то, что муж тебя бьёт, — это плохо, а не хорошо. На психфаке девушки могут всерьёз утверждать, что брату позволительно избивать сестру, если она не успела приготовить обед, и с ними некому спорить. Я просто не могу закрывать глаза на это. Если я нахожусь здесь, значит, надо что-то делать.
Тогда на первом курсе у меня родилась идея создать феминистское сообщество, но зрела она долго, и по-настоящему всё началось в июне этого года. Я искала людей, которые были бы похожи на меня, и однажды осознала, что мне одиноко среди друзей. Где-то в Москве и за границей есть люди, а вот тут никого нет. Но потом оказалось, что у подруг проблема такая же: многие считали себя «единственной феминисткой на весь Дагестан», и вот мы создали «ДагФем», куда стали приглашать тех, кому это тоже может быть интересно.
Мы с единомышленницами набираем людей для создания «службы дружеской помощи» — название пока условное. Мы будем находить среди знакомых или в соцсетях (дагестанские девушки активно пишут о своей жизни в групповых чатах в инстаграме) тех, кто нуждается в психологической поддержке, совете, возможно, в юридической помощи, кому нужно посидеть с ребёнком. Мы хотим показать женщинам Дагестана, что феминизм — это не сжигание лифчиков, как они его сейчас видят.
Да, нам нужно пойти на компромисс с местными женщинами. Хорошо, считай, что ты не равна своему мужу, ладно, в вашей семье это так. Но по исламу не принято бить жену, по исламу не принято изменять ей и уносить деньги из дома. А у нас вокруг полно ситуаций, когда женщины работают, содержат семью, приходят домой, убираются, воспитывают детей, приносят этому мужу ужин — а он весь день лежит на диване и ничего не делает. Одна из целей — просто облегчить этим женщинам жизнь, сказать им, что они заслуживают лучшего и могут рассчитывать на помощь и поддержку.
Когда женщина выходит замуж, клетка захлопывается окончательно и выхода больше нет. Над многими девушками в Дагестане висит не страх перед родителями, а фактическая угроза жизни.
На декабрь у нас назначено собрание в университете, куда мы приглашаем всех желающих обсудить с нами феминизм. Мы в процессе организации встреч в разных вузах, договариваемся с профкомами. Необязательно, чтобы туда приходили те, кто хорошо знаком с фемтеорией или ходит на наши фемсобрания. Мы бы хотели поговорить с людьми, которые считают, что феминистки ненавидят мужчин, которые попытаются задавать нам каверзные вопросы. Наша задача — развенчивать их предубеждения.
Самая большая проблема «ДагФема» сейчас — девочки не распоряжаются своим временем. Одна из моих соадминок учится в школе, впереди экзамены, и она не имеет возможности даже вздохнуть, ходит по репетиторам, и родители не позволяют ей поднять голову от учебников; вторая весь день занимается домом. Получается так, что многие девушки, которые уже считают себя феминистками, часто скрывают свои взгляды. Среди нас большинство тех, кто публично свою принадлежность не высказывает, на людях это набожные девушки.
Сейчас среди нас есть одна девочка, которая попала в трудную ситуацию. Брат обрезал ей все связи с людьми, он отвозит её в университет и обратно. Если бы я не понимала местную специфику, я бы сказала: убегай в кризисный центр, убегай ко мне домой, просто сбеги, потому что переубедить его ты не сможешь. Но если брат поймает, он её убьёт — фактически, до смерти, полностью. Единственная надежда этой девочки — дождаться, когда её отдадут замуж, и, возможно, с мужем ей будет легче найти общий язык.
Когда женщина выходит замуж, клетка захлопывается окончательно и выхода больше нет. Над многими девушками в Дагестане висит не страх перед родителями, а фактическая угроза жизни. Возможно, было бы жестоко показывать этим девушкам, что есть выход — «но не для вас». В «ДагФеме» есть такие же девушки, им тяжело, они страдают, пытаются найти выход. «Может, я соберу деньги и уеду? Может, я найду парня и мы заключим фиктивный брак?» Но все понимают, что «не может». Она выйдет замуж обязательно за односельчанина, которого выберут родители. Кто бы к ним ни посватался — всем откажут, потому что жених должен быть знакомый, из своего села. Никто их никуда не отпустит — если только метеорит не упадёт на дом родителей.
Брак, организованный родителями, — это очень распространённая практика, которая становится всё популярнее по мере распространения ислама. В советское время большинство жителей Махачкалы номинально были атеистами, а сейчас ислам захватывает всё больше умов. Лет в 13 я перешла в новый класс, я хорошо помню, какими были эти ребята и какими они выпустились. Первыми под ислам попадают парни: будучи полностью светскими мальчишками, в 11-м классе они уже повально сбегают по пятницам в мечеть, чтобы сделать намаз. Или же просят учителей разрешить им задержаться на перемене, чтобы сделать намаз. Да, ислам распространяется, но, например, кража невесты сегодня — это уже редкость, это скандал.
С другой стороны, есть вещи гораздо страшнее. Мы с подругой когда-то сидели в исламской группе для прикола, пересылали друг другу оттуда картинки, и я заметила пост с вопросом: «Дорогие братья и сёстры, можете ли вы посоветовать человека, который делает женское обрезание?» И ниже в ответах — имена и телефоны. Да, я смотрела «Цветок пустыни», я плакала, мне было их жалко, но ведь это где-то далеко, это там. Оказалось, что это и здесь. И хорошо, что тогда в августе один из муфтиев высказался в поддержку женского обрезания, чем вызвал шумиху — потому что иначе никто бы не обратил внимания на эту незаметную дагестанскую традицию.
После того как я начала изучать и углубляться в феминизм, всё стало легче. Феминизм стал доступным способом сделать свою жизнь лучше, дал ответы на множество вопросов: например, почему я в течение многих лет подсознательно боялась выйти на улицу без макияжа; почему из хороших мальчиков получаются грубые неприятные люди. Феминизм — это как оружие, как фильтр, через который положение вещей становится яснее.
Мои сокурсницы обсуждали то, что с ними происходит дома, а мне казалось, что всё это невозможно. Ведь нельзя драться, нельзя бить женщин, нельзя заставлять женщин упахиваться дома и выполнять всю-всю работу. Когда мне рассказывали, какой объём домашней работы они выполняют ежедневно, у меня глаза лезли на лоб. Им это кажется приемлемым, и в этих базовых вещах мы не сходимся. Меня это надолго выбило из колеи. Я задалась вопросом: имею ли я вообще право приходить со своим уставом в этот монастырь, имею ли я право показывать этим людям, как они могли бы жить? В одном из фемсообществ я прочитала цитату Айаан Хирси Али о том, что толерантность к нетолерантности — это трусость. Айаан родилась в Сомали, выросла в патриархальной среде, но переехала в Нидерланды, где начала заниматься активизмом. Эти слова про толерантность к нетолерантности — это слова женщины фактически из той же среды, где нахожусь сейчас я. Она пыталась понять, имеет ли она право менять эту среду. И она отвечает: если люди попирают гуманность и человеческие ценности, а я молчу и ничего не делаю, чтобы это изменить, — значит, я соучастница. Я соучастницей быть больше не могу.
Быть феминисткой в Бурятии сегодня непросто. Тебя вряд ли побьют на улице, но общественному осуждению подвергнут точно.
Республика Бурятия — национальная республика, здесь всё строится на традиционных устоях и семейных ценностях. Я из этнически бурятской семьи, у нас всегда были важны буддийские ценности, оба родителя – верующие, поэтому моё детство было религиозным. Воспитание было исключительно патриархальным, папа говорил «принеси-подай-приготовь», были чётко разделены функции. Отец — добытчик, возвращался с работы и отдыхал, а мама приходила после двух смен в школе и готовила-стирала-убирала, я вместе с ней. Распределение обязанностей тогда казалось нормальным, а сейчас выглядит несправедливо. Осознание пришло достаточно поздно, я уже стала студенткой и только тогда подумала: возможно, что-то неправильно. Хотя конечно, первой весточкой была смена в детском лагере на Дальнем Востоке. Помню, как впервые увидела, насколько отличаются от меня остальные дети, как по-другому они мыслят даже ребята из моего отряда.
Около 5 лет назад родители и родственники начали задавать вопросы: ну что, а как замуж? ты уже определилась? кто за тобой ухаживает? уже нужно родить ребёнка, детородный возраст-то небольшой, ты же понимаешь? Сейчас мне 25, я не замужем и на меня косо смотрят родственники. Окружающие лезут с советами: может, нужно что-то изменить в своей жизни? каблуки надень, косметику используй, волосы отрасти? Будь более женственной! Смешно.
Последнее время у нас, и в российском обществе в целом, наблюдаются «пропаганда “традиционных ценностей”», возникают дискуссии о возобновлении традиции многоженства. До прихода буддизма буряты заводили сразу несколько супруг, были огромные семьи. Но это далеко в прошлом и с нашей реальностью никак не связано. Не знаю, кто инициатор этих обсуждений, но люди подключаются, всерьёз говорят о «возврате к корням». Кроме того, у нас идёт активная кампания против абортов — широкая общественность приравнивают их к убийству. За запрет выступает не только православная церковь, но и буддийская сангха.
Мэру Улан-Удэ когда-то задали вопрос: «Какие три вещи вы возьмёте на необитаемый остров?» Ответ был следующим: «Женщину, хоть это и не предмет, а также воду и радиоприёмник». Пандито Хамбо-лама, наш буддийский лидер, говорит: «Как определить женщину? Есть умные и есть дуры. Умные всегда замужем». И другая цитата. «При всём уважении к женщинам, они не в состоянии постичь буддийскую философию». Эти высказывания лишь помогли мне утвердиться, что религия — всего лишь инструмент влияния.
Быть феминисткой в Бурятии сегодня непросто. Тебя вряд ли побьют на улице, но общественному осуждению подвергнут точно. Улан-Удэ — город маленький и тесный, здесь господствует клановость, все друг друга знают, устроиться на работу можно только по знакомству (ударение на У). Развиваться невозможно, если ты не родственник или знакомый известного человека. В отличие от других российских феминисток, мне фактически нельзя заявлять открыто о своих фем-взглядах. Я работаю в госучреждении и точно потеряю работу из-за своей позиции — такая же ситуация у всех девочек, с которыми мы делаем паблик.
Мы очень любим Беллу Рапопорт, она для нас олицетворение той смелой девушки, которая не боится выражать свои мысли открыто, в отличие от нас.
Когда мы только-только появились, в местных СМИ стали предполагать, что мы финансируемся Госдепом США — мол, откуда у нас деньги, чтобы создать паблик в ВК? Тогда в январе буквально за одну неделю появилось сразу три материала (для Улан-Удэ это буквально информационный бум) с вопросом: «Кто же они, эти загадочные феминистки?» Комментарии к новостям были реально мизогинными: эти феминистки наверняка страшные, у них мужиков нет, где ваше женское начало, вы все лесбиянки. Представляете, если бы мы выступили публично, сколько личного негатива было бы пролито на нас и на членов нашей семьи?
Мы создавали паблик как интерсекциональные феминистки. Каждая админка пришла к феминизму благодаря своему персональному опыту: у кого-то что-то в семье, кто-то на работе столкнулся с несправедливостью, со стеклянным потолком. Мы выбрали несколько тем, которые хочется развивать — свобода репродуктивного выбора, трудовое равноправие, борьба с насилием в семье.
Мы выкладываем в паблике наши интервью с девушками про-фем взглядов. Одна из наших героинь решила создать кризисный центр для помощи женщинам, попавшим в трудную жизненную ситуацию, столкнувшихся с насилием. С такими центрами в регионе беда — их практически нет. Мы прозвонили все организации, которые удалось найти в интернете, и оказалось, что у большинства не работают телефоны, кроме одной полуправославной организации. Ей оказалась общага, куда можно попасть, добыв кучу справок — не каждая может обратиться за помощью. Кроме того, у этой организации есть центр в сельской местности, где женщины живут с детьми и работают за еду: ведут огород, ухаживают за скотиной. При этом у этого центра налажены связи с журналистами, они часто устраивают пресс-туры, возят в эту деревню представителей СМИ и показывают какие они молодцы, какие довольные девушки там сидят.
Сейчас у нас чуть больше 600 подписчиц, большая часть — не местные. Мы ищем сторонниц из Улан-Удэ, из Бурятии, из соседних регионов, чтобы объединяться и работать вместе. Пока мы мыслим себя только виртуальном пространстве, но, конечно, есть планы и мечты, связанные с оффлайн-фемпроектами. Мы хотим популяризировать сущность феминизма для широкой публики в нашем регионе.
Когда я читала интервью с российскими феминистками на FURFUR, я между строк узнавала себя. Мне паблик «Женская сила» очень нравится, и вообще все девчонки, которым хватает сил на борьбу — очень крутые. Я часто читаю Fight like a girl, много бодипозитивных пабликов. Мы очень любим Беллу Рапопорт, она для нас олицетворение той смелой девушки, которая не боится выражать свои мысли открыто, в отличие от нас. Алёна Попова, Мари Давтян — все они делают просто огромную работу и вдохновляют нас на подвиги местного масштаба.
Вопросы о правильности течений феминизма вообще не поднимаются — мы женщины, у нас есть важные общие проблемы, нам лучше объединяться.
К 20 годам до меня начало доходить, что моя картина мира, сформированная в подростковом возрасте, наверное, неверна. Чтобы соответствовать требованиям парней в критериях внешности или мировоззрения, мне приходилось изменять себя, иногда даже ломать. Я начала искать литературу, изучать фемтеорию. Когда я выясняла отношение подруг к этой теме, почти все мне говорили: «Нет-нет, я не феминистка». Но задаешь им вопросы, получаешь ответы, и оказывается, что традиционалистская модель семьи для них совершенно неприемлема. Я старалась не лезть на рожон со словами «ну ты же феминистка, значит, ну открой глаза!», что вызвало бы негативную реакцию, — я просто делала выводы.
На одной из посиделок мы с подругой подумали: а почему бы в Хабаровске не создать площадку для общения девушек со схожими взглядами? Через пару дней она добавила меня в администраторы «Хабаровского фемкомьюнити». Мы договорились, что не хотим ничем серьёзным заниматься, что это просто группа для общения и весёлых картиночек. Первое время мы публиковали переводы комиксов профемтематики, новости с местных сайтов, перепосты из других фемпабликов — ничего серьёзного. Через три года у нас появилась третья администраторка, Саша, которая расшевелила не только группу, но и нас. Она принялась каждый день шерстить новости, самостоятельно оставлять комментарии, и народ потянулся писать ей в ответ. В начале лета мы поняли, что число подписчиков растёт, они активизировались — тогда Саша принялась писать авторские статьи, а я занялась переводами. Но поскольку я юрист, у меня стали появляться мысли, как использовать мои знания из юридической сферы в контексте фемгруппы.
Мы решили провести встречу с подписчицами и обсудить новые идеи. Думали: возможно, придёт мало людей, но после личного знакомства всем будет проще общаться в интернет-пространстве, да и мы будем знать, что это реальные женщины, которые живут рядом и которых тревожат те же самые проблемы. Всё прошло неожиданно продуктивно, мы выяснили, какие вопросы больше всего интересуют подписчиц, и уже к концу второй встречи был составлен конкретный план инициатив.
Первым делом мы запустили чат, куда добавили желающих подписчиц. Просились попасть туда несовершеннолетние девочки, а группа у нас 18+, мы обсуждаем триггерные темы вроде изнасилований — пришлось отказывать. Помимо чата, мы ввели важную рубрику «Поддержка». На волонтёрских началах психолог консультирует девушек в тяжёлой жизненной ситуации, которые анонимно обращаются к нам за помощью.
Как юрист я взялась курировать рубрику «Правовая помощь» и начала с трудового права. Собрала в одном месте адреса, телефоны, номера кабинетов должностных лиц, к кому можно и нужно обращаться в случае нарушения трудового законодательства в отношении женщин. Когда ты знаешь имена ответственных людей, тебе проще представить порядок действий. Я составила образцы заявлений — в ту же инспекцию по труду или в суд, — потому что, страшась неизвестности, многие даже не гуглят, кому и что писать. Имея перед глазами конкретный пример документа, девушке проще пользоваться своими гражданскими правами.
Зачастую для жертвы насилия обращение в полицию — больший стресс, чем сам акт насилия. Бывает так, что у тебя просто не принимают заявление.
В планах создание ветки помощи по семейному праву. Эта работа намного объёмнее: брачный контракт, развод, раздел имущества, опека над детьми. Некоторые даже не подают на алименты, если отец ребёнка работает неофициально, скрывается, является индивидуальным предпринимателем или занижает официальные доходы. На самом деле взыскать алименты вполне реально, если знать, что писать и к кому обращаться.
Это плавно перетекает в другую тему — семейное насилие и побои в целом. Хочется помочь не только адресами и телефонами, но и подсказать, как вести себя сразу после насильственных действий, что можно делать, чего делать не следует, как реагировать на действия должностных лиц правоохранительных органов. Зачастую для жертвы насилия обращение в полицию — больший стресс, чем сам акт насилия. Бывает так, что у тебя просто не принимают заявление. Девушки чаще всего разворачиваются и уходят. Необходима информация о том, кому писать, какие сроки для подачи жалобы, какие действия сотрудники полиции должны провести, но могли этого не сделать.
Недавно мы победили в маленькой борьбе с сексистской рекламой. Подписчица прислала нам фотографию баннера с оскорбительным содержанием, мы опубликовали его на стене со ссылкой на электронную форму для жалобы в УФАС Хабаровска. УФАС приняло целых четыре жалобы на этот баннер, которые были объединены в одно дело, и назначила первое слушание. От нас пошла смелая Таня — со стороны ответчика явилось целых четыре человека. Заседание перенесли, потому что ответчик обещал предоставить супердоказательства, что он ничего плохого не имел в виду. На следующее заседание наши девочки пошли вдвоём, к Тане присоединилась Дарья, которая мужественно пошла противостоять несправедливости. Параллельно УФАС запустило по поводу баннера опрос на своём сайте. Я была уверена, что большинство не увидит в баннере ничего оскорбительного, но больше половины проголосовавших посчитали его неуместным. На слушании Таня и Дарья предоставили филологический анализ. Решение было принято в нашу пользу. Можно было бы сделать подробную инструкцию по процедуре жалобы на сексистскую рекламу, чтобы помочь другим активисткам в похожей ситуации.
У нас возрастной разброс в группе несильный: 18–35. Есть журналистки, девушка-медик, юристки, преподавательницы, лингвистки. У нас есть и мамочки с детьми; есть чайлдфри. Есть девушки, которые не принимают общение с мужчинами в принципе; есть замужние девушки. Все разные, и никто не собирается рассказывать, как правильно жить. На моей памяти у нас в группе не было ни одной ссоры. Нам не приходится ничего модерировать, мы никого не баним. Вопросы о правильности течений феминизма вообще не поднимаются — мы женщины, у нас есть важные общие проблемы, нам лучше объединяться.
Раньше у меня опускались руки, когда я сталкивалась с чем-то, что мне не нравилось, после этого была стадия агрессии. Сейчас я пришла в состояние гармонии с собой и с окружающим миром.
Пару лет назад я стала читать различные паблики феминистской направленности, в частности Check Your Privilege — на тот момент админкой была персона под ником Стаканчик Портвейна. Для меня это была отправная точка, с этого момента я начала изучать теоретический материал, переводные статьи. Я систематизировала свои знания, поняла, что именно меня не устраивает, поняла, что не хочу с этим мириться, — и тогда я стала себя идентифицировать как феминистка. У меня полностью сформировалась своя точка зрения на эти вещи, я стала высказываться не только в интернете, но и в реальности. Стали появляться единомышленницы. Тогда мы провели офлайн-семинар — так началась моя активистская деятельность в феминизме.
Моя единомышленница предложила провести у нас в Тюмени феминистский семинар — рассказать теорию тем, кто хочет послушать. Пришло много людей, и мы поняли, что хотим работать в этом направлении. Изначально наш паблик был создан, чтобы информировать о новых мероприятиях. Придумали название — «Гербера» — и план ближайших действий.
Помимо семинаров, у нас были разные онлайн-проекты. Мы создали интернет-ресурс «Вместе против сексуальных домогательств» — это сайт с бесплатной юридической и информационной поддержкой, там есть памятки: допустим, как поступить, если вас сексуально домогаются на работе, в учебных заведениях. На этом же сайте есть рейтинг вузов Тюмени по уровню сексуальных домогательств.
Кроме того, мы выпустили зин «Сама себе цветок» (его можно скачать в интернете), состоящий из рассказов девушек-чайлдфри. К 11 октября мы запустили акцию «#могусама», которая позволяет через хэштег найти вдохновляющие фильмы, сериалы или книги, где есть сильные, умные и смелые героини. А в середине ноября мы опубликовали рабочий вариант интерактивной карты сексистской рекламы в Тюмени. Сейчас у нас в разработке проект о гендерных стереотипах и высказываниях. Мы хотим рассказать, как отвечать тем, кто позволяет себе сексистские высказывания. Распространять планируем как в виде листовок, так и цифровую копию.
На местном уровне я себя ощущаю в Тюмени свободнее, потому что глава департамента здравоохранения Тюменской области ясно высказалась, что вывод абортов из ОМС — это ужасный путь, по которому Россия уже ходила.
В прошлом году у нас были пикеты и митинги. Также мы организовывали группы поддержки, но сейчас среди нас нет психолога. Мы регулярно проводим кинопоказы с последующей дискуссией: недавно смотрели документальный фильм «Убивая нас нежно» на тему сексистской рекламы.
Недавно у нас состоялся семинар, приуроченный к 25 ноября, Дню против гендерного насилия: мы рассматривали тему репродуктивных прав, поскольку в последнее время в стране ситуация по этой теме накалена. На местном уровне я себя ощущаю в Тюмени свободнее, потому что глава департамента здравоохранения Тюменской области ясно высказалась, что вывод абортов из ОМС — это ужасный путь, по которому Россия уже ходила.
Основная работа — проектирование информационных систем, пока что я занимаюсь проектированием в здравоохранении. Когда я училась в университете по специальности «прикладная информатика в экономике», мальчиков и девочек было поровну, но успеваемость у девочек была однозначно выше. Сейчас в нашем отделе по проектированию информационных систем все женщины. Но в любом случае наш коллектив не ограничивается одним нашим отделом, людей очень много, и бывает такое, что я сталкиваюсь с сексистскими комментариями — не в мою сторону, а в принципе.
Активизм подарил мне новых друзей. Сейчас я общаюсь с замечательными людьми, с которыми мы работаем вместе над нашими проектами, и в этих проекта мы с ними себя выражаем. Знания, которые у меня теперь есть, помогли мне разобраться в себе, систематизировать то, что я уже ощущала, но что ещё не сложилось как система в голове. Я стала увереннее в себе и в будущем. Раньше у меня опускались руки, когда я сталкивалась с чем-то, что мне не нравилось, после этого была стадия агрессии. Сейчас я пришла в состояние гармонии с собой и с окружающим миром, у меня есть понимание, что я могу что-то изменить, что пока я есть, пока я что-то делаю, есть шанс, что будет лучше, чем сейчас.
Хотелось, чтобы девушки-единомышленницы могли друг с другом знакомиться и общаться в принимающей атмосфере без того, чтобы кого-то высмеивали, называли фашисткой и мужененавистницей.
Несколько лет назад я начала читать много литературы по гендерной тематике и правам женщин, что погрузило меня в состояние не депрессии, но расстройства. Я поняла, что всё, с чем я сталкивалась до этого, имеет системное объяснение и ситуация намного хуже, чем мне представлялось из личного опыта. Ну, например, на первой работе меня не воспринимали всерьёз лишь потому, что я девушка. Я была менеджером продаж кабельной продукции, и клиенты по умолчанию считали, что женщина в принципе не может разбираться в кабеле. Но в этом нет ничего сложного — выучиваешь номенклатуру и работаешь.
Есть мнение, что Россия переживает вторую волну феминизма. Читая о том, как этот этап проходила Америка с женскими группами самоподдержки и взаимопомощи, я захотела сделать что-то подобное у нас. Хоть Томск и считается интеллектуальным университетским городом, на самом деле ты попадаешь в социальную изоляцию, если излагаешь идеи, отличные от общепринятых — а феминизм вызывает агрессию даже в столицах. Я обсуждала со старшими феминистками Томска, которые создали здесь кризисный центр для женщин и убежище для пострадавших от домашнего насилия, необходимость проекта для молодой аудитории — так и была придумана «Феминистская среда в Томске», куда я пригласила своих подруг, а они пригласили своих. Хотелось, чтобы девушки-единомышленницы могли друг с другом знакомиться и общаться в принимающей атмосфере без того, чтобы кого-то высмеивали, называли фашисткой и мужененавистницей (как это бывало со мной).
В Томске есть «философское кафе», там проводят лекции на разные темы. Когда я там была последний раз, познакомилась с девушками с моего философского факультета, которые читали лекцию про постфеминизм. У нас с ними разница в возрасте лет семь, и тут появилась возможность познакомиться — пригласила их на встречи «Феминистской среды».
В паблике мы размещаем публикации о мероприятиях, делимся книжками. Одна из целей «Феминистской среды» — собирать всю информацию о феминизме в Сибири. Мне интересно завязывать контакты с теми, кто живёт рядом, в Сибири — Красноярске, Иркутске, Новосибирске, Барнауле. Да любое село! Если вы феминистка — давайте спишемся.
Для многих решиться на публичное высказывание сложно, потому что никогда не угадаешь реакцию близких, друзей. Феминизм в провинции и вообще борьба за чьи-то права — это потенциально опасно.
Но всё самое интересное происходит в офлайне. Был случай, когда подписчицы познакомились на одной из наших встреч, самоорганизовались, распечатали листовки и в Женскую ночь расклеили их по всему Томску. В прошлом году одна девушка организовала серию лекций на профеминистские темы, например феминизм в искусстве. Мы, кстати, пытались запустить параллельный проект «Сибирячка», где пишущие девушки из Сибири рассказывали бы о наших внутренних проблемах, поскольку СМИ в Москве объективно не всегда понимают, что здесь происходит, они не погружены в контекст. Мы хотели сделать свой блог, писать про свои вещи, но столкнулись с тем, что многие не верят в свои силы, в свой голос. А поверив однажды, они сталкиваются с агрессией — в интернете и в реальности. Тогда уничтожается даже тот небольшой заряд, который был, мгновенно.
Здесь очень плохо с работой, низкие зарплаты, особенно если у тебя гуманитарное образование — мы больше озабочены борьбой с нищетой. Даже то, что я даю сейчас интервью, — это та публичность, которая отразится на моей возможности устроиться здесь на работу. Блог, даже страница во «ВКонтакте», где я делюсь своими мыслями, — это уже плохо. Для многих решиться на публичное высказывание сложно, потому что никогда не угадаешь реакцию близких, друзей. Феминизм в провинции и вообще борьба за чьи-то права — это потенциально опасно. Меня здесь неплохо знают, у меня старый блог, я не стесняюсь ничего говорить и писать — мне поздно бояться, всё равно я фрилансер. А у других женщин другая ситуация, и если они не говорят, то не потому, что им нечего сказать.
У меня было несколько случаев, когда приходишь на групповое собеседование, заходит начальница отдела кадров и говорит: «Кто в ближайший год собирается рожать, можете уходить». Что делать: встать и уйти? Досидеть до конца, устроиться на эту работу и через год назло уйти в декрет? Я хорошо понимаю женщин, которые так делают. Работодатели сами ставят их такое положение. Главное, что пожаловаться невозможно — если ты пожалуешься, то тебя просто ни в какую другую компанию, с которой дружит директор той компании, просто не возьмут. Все крепко связаны. Или на работе тебя начнёт приобнимать за талию директор, будет говорить тебе «ми-лоч-ка». Если отпихнёшь, то тебя точно уволят, приходится самой увольняться. Такого много, и никто ничего сделать не может. Потому что город маленький.
Здесь меньше возможностей, меньше пространства. Чем меньше город, тем выше вероятность, что любую, кто попробует из этой однородной среды выделяться, попытаются поставить обратно — например, сменят на более лояльную сотрудницу. В Москве больше жизненных сценариев. А здесь после окончания университета ты понимаешь, что от тебя ждут одного: замужество, дети, ну можно ещё устроиться на работу, чтобы с мужем выплачивать ипотеку лет 20. И самое неприятное — что этот сценарий исподволь навязывается всем, даже если ты лично хочешь другого.
Изображения: личный архив героев интервью
Комментарии
Подписаться