Профессионалы модной индустрии выясняют причины, по которым мужчины в России плохо одеваются.
Вверху, слева направо:
Екатерина Павелко, Данила Антоновский, Андрей Ковалев, Джо Килрой, Иван Макаров
Внизу, слева направо:
Иван Макаров, Оксана Смирнова, Сергей Танин, Евгений Устинов
Участники:
- Екатерина Павелко, директор отдела моды журнала Esquire
-
Данила Антоновский, редактор журнала GQ
-
Сергей Танин, байер магазина Fott
- Евгений Устинов, бренд-менеджер Chevignon, группа компаний Jamilco
- Иван Макаров, арт-директор магазина «Кузнецкий Мост 20»
- Джо Килрой, знакомый Ивана, преподаватель английского языка
-
Андрей Ковалев, байер магазина UK Style
Модераторы:
- Оксана Смирнова, ведущий LAD
-
Юлия Выдолоб, редактор Look At Me
Причина 1: отсутствие среднего класса
Оксана Смирнова, LAD: Реально мужчине хорошо выглядеть, зарабатывая не очень большие деньги?
Екатерина Павелко, директор отдела моды журнала Esquire: Элементарно. Есть H&M, Uniqlo, Тopman. Они делают прекрасные вещи, в которые, если у человека есть вкус, он может очень хорошо одеться.
О. С.: И при этом ему не обязательно носить тренч Burberry?
Е. П.: Необязательно. (Евгению) Извините.
Евгений Устинов, бренд-менеджер Chevignon, группа компаний Jamilco: Логично. Но на самом деле, я хотел бы вмешаться. Мы ставим тезис: российские мужчины плохо одеваются. А на самом деле это не так. Если глобально смотреть, то я бы не сказал, что en mass публика в Соединенных Штатах, Франции и Германии выглядит фантастически лучше.
Е. П.: Я бы исключила из этого списка Францию. Они выглядят фантастически лучше.
Е. У.: Если взять среднестатистического покупателя в Соединенных Штатах за пределами Вильямсбурга, этот человек будет носить совершенно простые джинсы, вытянутую майку, чудовищную обувь, простую, функциональную, но при этом к моде никакого отношения не имеющую. Во Франции часть продаж одежды делается в том же «Ашане», где продаются марки no name, а дизайнерская одежда занимает незначительную долю продаж: это те люди, которые попадают в блог Скотта Шумана, в стрит-фэшн блоги, и там их не так много.
Я наблюдал сцену этим летом: глубинка, небольшая деревня во Франции, туда на выходные приезжает рынок, продают недорогой китайский ширпотреб, и местные жители с радостью там приобретают за 10 евро тренировочные штаны. В Германии основная часть населения одевается в скучном C&A. Так что я бы не говорил, что у нас все совсем уж плохо, какого-то чудовищного контраста на самом деле нет.
О. С.: Сколько вообще мужчина может потратить на себя, на свой наряд?
Е. У.: В России по статистике доля расходов на одежду среди мужчин достаточно невысока, поэтому продажи мужской одежды в два с половиной раза меньше, чем продажи женской, соотношение где-то 68 % на 32 %.
Сергей Танин, байер магазина Fott: Если мы говорим о среднем сегменте, я могу заверить, что во Франции люди среднего достатка в C&A и «Ашане» не одеваются. Во Франции, действительно, и фермер, и парижанин выглядят хорошо. Просто там есть пресловутый средний класс, а в Москве его нет. Нет ни нормального малого бизнеса, ни среднего бизнеса. Представитель среднего класса формируется не только по достатку, правильно? Это и воспитание, и образование, и внутренний мир. И процент среднего класса невелик, к сожалению. Он намного больше, чем в целом в России, но он все равно невелик. И ничего не изменится, пока этот процент не будет расти, что сейчас в принципе происходит. Меняется ментальность в Москве, среднего класса становится больше, и люди становятся открытее, позитивнее ко всему новому.
О. С.: А хватает ли у нас марок, которые относятся именно к среднему классу?
С. Т.: Массовые марки есть, но магазинов, которых много в Лондоне, Стокгольме, почти нет. Почему выстреливает любой более-менее европейский проект? Потому что реально не хватает.
Причина 2: нет примеров для подражания
О. С.: Мне всегда было очень интересно, как происходит процесс переодевания мужчины? Был среднестатистический мужчина, раз — и он понял, что хочет выглядеть хорошо. Это происходит постепенно, или он разом обновляет весь гардероб?
С. Т.: Что значит «хорошо»? Это дело вкуса, и нужно понять, что это значит.
О. С.: Это значит — приличный лук без розовых рубашек и нелепых пиджаков, которые в три раза больше мужчины.
С. Т.: В Европе много мужчин ходят в розовых рубашках и отлично выглядят. А у нас можно и в Дриса Ван Нотена, и в Uniqlo одеться, как, простите, урод.
О. С.: А почему происходит так, что в Европе ребята могут носить эти вещи хорошо, а у нас это выглядит смешным?
С. Т.: Это довольно просто объяснить. В Европе все эти бренды давно присутствуют. И когда рождается гражданин Европы, он видит, что папа ходит в кроссовках Adidas, носит поло Ralph Lauren. То есть ему ничего придумывать не надо, все уже готово: смотри на папу и одевайся. У нас только второе или даже первое поколение начинает лучше одеваться. Должно пройти какое-то время.
О. С.: Кто еще должен быть примером, кроме папы?
С. Т.: Какие-то люди заметные. Вряд ли группа «Ранетки» будет служить примером, тем не менее, так бывает.
Е. У.: Это тонкий момент. Если брать российских артистов, музыкантов, звезд, то то, в чем они появляются на публике, — совершенно не то же самое, что они покупают в магазине. Например, у нас в магазине James среди покупателей марки Comme des Garcons были Григорий Лепс и Филипп Киркоров. Но они не появлялись в этом на публике. Нельзя жаловаться, что нет хороших вещей, они есть, их даже покупают. Но их, может быть, не видно в публичном пространстве.
С. Т.: Люди живут в социуме, в среде, и когда на том же Look At Me делается упор на haute couture, когда там постоянно Balmain, Dries Van Noten, Rick Owens, то есть высокая мода доминирует над средним сегментом, то, естественно, молодых людей запаривает вопрос: что надеть и как надеть. Как быть, если на Look At Me, который я люблю, показывают, что надо носить андрогинные вещи, черные худи до колена и башмаки с такими носами.
Данила Антоновский, редактор GQ: Если не приглядываться, то у нас много круто одевающихся людей. То есть человек промелькнул где-то там в баре, и тебе кажется, что он отлично одет. А когда ты всматриваешься, понимаешь, что одно у него совершенно не сочетается с другим и сквозь эту замечательную куртку Rick Owens проглядывает идиотская майка, и так далее. А людей, которые представляют собой законченный образ, или тех, которые носят подвернутые брюки-чинос с пониманием того, зачем они их носят, что это такое и какой это имеет под собой культурный фундамент, таких людей практически нет. У нас в городе 5 человек знают, что такое preppy-стиль. Ну 10, хорошо.
Е. П.: Зачем им об этом париться?
Д. А.: Об этом не надо париться, просто, когда ты надеваешь брюки-чинос и подворачиваешь их так, чтобы была видна щиколотка, с пониманием того, что такое preppy-стиль, на тебе они смотрятся лучше, чем без понимания. Знания — это фундамент всего, в том числе и внешнего вида. И если у тебя в голове не проходит череда картинок из фильмов, из книг, из журналов вот с этими вот голыми щиколотками, то ты будешь смотреться не так хорошо, как если бы ты всеми этими знаниями обладал.
С. Т.: Да, я об этом и говорил. В Европе человек рождается и все это видит постоянно: хорошо одетые хорошие музыканты хорошо играют на гитарах, хорошее кино… Когда ты с этим родился, рос и видел это вокруг, тебе проще понять и дойти самому, чем в Москве.
Юлия Выдолоб, редактор Look At Me: У русских мужчин прежде всего отсутствует heritage. У них нет прошлого, на которое они могли бы ориентироваться, папа ходил в чём попало.
С. Т.: Прошлое было, а потом случилась перестройка.
Е. П.: Мой папа прекрасно выглядел, он физик, он вообще не про моду. И я им очень гордилась.
С. Т.: В том-то и дело, и мой прекрасно выглядел. Я смотрю фотографии: очень здорово выглядел, а потом какой-то коллапс случился, и началась мешанина.
Причина 3: неразвитое общество
Джо Килрой, преподаватель английского языка: Я не согласен. Я англичанин, и я думаю, что вы очень круто одеваетесь, потому что кажется, что вам все равно, как вы выглядите. Мужчина самоуверен, он показывает свой характер.
Е. П.: Я тоже считаю, что в мужской одежде очень важен элемент небрежности. Это то, на чем я буквально помешана. Слишком выверенный образ меня жутко раздражает. Когда все подходит – это тоже грустно.
С. Т.: А я не согласен, очень самоуверенный человек — это плохо. Приходит такой в магазин, и он уже со старта на негативе. Когда я прихожу лечить зубы, я не говорю дантисту, что делать. Когда человек приходит в магазин, он тоже должен довериться мнению человека, к которому он пришел. А русские люди вообще не слушают, это самоуверенные мужчины с деньгами.
Д. А.: Джо замечательно подметил, что русские дико самоуверенны — в том смысле, что им по фигу, как они выглядят. Я сейчас попытаюсь некий научный базис подвести под все то, о чем мы говорим. Я считаю, что российские мужчины одеваются плохо, все другие мужчины в общей массе тоже одеваются плохо: и английские, и французские, итальянцы — лучше, в Нью-Йорке куча плохо одетых людей, но это неважно, мы сейчас говорим о российских мужчинах. Они одеваются плохо по одной простой причине. Россия — это развивающееся общество, а в любом развивающемся обществе все выглядят плохо. Китайцы одеваются ужасно, индусы одеваются отвратительно, Латинская Америка вся одевается абсолютно мерзко.
Идем дальше. Чем менее развито общество, тем более традиционны, я бы даже сказал, первобытны в нем социальные роли. Традиционная роль мужчины — воин. Соответственно, чем менее общество развито, тем роль мужчины-воина сильнее обострена. А воин не может позволить себе показать, что он заботится о своей внешности — это первый признак слабости. В России эти законы работают еще лучше, потому что это общество всегда, так или иначе, было устроено по принципу «кто сильнее — тот и прав». Отчасти поэтому у нас, скажем, не пропускают на дорогах: если ты пропустил кого-то, то ты проявил слабость. Это такие тюремные понятия. Ты пропустил, значит, ты сразу человека над собой поставил, а этого делать нельзя. Ну и, соответственно, как только ты показываешь, что ты заботишься о своей внешности, ты таким образом проявляешь свою слабость. Мне кажется, в этом проблема.
Плюс еще то, о чем мы говорили — что советское время полностью уничтожило так называемую культуру повседневности, которая подразумевает возможность получать удовольствие от хорошей еды и красивой одежды. От одежды требовалась не красота, а практичность и функциональность. В общем, вот эти две причины, соединяясь, дают то, что мы видим сейчас на улице.
Но тут интересно еще вот что. Российское-то общество развивается и уже нельзя сказать, что российские мужчины не думают о своей внешности, — очень даже думают. Обратите внимание, все вот эти 40-something дядьки, пережженные в солярии, в рубашках-поло в облипку, в своих драных джинсах — они уже доросли до того состояния, когда мужчина начинает проявлять интерес к своему внешнему виду. Но выглядят они плохо по одной простой причине: тупо пока не умеют. Потому что умение одеваться — это довольно специфический навык, это как играть в футбол, этому надо учиться, этим надо интересоваться, этим надо заниматься. Ты не можешь в один момент раз — и хорошо одеться. Ты должен с детства этим интересоваться. А они пока не умеют, думаю, пройдет еще какое-то время, и они научатся.
Д. К.: Мне нравятся русские люди, потому что вы не эгоисты. На западе, в Англии, в Америке индивидуальность — самое важное, семья — меньше, друзья еще менее важны. Всегда на первом месте я: как я выгляжу сегодня, как мне выглядеть завтра? Вы — коллектив со своей историей. И нужно этим гордиться. Я захожу в метро и вижу, что ваши люди вообще не смотрят друг на друга. В Англии все смотрят, как одет другой человек, а здесь нет. И я чувствую, как это удобно, чтобы никто не замечал, как я выгляжу.
Вот пример: он (указывает на Ваню Макарова) очень круто выглядит, он красивый мужчина, а если мужчина красивый и заботится о себе, это уже хорошо. Я вижу здесь много таких привлекательных мужчин, которые одеваются для самих себя. Он не говорит: «Я хочу быть Дольче-энд-Габана-мужчина» или «Прада-мужчина». Кто это? Это русский мужчина, круто.
С. Т.: Может быть, эгоизм — это плохо, но думать надо о себе, своей семье и том, что тебя окружает. Если мы начнем свой бизнес делать по-европейски и себя одевать по-европейски, то и другие люди будут на это смотреть. А люди в метро думают о другом, вы их не поняли, они думают, как денег заработать и как покушать.
Е. П.: А мне очень обидно, что Данила так зарубил советское прошлое. Я немножко старше и я, может быть, лучше его помню, там люди реально выглядели неплохо. Наверное, в общей массе было много серого и ужасного, но были Владимир Высоцкий, Олег Даль и куча людей, которые хорошо выглядели даже в тех условиях, что тогда были.
Д. А.: Безусловно, но это исключения, которые подтверждают правило.
Е. П.: Мне кажется, что необязательно знать все о стиле preppy, чтобы хорошо выглядеть. Можно просто иметь свой собственный бэкграунд, который у тебя был в «совке», который был не такой позорный, а местами очень красивый.
Д. А.: Я полагаю, что на самом деле Высоцкий, когда бывал в Париже, немного комплексовал, потому что понимал, что ему не хватает знаний. Здесь же он выглядел очень круто. Естественно, у него было какое-то внутреннее чувство стиля, но он сам понимал, что ему многого не хватает. То есть он выглядел прекрасно только по советским меркам — это раз. А два — они прекрасные, дико талантливые, я их очень люблю, но они — исключение из общего правила. А я говорю о некой генеральной линии, которая проникала сквозь поры.
Помните, как мама учила выбирать куртку? Надеваешь, поднимаешь вверх руки, если она при этом не обнажила живот, значит — правильная куртка, хорошая. Именно поэтому русские мужчины ходят в пиджаках не по размеру.
Причина 4: отсутствие интереса
О. С.: Где тогда мужчинам учиться одеваться и как?
Д. А.: Во-первых, нужно иметь к этому интерес. Сейчас он у них появился, и рано или поздно все будет нормально. Не бывает такого, что человек взял в руки журнал, почитал его год и потом преобразился. Интерес должен в тебе укрепиться, ты должен учиться, смотреть, и через какое-то время, довольно продолжительное, ты сможешь в первый раз одеться нормально.
О. С.: Откуда возникает этот интерес?
Д. А.: Я вот помню, как в три года родители пытались на меня надеть куртку «пихора», а я дико отбрыкивался, говорил, что она уродская и я ее не надену. Я с детства об этом думал. Откуда у других берется интерес, я не знаю.
С. Т.: Ну есть еще такой путь, не очень хороший. Как это было в конце 90-х – начале 2000-х: люди брали готовую субкультуру и копировали. Это тоже выход.
Ю. В.: Это хороший способ. Мне кажется, что проблема для мужчин еще состоит в том, что очень много всего. Чего хочет среднестатистический мужчина? «Дайте мне просто штаны, просто пиджак, просто футболку. Почему я должен приходить в магазин и видеть 150 пар штанов?» Но индустрия устроена таки образом, что приходится выбирать из 150 пар штанов. Что при Советском Союзе было хорошо? Что сюда доходили, как правило, хорошие базовые вещи. Если уж дошло пальто сюда, то очень хорошее. А потом в 90-е годы началась проблема переизбытка и выбора.
Иван Макаров, арт-директор магазина «Кузнецкий Мост 20»: Меня ваше раздражение впечатляет. Видимо, есть какое-то представление о том, как должен выглядеть мужчина, и это представление очень сильно довлеет над тем, что мы наблюдаем.
Д. А.: Мне кажется, все время есть абсолют. Небо — голубое, трава — зеленая, этот человек хорошо одет, а этот — плохо, всегда можно так сказать, если внутри есть эстетический стержень.
С. Т.: Важны харизма, воспитание, образование. Тот же Чак Норрис, который ходил в клешах и джинсовой рубашке, выглядел круто. И Высоцкий выглядел круто, и многие другие люди с харизмой.
И. М.: Любопытный момент: здесь собрались довольно молодые люди и обсуждают старшее поколение. Когда я узнал тему обсуждения, я подумал, что здесь будет разговор о том, что такое «хорошо» и «плохо». Есть определенная, историческая, веками складывавшаяся «таковость»: русские люди так выглядят, так друг с другом разговаривают, так смотрят в глаза. Если веселее на все это смотреть, то это довольно любопытное кино, и оно такое. Я, например, не считаю, что оно хорошее или плохое.
Д. А.: Я могу объяснить, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Мы каждый год делаем список «100 самых стильных по версии журнала GQ», у нас все просто: 50 иностранцев, 50 русских. Иностранцы набираются быстро, там куча хорошо одетых людей, а русских приходится наскребать. Так вот точка отсчета — кого я могу поставить в журнал и кого не могу. В Москве людей, которых я могу поставить в журнал, очень мало. Гораздо меньше, чем кажется на первый взгляд.
С. Т.: Ну смотри, мужчина Vice — немного другой, чем мужчина GQ. И в «Афише» тоже свой образ.
Д. А.: Я пытаюсь замешать совершенно разные образы, просто пусть человек в рамках этого образа будет хорошо одет. Но что такое хорошо одет, я, простите, не могу объяснить. Мне кажется, это надо чувствовать.
Причина 5: не хватает знаний
И. М.: Я сюда шел и думал, почему меня сюда позвали, я хреново одеваюсь, а меня еще зовут обсуждать это. Когда придумывается эта полярность — хорошо и плохо — то становится сразу очень невесело. А если ты пытаешься просто анализировать что-то, смотреть, наблюдать, то в Москве довольно интересно, и в регионах тоже. Если попытаться найти денди в России, я думаю, с этим будет туговато, а если искать какие-то сумасшедшие образы, их до фига, можно инспирироваться на много лет вперед. Просто мы к этому привыкаем и думаем, что это плохо, что это неинтересно.
Давайте все-таки уйдем от раздражающего вопроса полярности «плохо» и «хорошо» и перейдем в другую плоскость, касающуюся — я уже говорил об этом — некого стилистического, эстетического, может быть, какого-то визуального фундамента, фундамента визуальной культуры, которая в западных обществах есть, а у нас — нет...
Д. А.: На самом деле ты нормально одеваешься, но я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты это делаешь, имея некий фундамент, ты ведь так одевался не с пяти лет? Это твоя позиция, твой образ, который ты разработал на основе тех знаний, которые получил. Потому что наверняка этим с детства интересовался, и вот раз-раз-раз, ступенечка-ступенечка-ступенечка — и ты пришел к этому образу. Когда я говорю, что русские мужчины плохо одеваются, я имею в виду, что они не имеют какого-то элементарного эстетического фундамента. Он приходит к вам в магазин, и выбирает полное говно. А если даже не полное говно, если даже ты ему подсказал: «Возьми это, это и это»...
С. Т.: ...И он тебя послушал, что редко бывает...
Д. А.: ...Он взял и тебя послушал, допустим. Он все это на себя наденет — и на нем все равно это все будет выглядеть не так, как оно выглядело бы на тебе или на другом насмотренном и стилистически эрудированном человеке.
И. М.: Но я все же пытаюсь разрулить эту историю с хорошо-плохо. Для меня — по крайней мере, я к этому стремлюсь — для меня нет этого говна. Для меня это скорее необычно. Для того, чтобы это было необычно, иногда нужно уезжать за границу, чтоб там как-то смотреть: вот, они все культурные, правильные. А потом возвращаешься опять в такую жесткую среду, где каждый человек со своими правилами.
С. Т.: Ну есть же для тебя какая-то разница, скушать сэндвич в «Волконском» или в «Кофе Хаузе». При том, что цена одна и та же. Просто если так говорить, что нет «хорошо» и «плохо», то как бы и стремиться не к чему. Я гуляю по Парижу или любому другому европейскому городу, даже захолустью, и я вижу много семейных магазинчиков, ресторанчиков. А в Москве я вижу кофейню «Кофе Хауз», «Шоколадницу» в нереально крутых местах, и меня это раздражает. С одеждой не сложнее сказать, что плохо, а что хорошо.
И. М.: Можно сказать, что «Шоколадница» — это тоже прикольно и интересно, теоретически. Сама среда к этому подталкивает.
С. Т.: Для кого-то наоборот это стимул делать лучше. Я говорил о том, что если вокруг себя ты делаешь среду лучше — у тебя магазин нормальный или у тебя кафе хорошее, хотя заниматься здесь малым бизнесом очень сложно, но тем не менее, ты пытаешься, — то город становится лучше, и люди, окружающие тебя, становятся тебе ближе, потому что они видят, что ты делаешь, им нравится, они интересуются.
Да, ты будешь говорить, что тебе нравится «Кофе Хауз», но у тебя не «Кофе Хауз», у тебя что-то, что можно встретить в Амстердаме. Ну нельзя говорить, что нет «плохо» и «хорошо», они есть. А если их нет, то как бы и стремиться не к чему.
Д. А.: Можно очень простой пример привести: Малевич нарисовал черный квадрат, но перед тем, как нарисовать черный квадрат, он научился рисовать с фотографической точностью. То есть он был очень хорошим художником с технической точки зрения. Когда очень хороший художник рисует черный квадрат — это одно, а когда черный квадрат рисую я, человек, который не может нарисовать ничего, — это другое, это будет чувствоваться, понимаете? То же самое и в одежде. Нет пока вот этого эстетического базиса, поэтому российские мужчины выглядят не очень хорошо.
Е. П.: Все-таки базис есть, но он другой. Не европейский.
Д. А.: Я скорее говорю об общемировом. Понимаешь, не может быть базиса нашего собственного.
Е. П.: В Милане и Берлине все очень по-разному. И там вот люди разное кино смотрят.
Д. А.: Безусловно. Но они выбирают это разное кино на основе каких-то знаний, которые получены ими со всего света. А мы... Озеро, если у него не будет родника, зацветет, да? То же и с людьми. У нас есть какой-то базис, но он покрылся ряской, его надо от плесени отскабливать. А у всего остального мира этот базис есть, потому что у него свободный взаимообмен информацией был всегда.
Е. П.: Так было, но последние двадцать лет...
Д. А.: Да, но этого недостаточно. Русские мужчины видели часть картинки, а английские мужчины видели всю картинку. Просто не хватало информации.
И. М.: Это нежелание взять точку опоры. Любое время, в котором ты находишься, любое окружение, которое ты видишь, — это отличный материал для творчества. Если мы хотим быть постоянными потребителями, постоянно привозить что-то и пытаться сделать «как в Европе», мы постоянно будем говорить «блин, у нас все не так». Блин, они все не так носят, не на тех машинах ездят, не тех женщин любят... Вся штука, что у нас все есть.
С. Т.: Вот что мне вспомнить? Войну в Чечне? Или поп-эстраду 90-х? Что вот мне вспомнить из 90-х?
Ю. В.: Пиджаки малиновые...
С. Т.: Я их забыть пытаюсь.
И. М.: Это экспириенс мощнейший, это все очень любопытно. Сейчас мы думаем, что если люди будут одеваться вот так и так, то они не будут проявлять свою какую-то очень специфическую натуру. Но она у них есть, ее нельзя отрицать, в этом вся штука. В 20 лет он говорит: чихал я на все это, я не буду одеваться. Потом он вдруг начнет одеваться или еще что-то такое делать. В принципе, нужно признать: немножко сумасшедшая страна. Или множко.
Д. А.: Я про другое. У человека, который учил английский язык с трех лет, гораздо больше шансов его выучить хорошо, чем у человека, который начал его учить с тридцати трех лет. Я исключительно об этом.
И. М.: Да нет. То, что мы, модники, здесь говорим, — это такая фигня... Я вот девушек слушаю, они говорят: Balmain не модно, а Celine модно. Мне прям сложно. Вы говорили про мужчину в Dolce & Gabbana и обтянутом поло — я этого, например, тоже не понимаю. Что, лучше, когда он делает из себя умника, который носит концептуальные вещи, и за сто метров видно, какой он умный, но невеселый? Веселый — это, например, тот человек, который носит футболку Dolce & Gabbana. И непонятно, что лучше.
Д. А.: Мне кажется, что в искусстве обязательно должны быть навыки.
И. М.: В наивном искусстве совсем не обязательно.
Д. А.: Да? Мне кажется, та энергия, которая отличает искусство от неискусства, возникает отчасти благодаря техническим навыкам, потому что процесс их обретения — это как раз накопление той энергии, которая потом вкладывается в произведение и отличает хорошее от плохого.
Д. К.: Вам нужно реагировать против всего, что сейчас модное, новое, и найти вашу собственную индивидуальность. У нас было то же самое. Benetton, Dolce & Gabbana, Calvin Klein. Люди скажут: «А! Он работает... Где он работает? Какие деньги он зарабатывает?»
Е. У.: Да, casuals очень легко идентифицируются по тому, как они выглядят. Может, это хорошо, что в России человека нельзя идентифицировать по тому, как он выглядит...
С. Т.: Наоборот. В России до последнего момента все было субкультурно и довольно понятно. Я поэтому удивляюсь, слушая англичанина: когда у тебя в стране есть огромная история всей этой классической мужской одежды, этого гардероба, правильного отношения к обуви — сотни нереально крутых обувных марок, которые до сих пор производятся там, крутые материалы. В Англии ты не паришься по поводу одежды. У нас такого нет. Поэтому когда нам говорят: «Зачем вы что-то ищете и где-то берете? У вас же своя кухня и очень круто, что вы все это развиваете»... У нас ничего своего нет. У даже до революции всегда французы и англичане занимались модой.
Е. У.: Да, отечественных модных домов-то и не было.
С. Т.: Да и не надо никому это было. Понимали, что приедет француз и привезет крутой сюртук.
Е. П.: Мне очень обидно, что тот бэкграунд, который у нас есть, вы умножаете на ноль.
Д. А.: Нам нужно перестать делать вид, что у нас что-то есть. То, что есть, — это выжженное поле.
О. С.: Тогда как нам быть? Что мы должны сделать с мужчинами, чтобы они хорошо одевались? Мужчина плохо воспринимают критику. Как им тогда сказать: «Ребята, вы плохо одеваетесь»?
Андрей Ковалев, байер UK Style: Не надо им ничего говорить.
Ю. В.: Проблема в маленьких неумениях. Помню, подходит ко мне на работе коллега и шепотом говорит: «Я тут в „Топшопе“ купил себе тренч, как пояс у него завязать?» Я начинаю ему завязывать этот пояс: можно вот так, можно так завязать. Только смотри, чтобы он немножко небрежно был завязан и не затягивай его сильно. То есть человек просто не знает, что делать. У англичанина уже с молоком матери всосано, как тренч завязывать. Просто есть какие-то классические штуки, общемировые правила игры.
Д. А.: То есть нельзя во все это играть, не зная правил.
Причина 6: комплексы
Е. У.: И что теперь делать? Триста лет подстригать английский газон?
А. К.: Расслабиться, мне кажется, нужно. Все от комплексов. Я общаюсь с людьми из высшего общества, из низшего — и все они оказываются нормальными. А вначале какие-то маски непонятные.
С. Т.: Потому что им надо зарабатывать деньги.
А. К.: Просто такая фишка есть в стране: никогда не расслабляться. Нет из-за проблем с деньгами, образованием. Просто не расслабляться.
Е. У.: Была интересная история. Приехали из региона партнер деловой в шоу-рум заказывать коллекцию одного из наших многочисленных брендов. Я что-то ему рассказываю про коллекцию в стиле милитари. А он смотрит на меня как-то грустно и говорит: «Женя, ты не служил, ты ничего не понимаешь в милитари».
Ю. В.: Вот и мне кажется, что стиль милитари очень плохо приживается, потому что те, кто служил, не хотят это носить, кто не служил — тоже не хотят.
С. Т.: Потому что человек в погонах ассоциируется с казнокрадом.
Д. А.: Да он таковым и является, самое интересное.
С. Т.: Типа того. И как не проси их расслабиться — они не расслабятся.
А. К.: А что вы смеетесь? «Битлз» пели: «All you need is love». Все об этом забыли. Люди просто перестали чувствовать.
Ю. В.: Ты такой романтик.
Комментарии
Подписаться