Дорогая, прекрати: Как мужское тело стало сексуальным объектом

Так уж получилось, что мужчин объективируют не первую тысячу лет. Начнём с первобытных сообществ, в которых вопреки распространённым стереотипам не было матриархата в качестве базовой системы отношений и устройства общины. В строгом смысле слова это была матрилинейная филиация, то есть родство велось по женской линии, но какой-то особенной роли у женщин не было, как не было её и у мужчин. Естественное деление по половому признаку тогда не создавало каких бы то ни было стабильных отношений господства и подчинения. Мужчины и женщины выполняли совершенно разные обязанности, но о том, чтобы считать одни (охота) важнее других (воспитание потомства, приготовление пищи), не было никакой речи. При этом род действительно вёлся по матери. 

Изобразительное искусство тех времен было плотно связано (а зачастую и прямо ограничено) с культом фертильности, и в его рамках племена более-менее одинаково активно поклонялись как мужскому, так и женскому половым началам. Изображения фаллосов и округлых женских силуэтов встречаются в первобытном искусстве примерно в равном количестве.

В более поздних культурах иерархия прослеживается уже вполне чётко, а в некоторых цивилизациях даже зафиксирован момент её установления. Речь, конечно же, о мифах. В древнейших из дошедших до нас сюжетах мифологии, например шумерской, присутствует эпизод сражения абсолютных мужского и женского начал, в котором победило первое. Каноны физической привлекательности начали оформляться в древних цивилизациях ещё до нашей эры. Любовь к узким плечам и тонкой талии у женщин в Египте, индийские изображения божественных красавиц с поднятыми бюстами и широкими ягодицами. В более позднем буддистском каноне фигурируют 18 обязательных признаков женской красоты и 32 отличительных признака Будды, которые, как несложно догадаться, проецируются на красоту мужскую. В числе последних приводятся «округлённые, мягкие, как у младенца, и в то же время длинные и красиво поставленные руки и ноги, широкие округлые плечи, колени ног не выдающиеся; кожа золотистого цвета, тонкая и нежная, белые ровные зубы, плотно прилегающие губы, глаза, подобные сапфиру, и красивые ресницы».

← Эту некогда популярную точку зрения опровергают многие современные антропологи, указывая на то, что систему неравенства, подчинения и управления люди унаследовали от своих животных предков.

Настоящая помешанность на мужском теле началась, как известно, в античности. Судя по дошедшим до нас изображениям, в древнейшие времена во время сражений с врагами и соревнований друг с другом греки носили набедренные повязки. По свидетельствам Платона, первыми отказались от какой-либо одежды критские атлеты на олимпийских соревнованиях, затем спартанцы, а повсеместный обычай состязаться нагишом появился, как утверждал немецкий антрополог Ханс-Петер Дюрр, только к 15-й Олимпиаде (715 год до н. э.).

Женщин в Древней Греции ни во что не ставили как в социальном, так и зачастую в сексуальном плане, зато мужчин объективировали активно, причём свои же товарищи по гендеру. Женские фигуры, за некоторыми исключениями, было неприемлемо изображать нагими. При этом, чтобы найти хотя бы одну «одетую» древнегреческую скульптуру мужеского пола, придётся некоторое время покопаться в картинках Google по запросу «античные статуи». Для тех, кто уже спешит заявить, что это лишь пресловутый нарциссизм, напомним, что древние греки в большинстве своём совершенно не были похожи на те изображения, с которыми мы привыкли их ассоциировать. Это прекрасно показал историк культуры Эндрю Стюарт в своей книге Art, Desire, and the Body in Ancient Greece. Судя по археологическим находкам, среднестатистического эллина вообще сложно назвать красавцем: плотный, коренастый, коротконогий мужчина. Так что даже несмотря на то, что в античной Греции скульптуры лепились с натуры, это не портреты реальных людей, а, скорее, эталоны божественной и, по сути, недостижимой красоты. Как, например, мастерски отретушированные фотографии мужчин атлетического телосложения в современных глянцевых журналах.

Сильнейшим толчком к эротизации человеческого тела стало чувство стыда, вынудившее людей начать прикрывать некоторые свои «срамные» места, что напрямую связано с развитием предметов одежды. Зигмунд Фрейд в этой связи писал: «Прогрессирующее вместе с развитием культуры прикрывание тела будит сексуальное любопытство, стремящееся к тому, чтобы обнажением запрещённых частей дополнить для себя сексуальный объект». Именно это любопытство, по мнению отца псиохоанализа, и трансформировалось в итоге в сублимацию.

По-хорошему, о динамике восприятия обнажённого и необнажённого мужского тела в истории различных цивилизаций пишут целые книги, поэтому мы в рамках статьи перескочим сразу к главному — к объективации мужского тела в ХХ веке. Примерно до середины столетия место женщины в искусстве ограничивалось редкими пейзажами, натюрмортами и портретами влюблённых пар, и даже изображение обнажённых тел других женщин считалось серьёзной провокацией. Известен случай, когда на московский художественной выставке Общества свободной эстетики в 1910 году дичайший скандал вызвали две картины кисти Натальи Гончаровой, на которых были изображены нагие девушки. Полиция арестовала «порнографические» полотна, а художницу официально обвинили в совращении молодёжи.

Уже после мировых войн, когда западный мир взорвался освободительными движениями, художницы-феминистки целенаправленно проблематизируют практически всё, начиная с привычного образа женского тела и заканчивая порядком позирования натурщиков. Предлагается новый, женский взгляд на мир как противовес взгляду мужскому. Художницы начали использовать изображение голого мужчины в качестве антисексистской меры с целью тем самым вернуть себе право свободно выражать своё вожделение, что прекрасно подчеркивает высказывание одной из самых видных фигур феминистических арт-кругов того периода Луизы Буржуа: «The phallus is a subject of my tenderness». Женщины-фотографы, которые в 1970-х впервые начали снимать обнажённых мужчин, долгое время подвергались жёсткой критике со стороны консервативных кругов, но за неимением осмысленных аргументов общество вскоре с этим смирилось.

Одним из основных направлений феминистического искусства стало представление мужских образов в гротескной или абстрактной формах. Например, на картинах Юнис Голден или фотографиях Дайаноры Никколини мужчина и вовсе обезличен, внимание фокусируется лишь на отдельных пикантных частях его тела. Мужское тело часто предстает как совершенно бездушная машина, агрегат, как на знаменитых скульптурах польской художницы Магдалены Абаканович или в фотографиях Мелоди Д. Дэвис, которая кроме всего прочего так же получила известность как автор обширного пособия по чтению мужского тела The Male Nude in Contemporary Photography.

В коммерческой культуре объективация мужского тела носит уже тотальный характер. Включите ящик — и практически в любой рекламе вы увидите идеально сложенного мужчину. Ни о какой иронии или степенях свободы тут речи не идёт. Очень значима в этом отношении рекламная кампания Calvin Klein 1983 года, в рамках которой был представлен по тем временам радикально провокационный снимок Брюса Вебера, изображающий атлетического телосложения мужчину в одних трусах. После этого плаката образы обнажённых мускулистых мужей начали встречаться практически повсеместно: на обложках журналов, в кино, в рекламе еды, одежды, туристических компаний. К чему мы приходим в итоге? Правильно, к обожествлению Райана Гослинга (или кто там новый Райан Гослинг?).

Есть и другая интересная тенденция в мужской объективации — это, конечно, феминизация, «оженствевление» мужчины. Кажется, ещё со времён старика Дэвида Боуи андрогинность и бисексуальность мужчины вполне плотно вошли в поп-культуру Запада. Да что там, вспомним, кто мог стать первым парнем на любой нью-йоркской или московской вечеринке лет восемь назад? Чувак в самых узких джинсах и желательно астенического телосложения. Правда, на смену этому образу в качестве модного затем пришёл прямо противоположный, но это уже не так важно: номинально «женские» черты внешности или предметы гардероба уже давно не воспринимаются в развитом мире как нечто невероятное. Некоторые исследователи отмечают и тренд к уравниванию ролей подчинения и доминирования в рекламе — женщина-полицейский пускай и ассоциируется у многих с сексуализированным образом, на определённых плакатах выступает в роле власти-регулятора, который определяет, прошёл ли мужчина тест на гладкость кожи или отсутствие алкогольных паров в дыхании или нет. Некоторые феминистские группы считают популяризацию андрогинности панацеей от всех гендерных проблем человечества. Богатая почва для изысканных конспирологических теорий.

Один из основателей российской социологической школы Игорь Кон сформулировал достаточно четкие основания популярности теории объективации. Она, на его взгляд, обусловлена тем, что объединила в себе две разные интеллектуальные традиции: 

1. социально-критическую, уходящую своими идейными корнями в марксизм философию отчуждения, согласно которой все проблемы современного человека порождены его овеществлением и превращением в товар;
2. психологическую теорию самосознания как зеркального «Я», то есть превращение себя в объект саморефлексии с целью посмотреть на себя глазами «другого».