Затрагивая в наших материалах тему акционизма, мы пришли к выводу, что у большинства читателей это явление вызывают в лучшем случае непонимание, а в худшем — исключительное неприятие. Чтобы разобраться в вопросе, мы подготовили серию материалов об истории акционизма, его инструментах и задачах. В первой статье редактор раздела «Искусство» сайта Colta Сергей Гуськов рассказывает, как работает акционизм и для чего он нужен.
Как это работает
Недавно мой знакомый Михаил Заиканов организовал художественную акцию. Создал секретную группу в Facebook, куда, правда, сразу же записал несколько сотен френдов, которых призвал добавлять других возможных участников. Там же он разъяснил суть готовящейся акции, предложил сценарий и пересказал советы юристов, с которыми загодя проконсультировался. Предупреждённые (благодаря той же группе в FB) журналисты и блогеры прибыли на место заранее. Наконец, час икс. Собираются люди и выстраиваются в очередь к «Макдоналдсу» около метро «Пушкинская». Полицейские просят разойтись и стандартно «не препятствовать пешеходам». Участники акции, сделав своё дело, уходят.
В соцсетях появляются фотографии, новостные сайты публикуют материалы: акцию называют флешмобом, участников — политическими активистами. Местами перевираются детали. Произошедшее интерпретируется, в зависимости от СМИ в него вкладываются разные смыслы. Акции при всей своей непосредственности существуют, прежде всего, в документации — фото, видео, описания. Свидетелей обычно не так уж и много, да и человеческая память не самая надёжная штука: подробности забываются, фантазии добавляются. Поэтому художники стараются звать тех, кто запечатлеет их акцию.
Это один из сценариев — далеко не единственный, хотя и характерный. Подготовительный этап, как и реализация задуманного, может быть сложнее или проще, задействовано может быть больше или меньше участников. Технология одна: зависит всё, как и в случае живописи, скульптуры или видеоарта, от таланта конкретного художника и обстоятельств.
При чем тут политика
Акционизм всегда был одной ногой на территории радикальной политики, рядом с гражданским сопротивлением и борьбой за права. Он довольно часто и воспринимается так, словно это своего рода протест. Хотя при этом забывают, что, во-первых, художники используют злободневные сюжеты в игровой форме, а во-вторых, политическая тематика нужна им в большинстве случаев для решения скорее внутрихудожественных вопросов, чем общественных.
Иногда бывает сложно сказать, что перед нами — политическая или художественная акция, произведение искусства или гражданский протест. Но обычно определяется довольно легко, хотя какого-то универсального правила нет. Только на глаз. Оттого и столько споров. Понятно, что самосожжение Яна Палаха в Праге в 1969 году не находится на территории искусства, тогда как акция группы «Войны», когда те поминали Дмитрия Пригова в московском метрополитене — совсем не про политику в общепринятом понимании.
В России, где публичная политика отсутствует, любое действие в общественном месте — а художественные акции бессмысленно проводить в уединении — рассматривается как угроза «порядку вещей» с одной стороны теми, кто это порядок поддерживает, и с другой — теми, кто его хочет изменить. Отсюда такая чрезмерная политизация действий «Войны», Pussy Riot или Петра Павленского. И это реакция не только властей, но и большинства жителей страны — хотя, например, в конце 1980-х и 1990-х деятельность московских акционистов воспринималась менее агрессивно или восторженно, да и вообще без пафоса. Скорее, как чудачество или хулиганство. Всё-таки «лихие 1990-е», чего только не происходило, помимо акций.
Властям, ФСБ и тогда ещё милиции было наплевать на художников до того момента, пока те не покусились на святое. В 1999 году участники группы «Внеправительственная контрольная комиссия» залезли на Мавзолей с транспарантом «Против всех», где и были задержаны. Тогда по закону если бы большинство граждан проголосовало на любых выборах, президентских или депутатских, против всех, то все прежние кандидаты должны были быть сняты с голосования, что угрожало сложившейся политической системе. Этот недосмотр позже был исправлен властями, а за деятельностью художников-акционистов стали следить. И пресекать. И ироничная «Монстрация», и всемирно известные танцы в храме Христа Спасителя, и прибивание яиц к мостовой на Красной площади сталкивались с запретами, заканчивались уголовным преследованием, а то и самыми настоящими репрессиями.
В России, где публичная политика отсутствует, любое действие в общественном месте — а художественные акции бессмысленно проводить в уединении — рассматривается как угроза «порядку вещей», с одной стороны, теми, кто это порядок поддерживает, и с другой, теми, кто его хочет изменить.
Зачем это нужно и почему так выглядит
Художественные акции позволяют лучше понять историю страны и настроения в обществе. Самые яркие акции, как и лучшие фильмы или книги, могут сказать о времени больше, чем учебники истории. Но это и так очевидно. Современному искусству свойственно обращаться к злободневным сюжетам, но то, как это делается — не всегда самым очевидным образом, — помогает иначе взглянуть на происходящее. Когда в 1990-е на месте снесённого памятника Дзержинскому художник Александр Бренер взывал к прохожим: «Я ваш новый коммерческий директор!», это было знаком сменившейся эпохи — на место одной «святыни» пришла другая.
Сами художники в свои акции, как и в большинство произведений в других медиа (живопись, инсталляции, видео), вкладывают зачастую вовсе не то, что в них ожидают увидеть. При этом художники могут очень серьёзно и убедительно рассказывать о политической подоплёке своей деятельности, но, помимо того, есть внутренняя логика развития искусства, есть эволюция самого художника — и то и другое довольно запутанные. Но само появление и распространение акционизма связано, прежде всего, с тем, что искусство всегда ищет и находит новые, более доступные способы диалога со зрителем. Венские акционисты вышли на улицы и в другие публичные места в те годы, когда уже нельзя было не замечать влияние СМИ и то информационное пространство, которое они создают. Сегодняшние художники точно так же среагировали на интернет и социальные сети: те же акции «Войны», Pussy Riot и Павленского без этого просто были бы не замечены.
Самая распространённая реакция: «Все это ерунда, мы и сами так можем сделать, вот раньше было настоящее искусство». Но в какой-то момент восприятие той же живописи изменилось под влиянием новых обстоятельств (что не означает, что картина не станет в будущем актуальным медиа — всё возможно), даже с классикой мы сталкиваемся в копиях — в отлично напечатанных альбомах или в сети. У людей, в том числе и у тех, кого художественные акции возмущают, уже другой взгляд на вещи по сравнению с тем, что был пару десятков лет назад, а вот сознание, принимающее изменения, традиционно запаздывает. Впрочем, так же возмущало современников любое новое для какой-либо эпохи искусство.
Комментарии
Подписаться