В воскресенье, 9 ноября, в Каталонии пройдёт не референдум, запрещённый испанским правительством, но, по выражению регионального премьер-министра, «массовый опрос». Такой формат безусловно является уступкой Барселоны Мадриду, но вместе с тем обозначает решительное желание каталонцев продолжить форсировать независимость региона и, в конце концов, нации.
Почему сейчас?
Каталонизм (каталонский национализм) начался примерно с того момента, когда Каталония на правах принципалитета вошла в состав объединённого Испанского королевства, а кастильские монархи начали методично давить мощную региональную идентичность каталонцев. С тех пор, чем сильнее Мадрид пытается истребить каталонизм, тем с большей любовью и заботой последний пестуется местной интеллигенцией и находит отклик у широких масс. После падения режима Франко и роста экономики Испании на заре 2000-х сепаратизм на время вышел из тренда, но как только по Южной Европе грохнул мировой финансовый кризис, жители одного из самых развитых её регионов вновь задумались о самостоятельности.
У нынешнего всплеска борьбы за Каталонию есть триггер — разработанный каталонским парламентом в 2006 году статут о расширении автономии был обжалован тогдашней главной оппозиционной силой в Испании — Народной партией — в Конституционном суде. В результате горячей дискуссии (6 голосов против 4) судьи заблокировали статут в 2010 году, а уже в 2011-м консервативная Народная партия получила 44% мест в национальном парламенте и стала правящей. Тогда каталонские сепаратисты поняли, что совсем по-хорошему не получится, и уже в 2012-м на улицы всей Каталонии под лозунгом «Каталония — новое государство Европы» вышло 1,5 миллиона человек.
Назначенный каталонским парламентом на 9 ноября 2014 года референдум должен был стать решающим этапом борьбы за независимость, однако в середине октября после десятичасовых переговоров с тремя главными националистическими силами региона глава Каталонии Артур Мас сообщил об отмене референдума. Мас заявил, что голосование не может быть проведено без правовых гарантий, а в них центральная власть каталонцам категорически отказала. Мадрид своей позиции придерживается четко: Испания — унитарное государство, поэтому вопросы суверенитета должен решать весь испанский народ, а не жители одного региона.
Согласно социальным опросам, процент поддерживающих независимость Каталонии вырос с 33,6% в 1996 году до 54,7% в 2013.
Портрет каталонского националиста
Каждый, кто хоть раз был в Барселоне, одном из самых популярных туристических направлений в России, поначалу всегда дивился обилию национальных каталонских флагов с ало-золотистыми полосами. Являясь одним из культурных центров современной Европы, глобальных городов, Барселона совершенно игнорирует закрепившийся ещё в прошлом веке скепсис в отношении любых националистических движений и постулирует свою уникальность в почти слишком навязчивой манере. Здесь каталонец почти каждый, хотя вряд ли кто-то станет доказывать тебе это с оружием в руках, как, например, в Стране басков.
Каталонизм (и это отличает его от большинства других современных националистических движений) — прерогатива интеллигенции. Если бы не поколения профессоров, писателей, архитекторов, деятелей культуры и, что совсем немаловажно, преданных национальной идее локальных политиков, вряд ли бы сегодня над каждой пакистанской продуктовой лавкой висела эстелада. Не дать затухнуть огоньку каталонизма — практически наследственный моральный долг каждого местного гуманитария, со временем нашедший своё отражение и в статье расходов регионального парламента.
«Вот если бы мы были просто испанцами, то сейчас бы здесь не сидели», — рассказывают мне Ибан и Серрат, преподаватели каталонского языка в СПбГУ, придерживающиеся полярных мнений по поводу независимости родного региона: «Как только грянул финансовый кризис, Испания резко свернула большинство своих культурных программ, Каталония же в последнюю очередь откажется от продвижения своей культуры за рубежом».
«Кстати, идею независимости здесь поддерживают отнюдь не только студенты-историки, жители Барселоны в пятом поколении. На митингах нередко можно встретить иммигрантов из Азии и Латинской Америки. Для них поддержка каталонизма — своеобразный билет в местное сообщество, способ почувствовать себя частью целого, принять новую идентичность. Тут даже сложно выделить какие-то социальные группы. Понятно, что условные жители центральных районов Барселоны активнее борются за независимость, чем, скажем, семьи из тихих пригородов, но с классовой точки зрения поддержку самостоятельной Каталонии выражают и работники фабрик, и владельцы этих фабрик; и бедные, и богатые. Кое-что меня в этом даже смущает — ведь такие серьёзные изменения не могут пойти на пользу одновременно и тем, и другим, кто-то наверняка проиграет», — к такому выводу приходит явно придерживающийся левых взглядов Ибан.
«Лично я очень рада видеть такую массовую поддержку каталонизма. Мой отец, будучи преподавателем каталанского, много лет просидел в тюрьме при Франко и сегодня счастлив как никогда, видя, что его борьба не прошла напрасно. При этом я не против Испании, когда я приезжаю в Мадрид, я точно так же чувствую себя дома, спокойно разговариваю на кастильском, а испанскую культуру считаю и своей культурой. Но я за Каталонию, за то, чтобы мы могли сами решать свои проблемы, не оглядываясь и спрашивая разрешения у центральной власти», — это уже слова Серрат.
Если бы не поколения профессоров, писателей, архитекторов, деятелей культуры и, что совсем немаловажно, преданных национальной идее локальных политиков, вряд ли бы сегодня над каждой пакистанской продуктовой лавкой висела эстелада.
Экономика на первом месте
Однако оба моих собеседника соглашаются, что настоящая, прагматическая причина нынешней вспышки сепаратизма в Каталонии — экономика. Регион является одним из самых экономически развитых в Испании: вклад Каталонии в национальный ВВП составляет 18,8%, что даже больше, чем у Мадрида (17,6%), а доля среди национального экспорта — 26%.
При этом, разумеется, каталонцы жалуются на фискальный дисбаланс, то есть на то, что вместо разумного распределения собственных доходов регион, поставляющий в королевскую казну около 25% всех налоговых доходов Испании, вынужден тянуть на себе каких-нибудь отсталых андалусийцев, получая рефинансирование из центра совсем не по пропорциональному критерию. Если в период роста экономики эта нагрузка не ощущалась остро, то теперь подобная благотворительность в глазах более рачительной части местного населения выглядит расточительством. Фискальный дисбаланс, то есть отрицательная разница между отправляемыми регионом налогами и возвращаемыми центром инвестициями, в Каталонии один из самых высоких в Европе — около 7,5–10%. Согласно исследованиям экономиста Хосепа Дескенса, из 14 сравнимых по ВВП регионов Европы девять имеют фискальный профицит, то есть получают от правительства даже больше, чем отдают, а у остальных дефицит не превышает 3%. Схожая с каталонской ситуация наблюдается лишь в Италии с провинциями Ломбардия и Эмилия-Романья, именно это придаёт сил сепаратистской риторике знаменитой Лиги Севера. Профессор Колумбийского университета Хавьер Сала-и-Мартин называет фискальный дисбаланс «главным вызовом на пути к развитию каталонской экономики в течение следующих 25 лет». Этот вопрос в публичном испанском дискурсе активно замалчивается, так как в центристско-ориентированном обществе никто не рискует навлечь на себя ассоциации с итальянскими ксенофобами из Лиги Севера.
С тем, что Испании без Каталонии будет очень и очень плохо как экономически, так и с точки зрения взрывного сепаратистского потенциала других автономных сообществ, все более-менее понятно, главный вопрос — так ли мощна гипотетически независимая Каталония, чтобы пренебрежительно отказаться от соседей? Дескенс считает, что ещё как мощна: «Сторонники статус-кво в своей риторике забывают, что если бы Каталония была независимым членом ЕС, около половины её территории подошло бы под критерии «предпочтительной зоны» для евросоюзных инвестиций. Сейчас же Каталония является лишь обычным региональным субъектом и, кроме того, что недополучает инвестиций от Мадрида, вообще ничего не получает от Брюсселя». С природными ресурсами у региона все не очень, зато процветают не только туризм, малый бизнес и сфера услуг, но и мощный индустриальный комплекс. Популярный аргумент против отделения Каталонии ровно тот же, что и у всех оппонентов сепаратизма по всему миру — её основным рынком сбыта является Испания. Дескенс не верит в намеренное эмбарго испанского правительства на каталонские продукты и драматическое снижение качества этих продуктов в случае сецессии, а партнерство с крупным соседом не считает препятствием для суверенитета: «Испания также является крупнейшим рынком и для Португалии, но это же не служит поводом для воссоединения?» В конечном итоге, по мнению Дескенса, всё будет зависеть от уровня компетентности независимого каталонского правительства: «Мы, конечно, не можем быть уверены в том, что оно сможет эффективно управлять экономикой, но мы точно знаем, что работа испанского правительства в этой области на протяжении последних 100 лет не отличалась высоким качеством».
«Мы, конечно, не можем быть уверены в том, что оно сможет эффективно управлять экономикой, но мы точно знаем, что работа испанского правительства в этой области на протяжении последних 100 лет не отличалась высоким качеством».
«В конечном счете, я не верю в отделение»
«Эта экономическая подоплёка нынешнего движения за отделение мне не нравится, — размышляет Ибан. — Знаешь, на что это похоже? „Ребята, всё было не так плохо, но сейчас кризис, денег мы вам давать не хотим, поэтому идите-ка в жопу!“ Некрасиво это». Каталонский тренд, если исключить из него культурно-национальную подоплёку, прекрасно укладывается в общеевропейский правый поворот. Более экономически развитые немцы и англичане жалуются на то, что им приходится тянуть на себе ленивых южан от Пиреней до Балкан, богатые баварцы или ломбардцы жалуются на своих соседей по стране, идея нового европейского супергосударства трещит по швам. Именно поэтому брюссельские чиновники явно не в восторге от требований каталонцев, и описанная Дескенсом перспектива Каталонии как независимого члена ЕС кажется, мягко говоря, натянутой. Легче представить принципиально новую наднациональную структуру, которая, как во времена Священной Римской империи, будет номинально господствовать над множеством и множеством мелких европейских княжеств.
«В конечном итоге я не верю в отделение. Мадрид этого не допустит, а поддержка независимости у местного населения не настолько запредельна, чтобы идти ради этого на что угодно. А вот расширение экономической автономии, как у басков, вполне вероятно», — заключает Ибан. «А я верю, жду и надеюсь. Если когда-то референдум всё-таки состоится, пойду на него и поставлю своё „Да“. Но сражаться за это с оружием тут никто никогда не будет. Каталонцы не любят крови», — заявляет Серрат. И то хорошо.
Комментарии
Подписаться