Почему люди готовы поступаться свободой и поддерживать цензуру

 Сегодня в новостных лентах появились материалы исследований, согласно которым половина российских граждан выступает за цензуру в интернете, дабы защититься от «опасных сайтов». Вместе с тем, ограничение доступа к мировой сети одобрили лишь 15 процентов опрошенных, а 37 % оказались против такого поворота событий (остальные воздержались или затруднились ответить). 

Если посмотреть на страны с тоталитарной политической системой (и обратиться к нашему недавнему прошлому), то напрашивается парадоксальный на первый взгляд вывод: чем сильнее ограничивают свободы народа, тем больше ему это нравится. Этот поразительный факт и вариация на тему стокгольмского синдрома позволяет диктаторам продолжать править государствами, в каждом квартале принимая хотя бы по одному «драконовскому» закону. Лица людей во время выступления Фиделя Кастро на Кубе светились радостью и счастьем, слёзы корейцев во время похорон Ким Ир Сена были искренними и неподдельными. Почему народ так любит «отцов нации», если ежедневно люди обнаруживают себя голодными, раздетыми и обобранными?

Первым «скрепом» тоталитарного государства является культ личности вождя. Харизматичные лидеры используют столь своеобразную форму идолопоклонства, чтобы заставлять граждан следовать за ними. Культ вождя множат подконтрольные государству СМИ: в таких источниках о промахах президента или лидера партии не говорят, а если новость невозможно обойти стороной, сглаживают углы и манипулируют повесткой дня.

Вторым важным моментом в управлении информацией является её герметичность: в 2010 году журнал The New Yorker взял интервью у школьницы Сонг-хи, которая предприняла попытку сбежать из Северной Кореи. Издание напечатало правдивую историю ребёнка, который бежит от голода и нищеты — зазеркалья, в котором люди ежедневно делают вид, что счастливы.

О том, как скрывалось реальное положение дел в стране, претендующей на статус сверхдержавы, писал Солженицын — ценности со времен «Одного дня Ивана Денисовича» и «Архипелага ГУЛАГа» не изменились совершенно. Идею бегства от свободы в одноименном произведении высказал Эрих Фромм, с той лишь разницей, что рассуждал скорее о взаимоотношении человека и человека, а не человека и государства. Тем не менее, он дал довольно точное определение тому, как и почему мы впервые вступаем на дорогу покрывательства и любви тоталитарных режимов: «Если человечество не может жить с опасностью и ответственностью, присущими свободе, оно обращается к авторитаризму».  

Фотографии некогда народных избранников канонизируются — государственное учреждение превращается в храм, только поставь рядом с ликом вождя лампадку; лидеры страны отождествляются с полубогами, каждое действие которых априори будет верным; президент превращается из важного чиновника и социального начальника в защитника народа и чести нации. В этой связи вспоминаются слова знаменитого французского антрополога и психолога Гюстава Лебона: «Вожак может быть иногда умным и образованным человеком, но вообще эти качества скорее даже вредят ему, нежели приносят пользу. Ум делает человека более снисходительным, открывая перед ним сложность вещей и давая ему самому возможность выяснять и понимать, а также значительно ослабляет напряженность и силу убеждений, необходимых для того, чтобы быть проповедником и апостолом».

 В конце концов, даже те страны, которые мы сейчас считаем демократическими, воспитывают подрастающее поколение на принципах определённой идеологии.  

В нашем фольклоре есть поговорка: «Ничего так не сближает людей, как совместное застолье и драка». Граждане тоталитарного государства, политика которого направлена на вычленение страны с карт доверительных взаимоотношений с соседями, должны получить внешнего врага — нелепого, неловкого, «тупого», агрессивного и задиристого, но более слабого, чем подчиняемая диктатору армия. У Оруэлла в «1984» была так называемая «двухминутка ненависти» — род занятий, в рамках которых граждане Океании смотрели фильм о врагах государства и «болезненной» идеологии (в данном случае — демократии), скандировали лозунги, выкрикивали имена и требовали уничтожения Эммануеля Голдстейна, на месте которого сегодня может оказаться кто угодно. 

В конце концов, даже те страны, которые мы сейчас считаем демократическими, воспитывают подрастающее поколение на принципах определённой идеологии. Где-то детям говорят, что капитализм есть самое страшное зло на земле, где-то, напротив, уверяют, что коммунисты — враги прогресса и современного общества. Хромающая система образования не успевает вовремя реагировать на современные реалии мира и ждёт отмашки «царьков», воспитанных, в свою очередь, на тех же старых и эффективных, но имеющих репрессивную природу идеологиях.

Стерильность оппозиционного поля не даёт людям возможности выбирать: в конечном итоге хаять правительство становится бесполезным, затем — «неудобным», после — осуждаемым, ну и в конечном счете — преступным. Как правило, на этой условной стадии человек перестаёт сомневаться в чём-либо. Если каким-то случайным способом тень сомнения в его суждениях посеять все-таки удаётся, грядущий когнитивный диссонанс блокируется риторическим вопросом «Если не N, то кто будет вместо него?». Подобное самовнушение иссушает почву, на которой всходят ростки сомнений.

Ещё одно возможное объяснение потребности в цензуре — нежелание получать любую информацию, которая будет противоречить полученным ранее знаниям. В своем труде «Психология народов и масс» упомянутый выше Лебон пишет: «Толпа никогда не стремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает поклоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщает её. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится её повелителем; кто же стремится образумить её, тот всегда бывает её жертвой». Здесь же можно вспомнить знаменитых обитателей платоновской пещеры, которые скорее уничтожат сородича, пытающегося рассказать им о другом, внешнем мире, нежели отвернутся от созерцаемых ими теней, которые они принимают за единственно возможную реальность.

Даже если информация носит сенсационный характер, полностью правдива и имеет множество независимых друг от друга источников, поглощать её будут не так охотно, как какую-нибудь байку, подтверждающую уже сформированное мнение. Из-за лени людей и нежелания разбираться в вопросах, к примеру, раскрытые коррупционные скандалы не приводят ни к каким изменениям и не отражаются на доверии избирателей.

Ну и, в конечном итоге, большинство граждан до сих пор живут в относительной изоляции. Недавнее исследование ВЦИОМ показало, что более половины опрошенных россиян считают, что качество жизни и продуктов питания, возможность «правильного» воспитания детей, жилищный вопрос, поиск работы и досуг в России лучше и качественнее, чем в других странах мира. При этом около 75 процентов россиян не имеют загранпаспортов и, следовательно, никогда не бывали за рубежом.