«Загасить нефера с вертушки было верхом крутизны»: Анонимное интервью с бывшим любером

Папа, зачем ты бил металлистов?

Итак, вы любер.

Любер, да.

Почему вы настояли на анонимности?

Я взрослый человек, у меня семья, бизнес. Выступать публично, рассказывая о делах… как бы это сказать… делах не совсем законных (то есть мы дрались, били людей, а люди били нас, были телесные повреждения, отъём имущества был) — всё это весело вспоминать с друзьями. Но публичность мне вообще ни к чему. Бизнес-партнёры будут показывать пальцем: «О! Вон любер идёт». Или, может, мои дочери читают ваш сайт? Что они скажут: «Папа, зачем ты бил металлистов?»

А зачем вы били металлистов?

Слушайте, это сейчас всё разрешено. Хочешь — будь металлистом, педерастом, кем хочешь, хоть в говне вымажись. Всё дозволено. А тогда для нас, пацанов с рабочей окраины, это было дико. У нас братья, отцы — все служили в армии, работали на заводах, кто-то сидел — это такие были мужики: чуть что — сразу в лоб. А тут вдруг появились эти, грязные, волосатые. Вот я расскажу: шли, например, металлисты по парку и орали, и бутылки били. За что их любить?

Понятно. У вас было прозвище в люберской среде?

Да. Сейчас смешно вспоминать, потому что у меня вес 110 кило. А тогда меня звали Худой. Худой — потому что бицепс не рос. Я его качал, качал — гантелями, штангами. Для пацана же как? Бицепс — главная мышца. Чтобы майку надеть, а там ручища такая здоровая, как у Шварца. А у меня не рос.

Говорят, приседать надо, чтобы рос. Приседать, тянуть — делать «базу», тогда и вырастет.

Спортсмены приседали, а нам что? Нам ручищи были нужны. Чтобы дал раз, и человек умер… Ну, не умер, а упал, отключился.

Вы все друг друга называли по прозвищам?

Практически. У нас были ещё Дэвид, Лютый, Вицин, Пепс, Шкет. И был Паша. Паша — это тоже прозвище: на самом деле человека звали то ли Васей, то ли Мишей, но он всегда ко всем обращался: «Ну чё, Паша?» Так и сам стал Пашей.

«У нас братья, отцы — все служили в армии, работали на заводах, кто-то сидел — это такие были мужики: чуть что — сразу в лоб. А тут вдруг появились эти, грязные, волосатые».

Вертушка

Вы качались, вы ездили в Москву бить неформалов, так? А помните, как всё начиналось?

Ну, качалки у нас были всегда. Зайди в любой подвал, там гремят железом. Был милицейский рейд в 1980-х, так они 500 — ПЯТЬСОТ! — подпольных клубов нашли. (На самом деле спикер преувеличивает: по итогам рейда в 1987 году милиция обнаружила в Люберцах около 40 подвальных качалок. — Прим. ред.) У нас дома была штанга… Ну, не штанга, а такие заготовки для штанги — две чушки металлические и гриф. Её мой отец на заводе выпилил — тоже по молодости качался. У нас было так: если ты не ходишь в клуб, то ты не пацан. Ты мог даже не заниматься там, а просто сидеть, семечки грызть — но ходить был обязан.

А когда вы решили, что надо ехать в столицу и бороться за чистоту одежды и нравов?

Я был из молодых, в 1987 году мне было 15 лет. В это время старшие уже вовсю ездили драться в Москву. И всё вокруг гремело: мы — из Люберец, люберы, мы — сила! Неформалов обсуждали очень много везде: в школе, в зале, на улице. Обсуждали в таком духе: «Прикинь, как эти брейкеры дрыгаются — ну ва-аще, надо гасить их». Или: «Прикинь, он надел 20 цепей на себя — гасить!»

Сам я впервые увидел неформала в электричке. Я ехал с матерью из Москвы, и там сидел хиппарь — с бородой, в клёшах, с брезентовым рюкзаком. Я на него вылупился как на чудо. У нас были в парикмахерской три стрижки: полька, бокс, полубокс. А тут — волосатый! И с ним ещё подруга ехала, красивая такая. И я думал: «Как? Как такая красивая — с волосатиком?» Ну, а там как-то получилось само собой. Как суббота — набились в электричку, пива купили, едем за приключениями.

Вы кооперировались по дворовому признаку?

По дворовому, по школьному — по разным. Я учился в школе, Шкет и Паша в ПТУ, с кем-то сошлись в зале, во дворе, на футбольной площадке. У нас была просто компания. Я читал про какие-то люберецкие структуры, где один главный якобы по звонку собирал до 200 бойцов на выезд — у нас не было этого. Собрались, уехали, заранее договорились — у нас было так.

Неформалы оказывали вам сопротивление?

Меня вот что удивило: весной 1988-го в парке Горького я увидел группу металлистов, и они все были реальные качки. Я таких не видел, я думал, они слабые, жизнью обиженные. А эти как наши: раскачанные, только с волосами. Как я понял потом, это были мотоциклисты, тусовка Хирурга, которая стала позже «Ночными волками». Вот к ним уважение. А в остальном неферы были дохлые все, бросались кучей. Если вообще смелости хватало бросаться.

У вас был коронный приём в драке? Как вообще вы дрались?

Как дрались? Вставали плечом к плечу и рубились. В Люберцах хорошая школа бокса, поэтому среди нас всегда было один-два боксёра. Потом ещё карате. В нашей качалке висела груша. Все мы постоянно отрабатывали какие-то удары, вертушки. Вертушка — удар ногой с разворота — вот был верх крутизны. Если в драке удавалось загасить кого-нибудь с вертушки, это был повод для гордости.

У вас получалось?

У меня нет. Но я видел умельцев.

Вертушка — удар ногой с разворота — вот был верх крутизны. Если в драке удавалось загасить кого-нибудь с вертушки, это был повод для гордости.

Клетка и парус

Вы носили клетчатые штаны, о которых в посвящении люберам поёт группа «Любэ»?

Все носили клетчатые штаны. Ты приходил в магазин и что там видел? Клетчатые штаны, ботинки — мы их называли «бродягами», зимние ботинки — выбора не было. Потом приходил папа, им давали телогрейки на работе — отдавал тебе свою телогрейку. В Люберцах все пацаны выглядели одинаково.

Внутри качалок ещё были популярны полосатые штаны — «паруса». Не знаю, откуда взялась на них мода. Но я видел, как большие ребята-культуристы предъявляли молодым: «Ты 150 кило жмёшь? Нет? А **** тогда надел паруса?» Считалось, что в парусах могут ходить только совсем качки.

Вы к таким не относились?

Бицепс, помните? Я жал штангу, подтягивался, ел «Малютку», и вообще не рос. Это был возраст такой, что ли, метаболизм очень быстрый. Потом уже вырос, оброс жирком.

Завидовали качкам?

А то! Когда ходишь в зал с человеком, раз в неделю меряешь «банку» и видишь: у него растёт, у тебя нет. Начнёшь завидовать.

А химия? Культуристы того времени говорят, что уже были известны и стероидные препараты, и колоться начали уже — стимулировали рост.

Химия, да… У нас на улице встречались такие быки, что было ясно: сам, своими силами человек так не раскачается, не сможет. В Люберцах есть пруды, там летом загорал весь город: вот там стояли такие куски мяса, как Шварц, как Сталлоне. Это было, конечно, очень круто. Но сам я… Сам я не был настолько заточен на спорт, чтобы колоться.

Какую музыку вы слушали?

Разную. Мы, например, уважали Цоя, хотя он по всем признакам был нефер. Это называлось «волна»: пацаны чёлки зачёсывали, носили галстуки, плащи, перчатки с обрезанными пальцами… Так вот, хотя Цой и был из «волны», но мы его уважали — после фильма «Игла» особенно.

Или у нас в зале часто играл метал, AC/DC. Но это не мешало нам оставаться нормальными: выглядеть нормально, вести себя нормально. Без закидонов.

«„Ты 150 кило жмёшь? Нет? А **** тогда надел паруса?“ Считалось, что в парусах могут ходить только совсем качки».